Идём и идём, вот уже дело к вечеру. На другом берегу скалы расти начали, все выше, дальше и темнее, а расщелины между ними все глубже. Вскоре весь противоположный берег стал представлять собой сплошь каменную смесь, состоящую из не высоких скал с бесчисленными россыпями камней, кое-где покрытых пожухлой травой, странно мне показалось тогда что почему-то не зелёной. Скалы-то были, как я и сказал, не высокими, но острыми, вершины достигали, примерно, три-пять этажей. Смешно, но я ориентировался именно так, по этажам. Да, интересно было узнать, живёт ли там хоть какая-то живность, – размышлял я, – а, собственно, что ей там, среди камней, делать-то? Среди пожухлой травы и живность от скуки пожухнет, – помню, пытался я шутить. Но никто почему-то даже не улыбнулся. Настроение у всех мрачнело, разговоры прекратились, тут уж не до шуток. Идём, бредём, как зомби. Ничего не радовало, даже Солнце сияло не как обычно, а как некая покрытая пылью лампа, вот светит, а жизни в нём не ощущается. «Холодный свет» – подсказали бы физики. А я бы добавил ещё одно слово – «мрачный».
Встреча со стариком
Помню, устали мы топать, так разморило нас, что глаза слипаться уже начинали, все же, наверно, мы километров двадцать-то прошагали, благо, берег на этой стороне ровный, идти не трудно, к тому же, трава тут не высокая. Но, что интересно, ни разу ни одного всплеска рыбьего я не заметил, вода тихая и довольно спокойная, причём, очень тёмная какая-то, почти, можно сказать, чёрная, безжизненная. Глубина, видать, небольшая, но дна совсем не видно даже возле берега. От берега шаг, другой, и ты в воде, и все – темно, ни камешка, ни рыбки, ни дна. Однообразие утомляло – деревья, река, опять деревья и опять река – глаза видят одно и то же, голова ничего не хочет анализировать, а надо было бы. Молча продолжаем идти, пошатываемся уже, желудок напоминает о привале, бурчит как-то со злостью.
Смотрю, тропинка образовалась, идти дальше уже веселее стало, затем тропинка перешла уже в добротную тропу, а тут и камыши закончились, и мы увидели каменистый берег из мелкого галечника, перемешанного с песком, на котором лежали две древние лодки.
– Ух ты, надо же, будет теперь на чём переправиться на тот берег, где жил тот несчастный офицер, – вслух порадовался я. Но почему-то все промолчали.
Чуть выше по этому берегу через кусты виднелась ветхая крыша, видимо, такого же ветхого домика, причём, трубы на нём не было. Странно мне стало, я остановился, достал и посмотрел карту. Но я ничего не увидел, кроме реки, бесконечно тянущегося на том берегу предгорья и бескрайнего леса. Совсем никакой деревни!
Ну, надо же! Вдруг к нам спускается из домика какой-то мрачный высокий старик в древних армейских сапогах, военный поношенный китель висит на нём мешком, на плечах истёртые от времени погоны, кажется, красноармеец, но я тогда по незнанию не очень-то в этом мог разобраться. глаза его под кепкой прячутся, во рту самокрутка, и, что интересно, его грязная рубашка была до горла застёгнута на все пуговицы, хотя на дворе тепло и ведь сейчас же, как бы, лето. Пригляделся, а на лбу фуражки мне почудилась красная звезда, но уж что-то сильно заляпанная то ли грязью, то ли ещё чем-то красным, словом, не понятно. У фуражки были ушки, одно из них опущено и скрывает почти полщеки, но можно было заметить какую-то то ли рану на щеке возле уха, то-ли ещё что, может, при рождении там с щекой что-то случилось, толком не рассмотреть, да и неловко как-то стоять и рассматривать его лицо. Ни на кого из нас он не посмотрел, остановился молча в нескольких метрах.
– Здравствуйте, а вы здесь живёте? – задали девушки наивный вопрос.
– А где же ему ещё жить, он же здесь находится, – удивился я про себя.
Мы стоим, старик молчит, курит. Я начинаю замечать, что его цигарка как вот есть в длину, так и остаётся такой же, он дымит и дымит, а она все такая же, не выкуривается. Проходит минута, другая, нам неловко, а он молчит.
– Знаете, а мы хотели на тот берег переправиться, мы лодку можем попросить? Нам только на пару дней, а потом вам её назад сюда же поставим, а? – задала вопрос моя Веснушка.
Старик помолчал, потом как-то мрачно кивнул в знак согласия, повернулся и пошёл себе наверх в домик. Да, очень странно, ничего у нас не спросил, ничем не поинтересовался, ведь обычно в деревнях так не бывает, народ всегда расспросит путников, им всё интересно знать, кто, куда, как и почему. А тут полное молчание. Может, он совсем не может разговаривать? Да кто же его знает!
Лодки
Подошли мы к лодкам, а там ни одного весла нет, да, к тому же, одна лодка оказалась дырявая настолько, как будто кто-то её снаружи специально долбил, а вторая ещё вроде бы ничего, спросить бы, но старик уже скрылся наверху. Ну, что делать, срубили топориками палки покрепче, благо, ивы полный берег, да стали складывать свои вещи. Увидели, что все шестеро нас не поместятся, а половину вещей уже сложили. Решили переправляться по очереди – сначала туда три человека с вещами, потом кому-то надо вернуться за оставшимися, затем вчетвером, без вещей-то поместимся.
Поплыли сначала мы с ребятами, подумали, что так лучше. Пока один туда – сюда лодку гоняет, двое на том берегу уже и палатку поставят, и костёр разожгут, и все остальное, что нужно, приготовят. Палками отталкивались я и ещё один наш товарищ, причалили, выгрузились, поначалу стали втроём две палатки ставить. Показалось нам, кажется, дождик собирается, скоро вечер, значит, надо все поскорее сделать, желательно, ещё бы сухих веток натаскать, костёр успеть разжечь. А тут нам девочки с того берега машут руками, что, мол, не торопитесь. Словом, провозившись с необходимыми работами, я взял палку и поплыл к нашим девушкам. Смотрю – они на берегу сидят, а вокруг них какой-то кот ходит, шерсть непонятно какая, не чёрная, нет, а тёмно-палевая, клочками линялая, неприятная, сам кот худой, мрачный, одно ухо у него раненое было, это сразу бросилось в глаза, хотя на меня он даже не взглянул. Девушки молчат почему-то. Я стою рядом, окликаю их, уже надо поскорее в лодку садиться, а они молчат и сидят, как застывшие.
Кот перестал ходить вокруг них, присел на хвост, открыл свою чёрную пасть, зевнул смачно. Тут они разом встали, зашли в лодку, присели, и кот к нам прыгнул. Ну, прыгнул, да и ладно, и, как говорится, чёрт с ним, хоть симпатии у меня он совершенно не вызвал, но не прогонять же его, наверно, он знает, что делает. Переправились, кот спрыгнул и куда-то делся, смотрю, а ребята уже ветки натаскали, но пока не разжигали, и что-то из еды поставили в кружок недалеко от палаток, а девушки садиться не стали, а вот почему-то сразу молча спать пошли в палатку.
Мы с ребятами немного загрустили, я заметил, что и они как-то не ожидали такого поведения девушек. Знаете, ведь всегда интересно посидеть возле костра и побалагурить с девушками, а тут какое-то совершенно непонятное поведение. Мы предположили, что, наверно, они устали, не будем их тогда беспокоить, пусть отдохнут.Кстати, пока мы с ребятами возились с палатками, я обратил внимание, что какая-то едва заметная тропинка все же на этом скалистом берегу имелась, это когда я по нужде в сторонку отходил. Хотя, может, дикие животные тут ночами ходят, все может быть. Но ни людей, ни домашних животных тут не должно быть, это точно, если только какие-нибудь дикие. Всё же мрачновато вокруг – с одной стороны невысокие, как я и говорил, скалы, внизу берег пологий, пройти можно, ближе к воде кустарники какие-то неприятно-блеклые растут, в основном, видимо, ивовые, а за ивами речка, а на противоположном берегу сгустились хвойные деревья. Темнеет быстро, природа словно не дышит, мрачно-серо вокруг, не радостно, тёмные облака не хмурятся, а, скорее, злятся, как будто предостережение какое-то высказать хотят.
Утро
Утром нас разбудил этот чёртов кот, начав по стенке палатки скрести, вставайте, мол. Ребята ещё поворчали немного, чего, мол, это ты его с собой привёз. Да я откуда ж знал, что у него какой-то здесь интерес имеется, у кота этого, да ещё и к нам приставать начнёт, царапать палатку. Вылезли мы с ребятами, утро ещё, прохладно, сыро, мерзко, смотрим, а кот уже куда-то впереди прыгает, за ним девушки гуськом идут. Что за мистика? Смотрим мы и глазам своим, как говорится, не верим. Ну как вот так может быть-то? Не девушки нас разбудили, а какой-то ненормальный полуоблезлый кот с соседнего берега, причём, нам от девушек ни доброго утра, ни позавтракать с нами, ничего. Как это можно все объяснить?
Стали мы звать девушек, а они, остановившись как-то недовольно, руками стали нам махать, мол, идите к нам, скорее, и все как-то молча, не издавая ни звука. Причём, тишина здесь как была ночью, так и утром продолжилась, ни писка птичек, ни пролёта насекомых, ни колыхания травы ветерком, ничего. Даже нет таких насекомых, которые ведь всегда возле любых берегов струятся клубами.Ну, что делать, пошли мы за ними. Хотя, не помешало бы и перекусить, да и просто пообщаться, решить, что дальше делать, и всё остальное обсудить, мнения свои высказать, так нет же, вот вылезли из палатки, и надо сразу куда-то там карабкаться, как эта хвостатая чернозадая бестия. А камни-то ещё влажные от росы, скользкие, да что это такое, в чём тут радость от путешествия?
Скалы почти голые, невысокие, кое-где пучки кустарника торчат, но никакой живности нет. Идём мы по россыпям камней, которые когда-то давным-давно осыпались с этих скал. Пейзаж все такой же – ближе к берегу все ивой поросло, не деревья, а так, ветки невысокие, вперемешку с густым камышом, речка тихо и мрачно шелестит, и где-то за скалами Солнце начинается, его пока ещё толком не видать. Природа здесь настолько унылая, может, только каким-нибудь геологам было бы интересно побродить. Очевидно, больше никому не взбредёт в голову шастать по этим нагромождениям скал и расщелин.Здесь множество расщелин, поначалу широких, а затем уходящих куда-то в серую скальную глубь. А уже там, в этой глубине, начинают мерещиться всякие неприятные взгляды.
Надо заметить, что для скалолазов скалы недостаточно высокие, а другим людям там и делать-то нечего. Скалы тянутся настолько, насколько видят глаза вдоль речки и неизвестно, сколько километров в ширину от реки, но, предположу, что порядочно. И обойти их все, если задать себе цель что-то там найти, и целой роты солдат не хватит и за год, я уверен. Уж, слишком представляется огромной площадь скал и расщелин. Иголку в стоге и то легче будет найти. Взял магнит по мощнее, и нашёл в стоге иголку, а как в этих каменных джунглях, простирающихся невесть как далеко, найти какую-то пещеру, причём, ещё и скрытую?
Вперёд, к скалам!
Тишина вокруг давит на слух, небо всё больше хмурится, постепенно возникло отчётливое ощущение, что некое нечто смотрит на нас из-за скал, причём, пристально так, как будто это изучает. Мелькнула мысль – а где котяра, куда он делся? Что интересно, девушки, я просто физически чувствую, идут в каком-то оцепенении, а ребята как-то ещё пытаются бодриться, что-то там невпопад шутить. Идём дальше, около полукилометра прошли, вроде, едва-едва заметная тропка была, но пропала, трава уже высокая стала, в ногах путается, тяжелее стало идти. Да уж, иди, мол, туда, не знаю, куда, аки былинный добрый молодец.
Ну, хорошо, идём себе и идём, ворчим, конечно, друг на друга стараемся не смотреть, а то голодные лица увидим. То к воде подходим, и если заметим на берегу плоские камушки, молча соревноваться начинаем, у кого дальше камешек попрыгает по воде, а то в кустарник какой-то углубляемся. Интересно, здесь камешки почему-то наотрез отказывались прыгать, сразу как-то пропадали в воде – и тишина. Все это интересно, конечно, и камни, и скалы, но устали уже, ничего не радует, я забыл уже, когда шутил в последний раз, на уме всякие слова нехорошие дружно так накапливаются, даже их многочисленные варианты на ум приходят, о существовании которых я и не подозревал.
Идём, знаете ли, как ишаки на привязи. Девушки мрачно впереди, мы за ними. О коте я уже и забыл, не попадается мне на глаза, уже хорошо, а то я бы ему показал, как могу камушком по его мерзкой заднице запустить. Тут девушки стали подниматься с россыпей в какие-то расщелины, причём, одна полезла в одну, другая прошла вперёд с полста метров и затем полезла в другую, следом и третья также поступила. Мы с ребятами переглянулись – что за чёрт, собственно, говоря, – и каждый за своей девушкой полез. Я иду за моей Веснушкой, устал уже карабкаться, ведь под ногами мокрые камни, ноги соскальзывают, держаться руками не за что, слева и справа вверх скалы поднимаются, расщелина куда-то дальше вглубь ведёт, сердито думаю сам про себя что мне это сто лет не надо. А она сосредоточенно, молча, упрямо так и продвигается дальше. Лезет себе вдоль по расщелине, валуны перелазит, руками за выступы хватается, ну и я следом, куда мне деваться-то? Она периодически останавливается, прислушивается, осматривается, пытается на что-то там, среди камней, внимание обратить. На что, интересно? Может, думает, как тот кот, что тут мыши будут жить? А им чем тут питаться-то? Мыши не глупые, как мы, они куда-то в скалы не полезут. Интересно, а что сюда привлекло кота, если мышей здесь он днём с огнём не найдёт? Да и кот ли эта бестия?
Жизнь дороже…
У Веснушки лицо отрешённое, злое даже, глаза какие-то неживые, ну и где здесь радость от путешествия? Пытаюсь её звать по имени, окликаю, бывает, там, где руку помощи надо бы подать, конечно же, подаю, а она никак не реагирует. Расщелина все дальше вглубь, скалы выше, следовательно, здесь всё темнее, мрачнее, стены всё такие же сырые, как стены подземелья какого-нибудь, или, если точнее, стены колодца, только тянутся они куда-то дальше в преисподнюю. А меня преисподняя пока что не приглашала, наверно, потому, что я резонно откажусь от приглашения. Идём, я посматриваю наверх, не заметил и за какой-то острый выступ ногой зацепился, штанину немного надорвал. Вот же, ещё и кровь выступила!
Тут замечаю, что Веснушка как-то зло хмыкать начала, носом глубоко воздух вдыхать, вот так люди сердятся, когда что-то не получается, когда иголку в стоге сена не найдут, например. Злится она, кровь, что ли, почувствовала? Руки мелкой дрожью взялись, мама моя, вижу, что изо рта у неё пена брызгать стала. Похолодело у меня в душе, что делать-то? Вслух, громко и одновременно спокойно, как бы, между прочим, говорю, а давай, мол, потихоньку попробуем наверх карабкаться? И сам, первый, не ожидая ответа, начинаю искать опоры для ног. Вот один уступ, затем второй, вот сюда ставлю одну ногу, вон туда вторую, а вот здесь я руками уцепился, глянул вниз – ого, уже метра на три поднялся! А она там стоит внизу, стонет злобно как-то, но все более ожесточённо, руками вдруг начала себя по лицу бить, взгляд остервенелый, пена изо рта уже клочьями, берёт какой-то камень и в меня со всего маху снизу кидает! Если бы рядом стоял, точно бы очень сильное ранение получил. Не попала, поднимает ещё один камень…
Тут я, не ожидая своего неминуемого безрадостного падения, начинаю быстрее карабкаться выше, метр, ещё метр, другой, третий, камни она продолжает кидать, что-то долетает до меня, что-то нет, по ноге один камень больно попал. Снизу слышу уже рык какой-то, оглядываюсь в ужасе, смотрю, она, обдирая руки, пытается за мной карабкаться, соскальзывает, падает, ужасно вопит, вскакивает и опять пытается, опять соскальзывает, видимо, из-за какого-то, может, приступа её дрожь бьёт, не может сосредоточиться и ноги её поэтому расходятся, дрожат, наступать твёрдо и спокойно у неё никак не получается. Не знаю, догадываться некогда, прибьёт меня здесь камнем, и всё, не будет славного человека, начинающего путешественника.
Эта сцена тогда буквально на секунду мне чем-то напомнила кадры из фильмов, когда внизу в каком-нибудь колодце беснуется дикое животное, хочет допрыгнуть до человека, но не получается, срывается вниз, вопит, рычит злобно, злость свою изливает, карабкается опять и опять, явно хочет убить жертву. А я всё это, вообще, впервые в жизни вижу, да если бы это где-то дома было, то вызвал бы врачей, наверно, как-то попытался связать её, что ли. А что я здесь-то могу? Стукнуть её камнем, чтобы успокоилась? Ну, ну, попробуйте, стукните камнем девушку, в которую вы влюблены, я посмотрю на ваше мужество.
Думаю, а зачем ей карабкаться, когда можно назад спокойно по этой самой расщелине выйти? В чём дело, за что на меня надо было так рьяно нападать? С ума сошла, что ли? Ну, ладно, думать мне некогда, я сам в ужасе пребываю, поворачиваюсь и дальше лезу, вот уже и вершина рядом. Оглядываю окрестности – тут этих вершин тысячи, тянутся очень далеко, лазить можно всю жизнь и ничего не найти, только с голоду погибнуть. Как бы то ни было, перелажу через каменистый гребень, немного спускаюсь по склону на другой стороне, перепрыгиваю, перескакиваю, залажу на следующий гребень, и все дальше и дальше от безумной девушки. Каждое движение выверяю, мысли об одном – подальше от неё. По ощущениям, где-то с час перелазил все дальше и дальше.
Причём, сообразил, что надо бы перемещаться как можно ближе к тому месту, где палатки наши стоят. Думаю, спрячусь так, что бы я сверху мог видеть, что там делается, а меня не было бы видно. Но затея это, я вскоре понял, провальная, лазить мне пришлось бы неделю – с одного гребня вниз, затем вверх на другой гребень, опять вниз, все скользко, где-то можно ногу поставить, где-то нет. Это мы по берегу прошли с километр, а по скалам, понятно, гораздо большее расстояние. Невероятно сложно карабкаться по ним, находишься в постоянном каком-то злом напряжении, к тому же, где-то снова ушибся, коленку ударил о валун, локтем стукнулся, штаны надорванные, кровь идёт, остановить её нечем, плюс, просто устал, накопилась физическая слабость.
Остановился, присел за очередным гребнем, мысли пульсируют в такт сердцу, а что, если она, всё же, залезет на вершину и заметит меня? Нет, лучше потихоньку пересижу здесь, осмыслю происходящее, а потом видно будет. Сижу, мрачно-злобные тучки по небу бегут, моросить стало каким-то чёрным дождём, противная погода установила своё мерзкое влияние. Тут только заметил, что у меня, кроме кровоточащей ноги, и пальцы рук все исцарапаны, кровь и из них тоже сочится. Ну, вот ещё этого не хватало, вспомнил, где-то читал, что бесноватые люди чуть ли не за версту кровь чуют. Омыл немного под моросью, кое-как обтёр о мох на камне, сунул под мышки, чтобы успокоились, не дрожали, да и малость обсохли, ведь когда кожа сухая, кровь быстрее останавливается. Посидел немного, да что же это! Опять где-то рык, но уже не так далеко!Тихонько выглядываю, смотрю, Веснушка стоит на той вершине, на которую я поднимался, примерно так, как обезьяны стоят, на все четырёх лапах, и принюхивается к воздуху, носом вверх- вниз шмыгает. Меня, слава небу и горам, не заметила.
Иногда для сохранения жизни так немного надо – всего лишь не заметить человека.
Встреча с ребятами
– Что же мне делать, что делать? – мысли мои стучат, как по наковальне молот. Может, спущусь, и быстро-быстро переберусь на тот берег к старику? Он же, как бы, человек, может, и не один, он же как-то чем-то сможет помочь, я думаю. Да, наверно, правильная мысль. Осторожно, чтобы камни из-под ног не падали и шум не поднимали, они же очень скользкие после мороси, начинаю слезать со скалы. Если взялся рукой за выступающий камень, то держаться надо очень крепко. Здесь легко оступиться и упасть на камни, и все, прощай жизнь, гарантировано, что руки-ноги будут переломаны. Вот, облезлый-то обрадуется!
Острые края камней немного спасают, одну ногу ставлю на один край, другую ногу на другой. Руками цепляюсь за камни понадёжнее, так, ещё немножко, ещё, уже ниже, ещё немного ниже, скользко, чёрт, опять руками перебираю уже нижние уступы, не знаю, надёжны ли, опять ниже и ещё немного ниже.
Интересно, есть ли у кошек свой бог, а то я бы его вспомнил. Берег все ближе, я ещё на скале, вдруг, слышу, ребята вдвоём идут в сторону палатки. Почему вдвоём, интересно? Идут, о чём-то разговаривают между собою, ведут себя, мне показалось, как обычные люди. Ничего у меня в душе, как говорится, не ёкнуло, а что бы вы делали на моём месте? Прислушивались к ёканью в своей душе и поостереглись?Окликаю их по именам, тихонько зову, но так, чтобы только они могли услышать. Остановились, увидели меня, машут мне руками.
Слезаю, поминутно оглядываясь, подхожу, слегка прихрамывая, руки гудят от перенапряжения, а они, замечаю, тоже какие-то возбуждённые. Обмениваемся впечатлениями. Я им о Веснушке, а они мне о своих девушках. Их девушки просто стали лезть на скалы среди расщелин и никакой агрессии не показали, не то, что моя Веснушка. Возможно, её моя выступившая кровь и пробудила в ней агрессию. Ребята своих девушек пытались остановить, окликали, но они совершенно никак не реагировали. Полезли девушки куда-то, как словно зомбированные на поиски чего-то, и скрылись в скалах из виду. Что было делать ребятам? Постояли, покричали девушкам, повернулись, да и пошли в полном недоумении назад, к палаткам.Мы с ними обсудили странное происшествие, и решили, что будем делать вид, что ничего не случилось, что все идёт так, как обычно.
– Знаете, – обращаюсь к ним, – непонятно мне, а где же в этих скалах мы какую-то мифическую пещеру можем найти? И кто это такой человек, который, вроде бы, знает о пещере, и сказал о ней Веснушке? Он, что, видел её? А если видел, то как нашёл? А если нашёл, что же он делал в этих краях, специально, что ли, ходил искать? Одни вопросы.
– Да и, вообще, надо что-то решать, может, завтра домой возвращаться? – говорит один.
– Я согласен, – не возражает второй.
– Ребята, я тоже так думаю, знаете, что-то мне совершенно безрадостно, Веснушка, скорее всего, ненормальная в плане здоровья, может, периодически приступы у неё с детства, а это опасно, она меня могла убить. Мы все в опасности, особенно, ночью, и это не шутки. Да, надо бы домой собираться, сворачивать нашу экспедицию.
– Интересная какая-то экспедиция, получается, иди туда, не знаю куда, – невесело пошутил товарищ.
– Видите, чем этот день закончился – кожу на руках ободрал, ногу ушиб, штаны порвал, сам весь грязный, страшно устал. Какие мне ещё тут пещеры могут быть интересны?
Тут мы смотрим, а кот-то рядом сидит, слушает, скотина потусторонней породы, такое ощущение,что всё понимает, только ответить не может, чёрт эдакий. Постояли мы ещё немного, покричали, подождали девушек, нет, не идут и не откликаются даже. Подошли к палаткам, вот же, негодяй! Это я про кота, разорвал уже один свёрток с едой и раскидал, и, что интересно, почему-то не стал ничего жрать. Конечно, это сделал кот, ну, а кто ещё из животных, разорвав пакеты, не притронулся бы к еде? Любой зверь в этом случае полакомился бы. А он уселся опять рядом и сидит, слушает наши разговоры, лапы вылизывает, лучше бы с другого места начал своё лизание…
Дело к вечеру
Дело к вечеру, настроения нет никакого, одни только мрачные мысли блуждают, одна мрачнее другой. Пока сидели, я свои раны сначала небольшим полотенцем подсушил малость, потом обработал йодом, наложил пластырь, достал иголку и немного зашил порванное место на штанах, а мысли мои все о девушках, в первую очередь, о Веснушке, конечно же, думаю, вдруг с их психикой что-то произошло? К тому же, там же так скользко! Придётся идти их искать, а если они травмировались, то нести их до берега, потом переправлять на лодке на тот берег и так далее. Вот же поход какой замечательный! Предложил ребятам пойти вместе, хотя уж темнеет, некое тёмное марево над рекой собралось, расплываясь вдоль по берегу.
Но тут, слава богу, мы услышали девичьи шаги. Идут они вместе друг за другом, выплывая из марева, странно, как они среди тех скал встретились, спокойно идут. Правда, это сразу бросилось в глаза, что очень мрачные, недовольные, глаза злые, руки как-то неестественно подёргиваются. Мы благоразумно не стали ничего спрашивать. Веснушка носом как-то в мою сторону повела, принюхалась. Я в это время полотенце, уже немного напитанное каплями крови, держал на коленках, и ведь догадался сразу же спрятать его за пазуху! Веснушка мало-помалу и успокоилась. Заметил я это дело, сам про себя думаю, что не слышал никогда, чтобы люди, страдающие припадками, такой острый нюх на кровь имели, причём, уже подсохшую. Странно это мне показалось, ребятам не стал говорить, все же девушки недалеко, могли бы услышать.