Ювенилия Дюбуа

Темно. Люди поредели. В этом городе в такое время можно встретить только определенные группы, к примеру: алкоголиков, бомжей, narikov и подростков-хулиганов. Иногда попадаются персонажи, которые идут на ночную смену или люди с питомцами на вечерней прогулке, но они не считаются. Ночью город наполняется теми, кого не заметишь среди обезличенной толпы.

Я вроде полукровки, да и Е. тоже (хотя, всё же, конченный). Мы прилично вроде выглядим, никого не трогаем. Умеем вполне культурно разговаривать, но в тоже время наши физиономии отлично вписываются в ночную среду, среди шакалов мы – свои.

На пути к лавке на детской площадке Е. достаёт пластмассовую упаковку из-под витаминов. Откручивает крышку и глотает пилюлю. Упаковка перебрасывается в мои ладони – глотаю сразу три. Глаза Е. бешено смотрят на меня, но губы не произносят ни слова. Садимся. Закуриваем. Ждём прихода.

Странно, я даже не поинтересовался, что это за der’mo. Каждый раз ведь Е. приносит что-то новенькое. Ну да hui с ним.

Молчим. Втыкаю перед собой. В какой-то момент понимаю, сигарета давно не дымит. Во рту окурок. Поворачиваю голову быстрее, чем кадр успевает смениться, он тянется, как лизун, образовывая эффект рвотного pizdeca. Прикол. Хочу что-то сказать Е., вроде как спросить, вставило ли его, но не чувствую рта. Только подумал, а Е. уже отвечает. Слышу его так по uёbichnomu приглушенно. Моё лицо то наливается кровью, то она уходит и чувство, что вот ещё чуть-чуть, и я упаду в обморок. Полёты продолжаются. Через неопределённое время стабилизируюсь. Меня мажет, слышу голоса. Вроде уже день. Мы с Е. пляшем, схватившись за руки. Какой-то churban что-то нам говорит, но мы просто убегаем. Мысли отделяются от тела.

Фон меняется, ноги несут нас в непонятном направлении. Очень много приходится мельтешить, огибать. Сколько же здесь магазинов, зданий, заборов, бордюров, фонарей, лавок, детских площадок. Мне приходит в голову мысль о том, что я пытаюсь разрушить себя, да, так и есть. Я хочу разрушить себя, но не в состоянии сам поставить точку. Силы и мысли копятся, а значит, им нужен выход, да. Появляется желание разрушить, если не себя, то хотя бы окружение. Хочется снести всё на своём пути. Разбить, уничтожить, сравнять с землёй! Если мир избавится от человека – это ещё ничего не решит. Человек – организм биологического характера, он умрёт и удобрит собою почву. Самое страшное это то, что останется после человека, а именно: дома, магазины, заводы, скамейки, мусор, пластик.

В этот момент начинаю ненавидеть уже не самих людей, а всё, что мы сотворили путём невообразимого труда. Злость вскипает. Только стоило случиться одному импульсу, и вот мои ноги несутся к ближайшему пивному магазину. Он закрыт до утра. Да и hui бы с ним! Начинаю рыскать поблизости, в надежде найти что-то тяжелое. Благо с этим нет проблем. Куча мусора разного свойства разбросано повсюду. Нахожу бетонный огрызок, который в силах поднять. Е. пытается остановить меня, но слишком поздно.

Разогнавшись, мои руки бросают булыжник в стекло. В тишине, где ещё нет жужжащих машин, раздаётся оглушающий крик. Какая-то часть осколков летит в меня, большая же часть падает на плитку. Blyat`!

Вдруг понимаю, как ужасно меня мучает жажда, прям безумно хочу пить. Организм принимает сигнал, ноги сбивают с края рамы оставшиеся торчать осколки. Забравшись, слышу, как орёт охранная сигнализация, но мне глубоко pohui. Доносится неразборчивый ор Е., который стоит по ту сторону, пытаясь меня вразумить.

Без какой-либо спешке выбираю в холодильнике лимонад, а затем умудряюсь прихватить еще и пачку сигарет. Вылезаю наружу тем же путем, что и залез. Е. в ahue, он бьёт меня по щекам. Начинаем ссориться. Пытаюсь объяснить свой поступок. Пытаюсь сказать ему, что я взял попить не только себе, но и ЕМУ. Он не ценит моего жеста. Наши крики прерывает звук полицейской сирены. Даже в таком состоянии понимаю, нужно срочно s`ebivat`.

Ускользнуть в кусты не получается, слишком поздно. Легавые нас сразу засекают. Не теряя времени, ныряем внутрь квартала. Чтобы угнаться за нами – им придется бросить машину. Blyat`! На хвосте двое достаточно резво бегут. С каких пор в полиции не перекормленные сотрудники? Самое ужасное, что и звук машины с сиреной тоже слышен. Возникает следующий вопрос: когда legashi начали гонять дружжной компанией? Попахивает pizdecom. Несмотря на патовость ситуации – смеюсь, как больной. Не знаю почему, но погоня кажется очень весёлым занятием.

Выбежав на главную улицу – перебегаем дорогу. Горизонт подсказывает единственный путь к спасению, граница леса. Нужно бежать в джунгли, там проще раствориться. На улице начинает светать. Хоть бы legashi не разобрали наших лиц. Не знаю как Е., но я не привлекался по уголовке ни разу и не собираюсь. Blyat`! Ebuchie nariki. Ненавижу свою дыхалку. Такой молодой, а уже изрядно подтрепался. Радует только то, что, обернувшись, я вижу, как и закон подустал. Появляются кое-какие шансы.

Ныряем по скверам, чтобы полностью понизить преимущество мигалок. Проходит ещё время и нам удаётся добежать до границы леса. Ныряем в самую гущу. За спиной слышно, как остановилась машина, и уже свежая отдохнувшая пара ног начинает нас прессовать. Тут поможет только sranoe чудо, которого не существует.

Не сговариваясь, разделяемся в противоположные стороны, начиная теряться в лесу. Здесь, среди природы, так странно находиться, что я подсаживаюсь на новую измену. Теперь создаётся впечатление, будто за мной гонится не только человеческое дитя в погонах, но и призрачные тени духов. Хотя за что? Подождите. Эй вы, лесные pizdyuki, я же наоборот за вас. Я прям как те самые немцы, которые были против проклятых фашиков. Я типа в этой аллегории пытаюсь вести свою маленькую войну против eblana с лобковой стрижкой под носом и грустной чёлкой, как у поклонника эмо-кора.

Ковыляю из последних сил. Ещё немного и просто начну блевать, в лучшем случае не сдохну. Мои глаза цепляются за упавшее дерево, да ещё с подкопом. Аллилуйя! Но чудом я это всё равно не рискну называть. Просто совпадение. В последнем припадке падаю в углубление. Начинается самый ад – отдышаться. Меня колотит, тело разрывает агония. Нельзя сильно шуметь, а то всё зря. Собирайся, mudak, ну же!

Дико клинит. Лес давит своей густотой. Здесь будто снова ночь. Меня трясёт от страха, но не из-за добропорядочных полицейских, которые просто выполняют свою работу. Так хочется просто встать и продолжить бежать, пока мышцы не забьются окончательно, пока дыхалка не выхаркнется на асфальт или землю, но пока нельзя. Пытаюсь вернуть себе контроль. Вслушиваюсь. Ноги «ковбойчика» топчутся где-то рядом. Он меня потерял. Начинаю слышать звуки рации, как дядя пытается связаться со своими, но тут лес, детка, связь крайне паршивая. Потоптавшись на месте без какого-либо результата, звук погонов начинает удаляться.

Ещё с час лежу в яме. Жутко холодно, замёрз. Голова потихоньку проясняется. Не так, чтобы уж очень ясно. Будто тяжелое похмелье застряло в одной секунде от пробуждения. Когда ты просыпаешься в замыленном объективе своих мыслей. Пока пытаюсь согреть руки, растирая их друг о друга, замечаю, что покрыт мелкими порезами. Интересно, как там Е.? Надеюсь, его не повязали. Этот pizdyuk может слить меня. Неудивительно, стремно ловить уголовку, когда ты ничего плохого не делал. Просто балдел от [ЦЕНЗУРА], а твоему другу приспичило попить.

Чем больше отпускает, тем больше меня трясет от пережитого. Выглядывает солнышко, немного согревая. Брожу по лесу в страхе выйти из тени. Вдруг порядок поджидает в засаде? За таких как мы – премия. Я их не виню, у каждого свой путь, типа своя дорога. Без какой-либо социальной и общественной роли не было бы и противолежащего значения. Это факт, аксиома работает в обе стороны. Если бы не было преступников, всяких govnyukov, то и порядок был бы не нужен обществу. Сотни тысяч людей лишились бы работы. А значит, определенный процент этих людей начали бы нарушать закон, так как не смогли найти работу для пропитания.

Начинаю с опаской продираться к выходу окольными путями. Кажется, иду в верном направлении, но, когда выбираюсь из леса, понимаю, что очень сильно скосил вправо, и теперь до дома pizdovat` добрых полтора часа. Я как-то говорил, что в этом городе можно добраться за сорок минут куда угодно и откуда угодно. Походу я нашел исключительный случай. Делать нечего.

Иду нервно озираясь, проверяю телефон. Тридцать пропущенных звонков от матери. Мне pizdec! Сразу же перезваниваю. Она кричит на меня, причём очень сильно. Я бы сказал, у неё даже истерика, но не такая сильная, как могла бы. Благо за свои малые годы я косячил множество раз. В основном забывал позвонить и предупредить, что я буду ночевать не дома. Поэтому до инфаркта у моей любимейшей матушки не дошло, но нервы она потрепала изрядно. Сразу извиняюсь. На ходу сочиняю историю, как выпил немного лишнего, а затем уснул у друга на кухне. Такого больше не повторится. Приду часа через три, хочу ещё поспать. Да. Целую. Отключаюсь.

Люди с интересом смотрят на меня. Неудивительно. Sopliak в порезах, в грязной одежде, идёт прихрамывая. Кстати. Ощупываю карманы. Позаимствованная пачка сигарет на месте, только сплюснулась. Открываю. Палочки смешно так выглядят. Теперь они похожи на самокрутки. Закуриваю. Курить на сушняк ещё то удовольствие, но что поделать? Пока есть время, нужно сразу получить ответ на главный вопрос. Снова достаю мобильный, набираю номер. На том конце получаю короткий ответ Е.: «Успел. Ближайшую неделю не контачим». Хорошая новость. Интересно, мы не будем «контачить» из соображений безопасности или Е. серьезно погнал на меня? Славно уже то, что мы не в отделении полиции.

Мне всё равно очень страшно. А вдруг меня найдут и посадят? Вдруг где-то камеры сняли наши лица? А внутри магазина? Город маленький. Меня начинает потряхивать, но я сразу же беру себя в руки. Нельзя рассыпаться, случай пока на моей стороне.

Первым делом иду к Р.. Ясное дело, приходится очень аккуратно пробираться по своему кварталу, можно наткнуться на любопытные глаза знакомых. Запрыгиваю в подъезд. Уже оттуда звоню Р.. Первые три раза zasranec не берёт трубку. На четвёртый слышится заспанный голос. Снова повезло. Братка дома. Говорю, дело срочное, пусти, друг. Ему ничего не остается, как открыть мне дверь. Родители уже на работе.

Р. начинает смеяться надо мной. Он спрашивает, почему я похож на бомжару, которого otpizdili? Обещаю рассказать ему все подробности за чаем, а пока мне нужно сделать парочку важных темок.

Первым делом принимаю душ. Кровь смывается, и я выгляжу уже не так плохо. Царапины небольшие, осколки нигде не застряли. Дальше сбриваю щетину, на всякий случай. Скорее от паранойи, что меня могли видеть и запомнить, нежели от уверенности в этом. Дальше, машинкой отца, сбриваю немного отросшие волосы под единичку. Да, мам, зашел в парикмахерскую по дороге, освежился. Без волос я похожу на уродливого младенца. Да и pohui! Зато теперь точно успокаиваюсь. Выхожу в одних трусах, клянчу одежду, обещая не obsirat’sa.

Ну, другое дело!

Пью чай, делюсь прогулкой. Р. смеется, говоря, что когда-нибудь мне наступит pizdec. Скромно отвечаю, что больше подобного не повторится, так как удача не вечна. Благодарю Р., собираю свой грязный шмот в пакет и выхожу на улицу, где уже наступил полноценный день.

Ещё какое-то время обитаю на улице. Курю и сижу на лавке. Голова болит. Чувствую, что умираю – хочу спать. Захожу домой. Засыпаю.

Меня трясёт чья-то рука. Не успев открыть глаза, слышу чужой голос в коридоре. Мужской. По спине прокатывается холод. Неужели так быстро нашли?! Вскакиваю. У мамы вид спокойный, но сердитый. Она сообщает мне, что пришел В.И. Blyat`, неужели сегодня среда?

Здороваюсь со стариком. Он сразу начинает отрабатывать свою программу по поводу любого изменения в моём внешнем облике. Ничего не ускользает из-под его поля зрения. Каждую мелочь он просто обязан прокомментировать. Славно. Его пустая болтовня меня успокаивает.

Проходим в комнату. Показываю ему свой скетч. Там с десяток набросков фигуры, которые я сделал накануне. Это немного, но сейчас последнее лето перед последним курсом, поэтому В.И. особо не орёт и не давит на меня за то, что я так мало выполняю его допов.

Наши занятия давно мутировали во что-то иное. Мы больше философствуем, ведем дискуссии там. Очень часто дело доходит до ожесточенного спора, где я за неимением опыта всё равно умудряюсь выкрутить ситуацию так, чтобы оказаться правым. В.И. называет меня адвокатом дьявола.

По традиции перебираемся на кухню. Расставляю фигуры на шахматной доске, завариваю кофе и достаю пирожные. Споры продолжаются параллельно партии. В.И. утверждает, что главное – победа. Я же утверждаю, что главное – опыт. Чем больше ты проигрываешь, тем больше ты учишься. Твой мозг откладывает все комбинации противника, занимается подсознательным анализом, чтобы по итогу выработать уникальное мышление, не поддающееся формулам и уловкам тех умников, что учатся играть по книжкам. Для меня шахматы – не игра в заученные комбинации, а способ мышления, где создаётся уникальность проводимых параллелей и умозаключений. Шахматные ходы должны быть как жизнь – непредсказуемыми, резкими; местами опасными, но от этого еще более красивыми.

Без особых проблем выигрываю партию, но говорю, что эта победа не имеет никакого значения. Я не чувствую никакой радости, и не только в данный момент.

5.Ты ведь знал, что так будет

Следующий год пролетел незаметно. Чем больше наваливалось обязанностей, тем меньше часовых отрезков оставалось в запасе. Нужно поспеть везде по максимуму. Е. так и пропал окончательно, походу решив, что общение со мной может довести только до решетки. Р. уехал из города на север. Его женщина не оставила ему выбора, но это к лучшему. Я скучаю по нему, но больше радуюсь. Долой серость и скуку, да здравствуют огни большого города (или как там говорится?)

Есть у нас общий знакомый, который постоянно говорит нам: «Парни, вы живёте здесь и ещё не сторчались. Obaldet’!» Кстати, этот знакомый сам периодически не durak пустить дельфинов стаю.

Смотря со стороны, я понимаю, не город, а люди создают некую атмосферу безнадёжности. Начиная от простого мужика, который в свои тридцать успешно спивается до омерзения, еле передвигаясь по дороге в одежде, на которой узором красуется рыгота; до пиджаков, которые не очень-то и хотят улучшать уровень жизни и самосознание людей. Сплошная деградация. Мы лишь батарейки, готовые идти на любую работу с ужасными условиями, лишь бы хватило на хлеб и воду. А раз мы идём, так зачем что-то менять? С другой стороны, раз человек не борется за себя, то значит он не достоин благ. Дорогу осилят хищники. Ничего не поменялось с пещерных времён.

Сегодня я странно одет. Хотелось по-праздничному, а вышло нелепо. Бежевые тканевые штаны, в которых zadnica кажется ну уж очень большой; серая футболка, а сверху хлопковая, болотного цвета, рубашка. Она типа слишком прилегает, от этого и так не особо широкие плечи кажутся ещё меньше. В комплект добавляется потный чубчик на голове и потный нос. На ногах дешевые слипы чёрного цвета. Ноги в них так вспотели, что я чувствую гнилой запашок. По итогу: в самый ответственный день мне некомфортно. Просто омерзительный персонаж!

Хочу напомнить в сотый раз (третий, если не ошибаюсь), что я просто НЕНАВИЖУ публичные выступления. Я и публика – две параллельные друг другу линии. А сегодня аж два выступления. Первое – закрытое. Финальный экзамен по педагогике. Ochko играет. Всё бы ничего, но вокруг сморчки стрессуют, создавая общий комок von’yuchego негатива. В такой атмосфере невозможно подчинить эмоции. А когда ты ещё психопат… ну вы поняли.

Мой выход. В такие моменты я думаю о боге. Сам себе говорю, что ради хохмы, но на деле: кто знает? Вытягиваю билет. ДА, SUKA! БИЛЕТ ЭЛЕМЕНТАРНЫЙ! NAHUI ВСЕХ! OTSOSITE! Извиняюсь…

Спокойно и кратко, чисто для себя, записываю на листке ключевые моменты. Выхожу рассказывать. Blyat`. Не понимаю я своего организма. По факту волноваться нечему. Половина людей в комиссии – знакомые (не один год) учителя. Другая половина – милые симпатичные тётеньки. Я всё знаю, проще некуда, но когда начинаю зачитывать билет, поэтапно отвечая на поставленные вопросы, руками овладевает сильная дрожь, будто в моей jope спрятан вибратор.

Комиссия видит славного невротика. Мне стыдно, будучи взрослым парнем, выглядеть как взволнованная pedovka. Мне улыбаются, говорят расслабиться. Начинаю объяснять собравшимся тётям принцип моего нелогичного организма.

Вот мы посмеялись, поговорили немного на отвлечённые темы. Продолжаю своё выступление, разгоняюсь. Просыпается obosrat’sya какая уверенность. Руки успокаиваются. Конец моего выступления – блестящий. Умудряюсь не proebat` хитрый финальный вопрос одной дамочки, заданный вне контекста билета.

Из аудитории выхожу счастливый. Вижу всех этих испуганных и потных мышей. Меня начинают спрашивать, что да как? В ответ показываю два средних пальца (типа как в боевиках стреляю с двух рук), крича: «otsosite, мыши, я курить!» Слышу за спиной смех и весёлые оскорбления в свой адрес. 1:0 в пользу веселья. За спиной осталось последнее испытание: защита дипломной работы.

Проблема в том, что на такие мероприятия рассчитаны места и для левых зрителей. А это значит, обязательно придут такие персонажи, как: гоповатые парни tёlok-одногруппниц, родители паинек, pizdyuki с других курсов, левые учителя, коррумпированная директриса и свора её плешивых собак. В общем, будет целый салат разных овощей.

Моё выступление запланировано на середину. Руководитель призналась трём топчикам (да-да, ваш верный слуга один из лучших учеников), что мы будем держать это шоу. У нас самые сильные дипломы, поэтому нужно badyajit’ равномерно. Мне это, безусловно, льстит, но всё равно подсаживаюсь на nervyak. Надеюсь, мои дорогие присяжные, вы не ждёте подробностей данного мероприятия, ведь оно было пропитано скукой и обыденностью.

Разумеется, когда я начал выступать – руки снова завибрировали (на этот раз рот пересох так, что ужас), но по итогу снова удалось поймать волну. Мне похлопали, поспрашивали дополнительные вопросы и на этом finish pizdabole.

Думается, однокашники представляли такое знаменательное событие иначе. Снова я попался на классическую уловку. Каждый раз перед чем-то серьезным человек надумывает себе много всего, разукрашивает события в такие raspizdatie краски, что начинает казаться, словно это самое важное, что может произойти в жизни.

Так я думал про школу, так я думал про совершеннолетие, так я думал про работу, так я думал про институт, так я представлял и дипломное выступление. Каждый раз реальность оказывается менее романтичной, если совсем не раскрывается куском плотно наложенного govna. Наши мягкие умы разбиваются о скалы реалий. Как хочется всем кинематографичной реальности, этих общих и крупных планов, где вся наша группа – это группа художников-интеллигентов. Нас показывают крупным планом. Боже, мы так все выросли. Стали серьёзными талантливыми мыслителями. На нас надеты идеально сидящие костюмы и платья. Наши голоса звонко отдаются эхом в пространстве. Каждый зритель с замиранием сердца слушает мощнейший текст к дипломной работе.