– Я родился в Рязани, – ответил Саша Пастухов. – Но и в Москве тоже бывал.
– Много раз?
– Много.
– Москву-Сити видел?
– Что?
– Москву-Сити, – повернулся к нему Глеб. – Небоскребы. Стеклянные высотки, как в Америке или Арабских Эмиратах, разве не знаешь?
– А-а. Ну да, видел.
Врет, понял Войнов Глеб, опять чешет. Саша неоднократно рассказывал какие-то странные, похожие на выдумку истории. Когда он описывал поездку на кабриолете, Глеб ухмылялся. Потом мелкий, щуплый сокамерник стал утверждать, что побил здорового тридцатилетнего мужика. Глеб старался пропускать вранье мимо ушей, но сейчас оно взбесило.
– Нет, ты не видел Москву-Сити!
– С чего ты это взял? – задрал нос Саша Пастухов. – Я много путешествовал. Я Эйфелеву башню в Париже видел!
– А затем сел в колонию несовершеннолетних?
– Я сел из-за избиения. Мужика до крови избил.
– Слушай, зачем ты мне заливаешь? Какие мужики, какой Париж? Какой кабрио…
Глеб не закончил вопроса, кто-то плеснул кипятком на руки. Он отпрыгнул от решетки и завыл при виде, как пальцы заливаются синевой.
– Когда проводится поверка, – гаркнул Повислый, – должны стоять с закрытой пастью. Запомнишь, или тебе повторить? – Усатый тюремщик постучал дубинкой по решетке. – Не слышу, цыганенок!
– Пошел ты на хрен, – прорычал Войнов Глеб, корчась и крутясь по полу от боли. – Я тебя еще придавлю! Тварь усатая, вот увидишь!
Но Повислый не зашел в камеру, как желал Глеб, а только заржал во всю глотку. Сука!
Пальцы сжирал огонь, сводило судорогой, словно под ногти вгоняли иглы. Глеб сдерживал вопль, но на руку не смотрел, боялся обнаружить открытый перелом.
Глава 10
В последнее время редко случались ясные ночи. Нынешний вечер была вроде исключения. Никакие облака не заграждали видимость, и небо, это грандиозное полотно, будто пылало черным пламенем. Глеб не мог ощутить температуру, но по виду на улице было холодно: звезды сияют так ярко только в мороз. Где-то высоко, в недосягаемой пустоте бродило тысяча небесных тел, которые отсюда кажутся серебряными крохами. Только из пулеметного окна можно насчитать около десятка созвездий, а сколько их там, на Южной и Северной стороне, где видимость перекрывает бетонная стена?
Но особенную ценность сегодня представляла луна. Не успели мандариновые пятна уходящего солнца потухнуть в сумрачной краске, как она, идеально круглая, размером с пятирублевую монету, поднялась над воспитательной колонией и налилась каким-то особенным оттенком. Цвет был непривычен глазу – ни холодный белый, ни серебряный и даже ни желтый. Глеб понял, в чем дело – это Кровавая луна.
Он еще на свободе слышал, что под конец августа произойдет явление, при котором ночное светило окрасится в алый. «На рекордных четыре часа» – твердили по всем каналам в телевизоре. «Полное лунное затмение! Багровая ночь! Восход дьявола!» Новость подняла на уши также и интернет, но впервые Глеб услышал об этом от своей старушки. Натянув две пары очков на нос и оттого держа газету на расстоянии вытянутой руки, она прочла внуку статью с заголовком: «Что предвещает Кровавая Луна? Факты и вымыслы».
«Глеб, может, не поедешь в Москву? Я волнуюсь»
«Все вещи собраны, поезд через два часа. Хватит читать ерунду»
«Это не ерунда, это – народные приметы. В ночь Кровавой Луны сиди дома, иначе может произойти несчастье…»
«Конечно. Кому эта луна вообще нужна?»
«Ты что! Это явление ожидает вся страна. Только вдумайся: человеку раз в жизни выпадает наблюдать такое редкое и аномальное событие. Ни в коем случае не проворонь!»
Разглядывая луну, Глеб мысленно повторял слова старушки. Чудо природы. Кровавая луна. Насилу моргнув и протерев кулаками глаза, он вновь уставился ввысь, мимо решетки. Может, со зрением что-то не так? Почему нет заявленного цвета? Название будоражит воображение, но фактически же… фактически луна замызгана грязью больше, чем обычно, и если пытаться выявить еще какие-либо цвета, то можно распознать легкую примесь оранжевого оттенка. И ни капли кровавого. Если бы Глеб был астрологом, то он прозвал ее «грязной». Куда более правдоподобное название.
Снаружи раздался электрический треск фонарей. Войнов Глеб подполз к пулеметному окну поближе и стал наблюдать, как на улице один за другим вспыхивают ледяные огни. Свет катился по периметру забора, как змея залезал на каменные стены и решетчатые ограждения, обозначая границы воспитательной колонии. Острые колючки сверкали ярче платины.
Сияние сочилось сквозь стекло, полосуя и без того уродливую руку. На месте пальцев торчало четыре фиолетовых крючка, они распухли, как сардельки, и при малейшем движении разрывались болью. Один большой палец выглядел по-человечески, но, сказать прямо, Глеб плевать хотел, как выглядит рука. В его организме происходили другие куда более тревожные изменения.
Сколько он уже за решеткой, две недели? За две недели у него ни разу не поднимался член. Стоит ли говорить, насколько это странно? Совсем недавно у того была своя жизнь, мог ни с того ни с сего вскочить в любом общественном месте: как автобусе, так в магазине, даже если Глеб сам этого не желал. И вот случилось, когда организм не реагирует даже по утрам! В это сложно поверить, учитывая прежнюю настырность. Еще во времена школы, когда старушка будила к первым урокам, Глеб просил дать ему еще пять минуточек, якобы прийти в себя. Не мог же он расхаживать по квартире со вздутыми трусами.
Первое время Глеб оправдывал свою внезапную немощность волнением и стрессом, но стресс не может длиться две недели. Здесь другое, что-то в образе жизни. Может, все из-за того, что он мало двигается, кровь не циркулирует и, самое главное, не подступает к его мужским жизненно важным точкам?
Эта мысль заставила сердце биться быстрее. Конечно, осознал Глеб, сейчас он разомнется и все будет, как прежде. Почему он раньше не додумался, что причина в таком пустяке? Вот же, бляха муха!
Глеб слез с верхней полки, чуть не придавив сокамерника. Бедняга аж вздрогнул от испуга, когда Войнов Глеб приземлился на пол, как летучая тень. Поджав колени, Саша Пастухов в испуге вытаращил глаза. Полоса уличного света ложилась сверху, отчего бритая голова его казалась особенно бледной. Разве что мешки под глазами отличались насыщенным цветом. Глеб не мог не заметить, как сильно сдал сокамерник в последние дни. К ужину он не притрагивался, от утренней каши отнимал не больше двух ложек. Когда тюремщик Повислый отпирал дверное окно и просовывал две миски, то Саша, вцепившись в свою дрожащими руками, глотал бульон прямо из посудины. Ложки для слабаков, подмигивал Повислый. «Да пошел ты» – отмечал про себя Глеб, наблюдая, как по шее сокамерника струился бульон. Саша выпивал половину, затем ставил миску назад и спешил обратно на койку. Фантастическим историям пришел конец. Со вчерашнего дня Саша перестал одеваться, сидел на своей деревянной полке с утра до вечера, накинув тряпки на костлявое тело – точь-в-точь как сейчас.
Под молчаливым взглядом сокамерника Глеб отошел к стене и сделал пару разминочных движений. Он десять раз присел, затем приступил к наклонам, чтобы растянуть мышцы спины. При каждом наклоне колени хотели согнуться, но приходилось держать их ровно. Главное, размять нижнюю часть тела: таз, ноги. Начав вращать тазобедренным суставом, он заметил, что Саша смотрит на него прежним застывшим выражением. «Как бы не отъехал» – с опаской подумал Войнов Глеб и окликнул:
– Эй, ты когда в последний раз разминку делал?
– Здесь ни разу. Для чего? – ответил тот, пошевелив одним ртом.
– Прогнать кровь в организме. – В правом колене звонко щелкало при приседании. – Когда тебя отправили в колонию?
– В марте.
– Пять месяцев тому назад, – посчитал Глеб и запнулся. Может, Саша что-то знает, и Глеб сейчас тщетно занимается разминкой? – Как думаешь, нам бром в чай подмешивают?
Если бром замедляет не только биологические, но и умственные процессы, то состояние сокамерника ясное тому подтверждение.
– Не знаю. Зачем это?
– Так делают в армии, чтобы солдаты не возбуждались в окопах. Может, здесь так же? Как в колонию посадили, у тебя проблем со стояком никаких не было?
– У меня? – Буря пронеслась по бледному лицу. Саша откинул тряпки и вскочил с такой неожиданной легкостью, что Войнов Глеб не понял, как в метре от него очутился совершенно голый сокамерник. – Как тебя подселили, проблема теперь только одна! Вот она!
Член кинжалом торчал между тощих ног. Саша напирал шажками, в его крошечных зрачках отсутствовал разум.
Глава 11
Что-то с сумасшедшей силой давило Саше на виски, и он еще с большим усилием сжимал их ладонями.
Во всем виноват Глеб, это он ударил по голове. Саша Пастухов привык, что его оскорбляют все кому не лень. И он знает почему. Причина в его большом чистом сердце. Саша Пастухов не умеет врать, он говорит только правду, ту, что лежит на сердце. Большинство людей трусы, а он – нет, ведь чтобы жить, не скрывая чувств, нужна смелость. За то это Сашу презирают. Но если Войнов Глеб нравится ему, почему он должен это скрывать? У соседа слишком соблазнительный торс, чтобы молчать. Жгучие черные волосы. Глеб худой, но хорошо сложенный, каждая мышца на теле прорисована, будто его лепил сам Микеланджело.
Саша Пастухов не думал причинять зла, просто открыл свой секрет, но сосед закричал, будто его убивают. Войнов Глеб колотил кулаками в дверь, и на шум прибежал Повислый. Открыв дверь, усатый тюремщик сразу понял, в чем дело. Выставив желтые зубы, он с явным удовольствием оглядел Сашу Пастухова, забитого в угол. Потом крикнул что-то, но перекричать Глеба не смог. Повислому пришлось вытащить дубинку, чтобы тот утихомирился хоть на секунду.
– Что за беспредел? Что разорался?