Судьбы

– Да. Дожил до четвертого десятка, а жизнь, считай толковую, не видел.

И эта была правда. Ну, что он, вообще, видел в этой своей жизни нового? Когда учился, думал об учебе, о другом, думать, не было времени, и возможностей, а когда получил диплом об окончании университета, встал вопрос, куда пойти работать. Женившись, пошли одинаковые будни: работа, дом, которую они снимали с Альб, а когда дочь родилась, то вовсе не стало свободных минут: пеленки, пеленание и беготни. Пока Альб сидела с дочерью дома, он рвал, метал, добывал лишние деньги, чтобы сносно как-то существовать. Что ж говорить, тяжело им было. Потом, Альб вышла на работу, дочь в садик – чуть стало легче, но все равно приходилось везде выкраивать, искать дополнительный приработок. Но как бы там не было, были и радости: дочь подрастала, денег, вроде, сумели собрать достаточно, чтобы хватило на собственный угол, утварь купить. И на те, в один день остались ничем, будто и не жили, не мучились. Эта такая была обида на государство, которая вычеркнула их, и, их подобных, из списка страны.

А теперь что? Почти потерял жену. Три года как чужие. Один единственный       был от нее звонок за все время. Ни она не хочет, первой повинится, ни он, что увидел, простить не может. А мог ведь он. И этого у него «мог» и не быть. Скажи он тогда солдафонски, как приучила жить людей эта страна: «Есть, господин хозяин», и все было бы в другом варианте. И Альб была бы с ним, и не пошла бы таксовать на машине, и не было бы у нее этих соблазн в стороне. Выходит, он сам обо всем виноват в разрушении семьи. И винить тогда Альб ему бы не пришлось.