Автобиография с отступлениями и размышлениями. Часть 1. До войны

Автобиография с отступлениями и размышлениями. Часть 1. До войны
Николай Анисимович Уров

Первая часть воспоминаний, в которой описывается счастливое детство в приволжском селе, раскулачивание и высылка с семьей на север, учеба в школе и в институте. Эта часть заканчивается 22 июня 1941 г., когда объявили о начале войны.

Автобиография с отступлениями и размышлениями

Часть 1. До войны

Николай Анисимович Уров

Редактор Ольга Николаевна Смирнова

© Николай Анисимович Уров, 2024

ISBN 978-5-0059-5703-0 (т. 1)

ISBN 978-5-0059-5704-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Оказавшись «на заслуженном отдыхе» люди выдающиеся, государственные и политические деятели, известные деятели искусства, науки и техники, прославленные полководцы, и вообще люди, чем-либо прославленные, в том числе знаменитые сыщики и преступники, начинают в таких случаях писать мемуары и воспоминания.

Люди попроще поступают по разному. Одни начинают или более усиленно продолжают коллекционировать спичечные коробки, марки, этикетки или что-нибудь посерьезнее, другие увлекаются резьбой или выжиганием по дереву, третьи занимаются дачей, рыбалкой и т. д. Некоторые пенсионеры становятся в известном смысле «писателями» – пишут во все инстанции жалобы на управдомов, продавцов, на соседей по квартире, по даче, по гаражу и вообще на всех неугодных им лиц.

Наиболее «сознательные» из пенсионеров занимаются общественной работой – дежурят в общественных приемных или же становятся общественными контролерами, преимущественно и главным образом по контролю магазинов, орсов и торговых баз, где они могут приобрести дефицитные вещи, перечень которых, к сожалению, возрастает с каждым днем по мере продвижения к коммунизму.

Самые малосознательные и интеллектуально неразвитые пенсионеры тоже находят для себя каждый свое хобби – играют с утра до глубокого вечера в подкидного, забивают козла или же просто сидя на лавочке возле дома сплетничают и перемалывают косточки всем мимо проходящим знакомым и незнакомым людям.

Одним словом, все неработающие пенсионеры находят себе хобби, и только у меня его нет. Впрочем, если под этим словом понимать не только побочную любимую работу, но и занятие, увлечение, то у меня тоже есть свое хобби. Кто-то сказал, что человека от животного отличает, кроме всего прочего, его способность к воспоминаниям и размышлениям, и что нет такого человека, который на склоне лет не вспоминал бы о прожитой жизни, о тех или иных событиях, участником или очевидцем которого ему пришлось быть. Говорят, что это является не только естественной способностью и потребностью человека, но является также источником удовольствия. С последним трудно, конечно, не согласиться. Если бы воспоминания и размышления не доставляли людям удовольствия, то они не писали бы воспоминаний и размышлений. Я люблю читать, мне нравится вспоминать и размышлять о прожитой жизни и жизни вообще и это, так сказать, является моим хобби.

Я уже не один раз, шаг за шагом, вспоминал прожитую жизнь и вот теперь, когда появилось свободное время, возникла мысль попытаться изложить свои воспоминания на бумаге, посмотреть, что из этого получится. Я отчетливо понимаю, что по многим причинам моя писанина, если она будет написана, никогда не будет напечатана и вряд ли кем-либо будет прочитана в черновике, тем не менее, я намереваюсь писать, писать как бы для себя, исходя из внутренней потребности и личного интереса.

Писать для себя занятие, конечно, малосодержательное и социально бесполезное, но чем это занятие хуже других занятий пенсионеров, таких, например, как сидение с удочкой на берегу какой-либо Поганки в ожидании поклевки чудом сохранившегося пескаря или такого занятия, как собирание спичечных коробков, этикеток и так далее! Что поделаешь!

Семья

Приходилось слышать и читать, что самым трудным для писателей, журналистов и репортеров является написание первого абзаца или фразы. Об этом писал даже А. М. Горький. Для меня таких трудностей не существует, поскольку я собираюсь писать что-то вроде собственной биографии, а все автобиографии начинаются, как известно, традиционно с даты и места рождения.

Итак, родился я 15 декабря 1918 года в селе Удельная Маянга Балаковского района Саратовской области в семье крестьян с необычной и очень редко встречающейся фамилией Уровы. Фамилия эта настолько редкая и необычная, что о ней в селе редко кто знал. Нашу семью знали под другой, уличной фамилией Кузьмины, происходящей от имени моего прадеда Кузьмы. О своей настоящей, официальной фамилии я узнал лишь тогда, когда пошел учиться в первый класс, а до этого все сверстники и взрослые жители села называли меня Колька Кузьмин. Перемена привычной фамилии на новую, незнакомую оказалось для меня полной неожиданностью и свое учение в школе я начал с запоминания не только букв и цифр, но и своей фамилии на которую первое время, без привычки, не всегда своевременно откликался.

Происхождение многих русский фамилий легко объясняется. В большинстве случаев они произошли от имени одного из далеких предков, как это было с нашей уличной фамилией, многие фамилии произошли от ремесла или характера деятельности одного из предков. Примером таких фамилий являются Кузнецовы, Гончаровы, Поповы, Писаревы и т. д. Многие фамилии произошли от метких прозвищ, от названия местности, реки и т. д. На юго-востоке Читинской области, недалеко от монгольской границы и на самой границе с Китаем, имеется река Уров. Районный центр Усть-Уров, есть уровская болезнь, названная так оп имени местности, где она впервые была обнаружена. Естественно, напрашивается вопрос – имеется ли какая-то связь между этими географическими названиями и моей фамилией, а если имеется, то как она возникла и произошла? Здесь можно сделать несколько предположений. Возможно, что из далеких сибирских, каторжных краев, что находятся рядом со знаменитыми Нерчинском и Шилкой, о которых поется в песне —«Славное море священный Байкал», прибыл в приволжское село какой-то человек, бывший каторжник, надзиратель, или отслуживший срок солдат, и так как он прибыл с реки Уров и из местности Усть-Уров, то и стал прозываться Уровым.

Возможно предположить совершенно наоборот, а именно: в период массового переселения в Сибирь из голодающих губерний России, а Саратовская губерния раньше часто была в семье голодающих, кто-то из моих предков оказался в тех краях, основал там заимку на безымянной реке и от его фамилии произошло название реки и будущего населенного пункта. Этим первым человеком мог быть и не обязательно голодающий переселенец. Им мог быть каторжник, отбывший срок, отставной солдат, надзиратель ил купец, основавший обменный пункт. Можно предположить, что река и местность были названы в честь первопроходца по фамилии Уров. Все это конечно домыслы и догадки не лишенные некоторой реальности, но все же мало реальные, так как от приволжского села, где я родился, до реки Уров в Читинской области около 8 тысяч километров. К сожалению, происхождение моей фамилии неизвестно, а хотелось бы знать, кто и когда стал основателем этой фамилии, кем он был, когда жил.

Многие годы я считал, что родился 21 декабря. Это, как известно, день рождения И.В.Сталина, и этим совпадением наших биографий я втайне гордился. Как ни странно, но это заблуждение длилось до 27-летнего возраста, когда я после окончания войны и демобилизации в декабре 1945 года возвращался домой с двойной радостью. Радость была от того, что я живым и здоровым возвращаюсь домой, а вторая от того, что прибываю 19 декабря, то есть накануне своего дня рождения! Получался как бы двойной праздник, двойное торжество, но моя мать при встрече пояснила, что к дню рождения я немного запоздал, так как родился 15 декабря, а 21 декабря это день моих крестин.

Такая путаница в моей голове произошла вероятно оттого, что до десятилетнего возраста в семье отмечали мой день ангела, то есть дату крещения, а потом сложилось так, что на протяжении многих лет никаких дат в семье не отмечалось. До пятилетнего возраста я был в семье единственным ребенком, затем одна за другой появилось две сестренки, а когда мне исполнилось десять, появился братишка. Поскольку до 10 лет я был единственным сыном в семье и внуком у дедушки и бабушки, ко мне все относились хорошо и вероятно баловали, о чем я сужу по сохранившимся воспоминаниям.

Много внимания уделял мне дед, он часто брал меня на рыбалку, учил ездить на лошади, несколько раз брал на ярмарку, привозил гостинцы из города, не особенно загружал работой. Дед, кажется, меня любил, что не помешало ему дважды выпороть меня ремнем. Во время порки я ревел во весь голос, а рядом заливалась слезами моя мать, видя, как истязают ее сына, она ничем не могла помочь. Дед был суровым человеком и авторитет его в семье был непререкаем, что впрочем было обычным явлением в то время.

В связи с этим вспоминается забавный эпизод из кинофильма «Семья Журбиных». По случаю рождения внука в семье происходит торжественный обед, во время которого отец новорожденного за какую-то провинность получает крепкий удар ложкой по лбу от своего отца и воспринимает это как должное. Комичное же в этом эпизоде то, что получивший по лбу сам уже отец и не какой-нибудь, а пожилой, бородатый мужик в исполнении артиста Андреева, известного своим богатырским телосложением. Таков был раньше авторитет главы семьи!

Преобладающей и хорошо запомнившейся чертой бабушкиного характера была ее бережливость, переходящая в скупость. Она, бывало, обязательно поднимет и принесет домой попавшийся по дороге коровий блин, щепочку или прутик. Особенно бережливой она была в отношении продуктов питания, у нее ничего не пропадало. Если оставалась и закисала похлебка, наиболее распространенная деревенская еда, то на этой похлебке она готовила тесто для оладий, а ели оставались и начинали черстветь и плесневеть оладьи, она сушила из них сухари, а из сухарей делала квас.

О бережливости и скупости Матрены, как звали бабушку, знали многие и за глаза называли ее скупердяйкой. Это было обидным прозвищем, и мне неприятно было слышать о ней такие отзывы. Экономность и бережливость – хорошие черты характера, но все должно быть в меру и в определенных границах, иначе эти черты перейдут в разряд неприятных.

Дедушка и бабушка умерли в один год, когда мне было 11 или 12 лет. С тех пор прошло около пятидесяти лет, многое забылось, стерлось, так что ничего больше об их характере, душевном складе, поведении и поступках сказать не могу, а фантазировать не собираюсь. Зато в памяти сохранился их внешний облик, благодаря еще и сохранившейся фотографии.

На фотографии слева сидит на стуле пожилой мужчина в картузе, длинном пиджаке, в яловых сапогах. По лицу мужчины нельзя определить, сколько ему лет, так как все лицо покрыто густой растительностью, видны только глаза, нос, часть лба. Справа сидит пожилая женщина с округлым лицом в черной одежде и черном платке, концы которого завязаны под подбородком. Между ними и немного сзади, положив руки им на плечи, стоит молодой человек в городском костюме и шляпе – мой будущий отец. На вид молодому человек 17—18 лет, чувствуется, что фотография сделана перед самой войной или в начале империалистической войны (Первой мировой) в связи с предстоящим уходом отца на военную службу

Семья Уровых в 1914 г

Отец

Благодаря четырем классам церковно-приходской школы и красивому каллиграфическому почерку, всю действительную службу вплоть до Октябрьской революции отец прослужил в должности писаря в Главном Морском штабе, а точнее – в Гвардейском экипаже, в здании, что расположено на Дворцовой площади напротив Зимнего дворца.

Служба в столице, к тому же в такой привилегированной части, постоянное общение с чинами штаба, среди которых безусловно были образованные люди, позволила отцу расширить кругозор, приобрести внешние и внутренние черты, которые впоследствии отличали его от других крестьян. Он регулярно брился, имел летнюю и зимнюю одежду городского типа, имел даже наручные часы, что было в то время редкостью вообще, а в деревне тем более. Эти часы он выиграл в лотерею во время службы. Мне они запомнились одной деталью, которую мне не приходилось видеть больше ни в одних часах – они были с решеткой, которая предохраняла стекло от повреждения.

Были у отца и другие внешние отличительные черты, которые свойственны людям, прослужившим в армии или во флоте, но главное, что выделяло его среди других крестьян – это широкий кругозор и интеллектуальный уровень. Он любил читать и читал много. Собственных книг было в доме немного, большинство религиозного содержания, книги он брал у местной интеллигенции – двух учителей, и у попа, с которым он был в большой дружбе. Любовь к чтению он привил и всем своим детям. Что всего удивительней, он любил и ценил оперное искусство. Мне запомнились его рассказы о каком-то певце Шаляпине, который пел так, что при этом раскачивались люстры и дребезжали стекла в окнах театра. Эти рассказы, сильно конечно преувеличенные предназначались и рассказывались не мне, а взрослым, но я к ним прислушивался, хотя в то время не имел никакого понятия об опере, о Мариинском театре, даже о самом Петрограде.

Возможно эти рассказы отца не сохранились бы у меня в памяти, если бы не два обстоятельства. Во-первых, в селе у нас был собственный Шаляпин, так звали одного басовитого мужика, певшего в церковном хоре. Настоящая фамилия его была Бачарин, а уличное привившееся прозвище пошло, как мне кажется, от отца, который восхищался Шаляпиным и много о нем рассказывал. О любви отца к опере свидетельствовал и такой факт. Однажды, когда мы жили уже в городе и испытывали нужду в деньгах, так что их не было на детские билеты в кино, отец повел меня с матерью на оперу «Борис Годунов», которую в местном клубе железнодорожников ставила какая-то заезжая труппа. Не помню, какое впечатление произвела на нас опера, но хорошо помню как на этот раз отец более подробно рассказал нам с матерью о своей службе в столице, о Мариинском императорском театре, о Ф.И Шаляпине, которого он неоднократно слышал, в том числе в заглавной роли в опере «Борис Годунов».

Отец не рассказывал как ему, простому матросу, удавалось много раз бывать в ведущем столичном театре, а, может и рассказывал, но я забыл, и лишь недавно смог разобраться благодаря воспоминаниям одного видного деятеля искусств. Оказывается, на роли статистов массовых сцен в Мариинский Императорский театр приглашались только моряки Гвардейского экипажа, где отец был штабным писарем! Пользуясь своим служебным положением, отец, очевидно, мог включать себя в список статистов с согласия начальства, конечно. И таким образом бывать в театре. Возможно, что он посещал театр и в частном порядке, по увольнительной, поскольку штабные писаря во всех армиях пользуются некоторыми неписанными привилегиями, в чем я сам мог убедиться, работая в различных штабах во время Великой Отечественной войны.

Я уже отмечал, что отец любил читать, во время жизни в городе, он часто покупал книги на базаре, затрачивая порой последние деньги. Помню как однажды он принёс целую стопку подержанных, но очень интересных книг, среди которых были «Князь Серебряный», «Юрий Милославский», несколько исторических романов Данилевского, одна очень интересная книга из жизни древних христиан, повествующая о том, как их преследовали в древнем языческом Риме, как бросали в цирках на съедение диким зверям на потеху избалованной римской публике.

Среди этих книг была «История XIX века», большеформатная, объемистая книга со множеством прекрасных иллюстраций. Это была подлинная энциклопедия, в ней описывались все войны, которые велись в этом веке, все достижения в области науки и техники, в искусстве, в ремеслах, медицине и т. д. Этой книгой я зачитывался не менее, чем книгами Майн Рида, Фенимора Купера, Вальтера Скотта, Конан Дойла. Книга была издана небольшим тиражом, и сейчас ей бы цены не было К сожалению, листы этой книги мать во время войны использовала как оберточный материал, благо листы был размером с половину газетного листа.

Должен признаться, что портить эту книгу начал я и при таких обстоятельствах. На очередном уроке музыки в 6 или 7 классе проходили Бетховена. Учительница рассказывала его биографию, историю создания Героической симфонии, которую автор посвятил Наполеону Бонапарту, когда тот был республиканцем, а затем снял это посвящение, когда Наполеон стал императором. В заключение учительница проиграла несколько отрывков и дала задание выучить биографию композитора. Желая блеснуть глубиной знаний предмета, я вырезал из книги портреты Бетховена и Наполеона, наклеил их в тетрадь по музыке и показал тетрадь учительнице. За усердие в изучении музыки учительница поставила мне пятерку и такая же итоговая оценка оказалась в моем аттестате, хотя я не знаю ни одной ноты и не смогу отличить одну симфонию от другой.

Заканчивая характеристику отца, должен сказать, что он не курил и не пил за исключением очень важных и торжественных событий, не употреблял нецензурных слов, в Бога не верил, характер имел мягкий, спокойный, ровный. Он помогал односельчанам в написании разных прошений, ходатайств, заявлений и пользовался у них уважением. Умер он молодым, на 42 году жизни, и причиной его смерти была порядочность и верность служебному долгу, о чем я намереваюсь рассказать дальше, при описании соответствующего периода жизни.

Мать

Моя мать умерла шесть лет назад в возрасте 75 лет. Почти две трети ее жизни прошли у меня на глазах и еще свежо в памяти все, что касается ее жизни, но писать о ней мне трудно. После того, что написано о русской женщине А. Некрасовым и советскими писателями в военные и послевоенные годы, любые, самые нежные и выразительные слова, которые я только могу придумать, кажутся мне бледными и невыразительными, когда я начинаю писать о матери.

Есть много памятников в честь русского солдата, разгромившего немецкий фашизм, освободившего народы Европы от фашистского ига, но нет до сих пор памятника русской женщине-героине, которая приняла на себя всю тяжесть войны и своим героическим трудом в тылу обеспечила нашу победу. Я глубоко убежден в том, что решающая роль в разгроме немецкого фашизма принадлежит труженикам нашего тыла, и в первую очередь женщинам, которым во время войны было значительно тяжелее, чем солдатам на войне. Солдату не надо было заботиться о куске хлеба, об одежде и обуви, ему не приходилось видеть каждый день страдающих от голода родных детей, солдат имел на войне отдых во время позиционных боев или во время отвода войск на отдых или переформирование.

О тяжелой доле советской женщины во время войны написано много, но лучше и наглядней сказали они о себе сами в виде горькой частушки: «Я и трактор, я и бык, я и баба, и мужик». Действительно, во время войны женщины на себе таскали плуги и бороны, заменяя тракторы и быков, выполняли все мужские работы, в том числе такие, которые не каждому мужику под силу. И при этом они оставались бабами – кормили, поили, обшивали, обмывали и воспитывали своих детей.

Моя мать плугов и борон не таскала, но она была одновременно конюхом, возчиком, грузчиком, истопником и периодически лесорубом на заготовке дров. Кроме всего этого она кормила, одевала, обувала троих своих детей, которые во время войны закончили школу и техникумы. Так жили в войну все женщины, а у моей матери и до войны жизнь была нелегкая, всю жизнь они с отцом работали от зари до зари, без выходных и отпусков, не имея понятия о санаториях, профилакториях и домах отдыха.

Несмотря на тяжелую жизнь, моя мать до конца оставалась оптимисткой, доброй, не озлобленной женщиной. Многие женщины, врачи и лаборантки организации где она работала, соседки часто обращались к ней за помощью. Она не могла накормить голодных людей, дать им кров или вернуть погибших, но она как-то по своему могла и умела дать надежду отчаявшимся людям на лучшую жизнь, успокоить и убедить их в том, что в будущем все будет хорошо, что горе забудется, у каждого из них настанут лучшие времена, что они найдут свое счастье. За эту любовь к людям, чуткость, отзывчивость, умение понимать и принимать людей такими, как они есть со всеми слабостями и недостатками, люди любили и уважали Анну Григорьевну.

Несмотря на полную неграмотность ее несколько раз избирали народным заседателем суда. Любопытный разговор по этому поводу состоялся у нас вскоре после моего возвращения с войны, когда я узнал о ее работе в суде. «Как же ты, мама, судишь? – спросил я ее – ведь ты же неграмотная, законов не знаешь» Она ответила: «Сужу я, Коленька, по сердцу, по совести» и тут же привела два примера из своей судебной практики. В первом случае судили женщину, мать троих детей, судили за то, что работая на элеваторе, она пыталась в карманах и загашниках вынести около двух килограммов зерна, чтобы накормить голодных детей. Время было военное, законы против воровства были строгие и женщине могли дать до пяти лет тюрьмы. Мать упросила судью определить самое маленькое наказание из возможных, что и было сделано.

Здесь уместно вспомнить, что при определении степени вины и меры наказания народные заседатели имеют такое же право голоса, как судья. Если у членов суда нет единогласия, то суд не может вынести решение. Второй пример был противоположен первому, судили за воровство кладовщика, который и в войну жил неплохо, по крайней мере, не голодал. В этом случае мать попросила судью быть построже, и ее просьба была удовлетворена.