Точка невозвращения, или я люблю тебя, Солнышка

У меня есть одна очень забавная привычка, я для всех людей, с которыми знакомлюсь, пытаюсь найти образ. Эдакое клише. Для тебя у меня, почему-то, ничего не нашлось. Ты была похожа на солнечный зайчик, на вспышку света, на что-то стремительное и блистательное.

Очень скоро я понял, что ты мне нравишься, нравятся твои руки, глаза, губы, твой запах, то, как ты говоришь или молчишь.

Вечером ты приходила ко мне в отдел, и мы подолгу сидели и разговаривали. О жизни, о работе. О Владике.

Да, Владик, как я очень скоро понял, занимал в твоей душе почти все место. Ты любила его. Тебе он казался таким спокойным, добрым. Ты помнишь, как в институте девчонки, курсом постарше, шебетали о своем однокурснике: – "Владик, Владик". Он всем нравился. Наверное, своей видимой основательностью.

…Поначалу тебе было страшно работать в компании. О, еще как. Ты никому в этом не признавалась, даже мне. В первые же дни Владик, оставив на твое попечение весь отдел, радостно умчался в Поднебесную. Попросту говоря, кинул. Ты осталась один на один со своими страхами…

Потом были предновогодние праздники, вечеринка, слезы, горечь. Ты призналась ему в том, что любишь его. А он сказал, что ты его совсем не знаешь, он очень плохой. И он тебе не подходит. Ты плакала в тамбуре магазина, где проходила вечеринка, а я тебя успокаивал. Солнышка, говорил я, не стоит он того. Не плачь. А ты прижалась ко мне и плакала, плакала… Маленькие хрусталики слез катились по твоим щекам и падали на лацканы моего пиджака.

Тогда он тебе нравился, очень. Ты как-то втайне от него прочла его электронную переписку и очень обиделась, когда узнала из нее, что он называет тебя Слоненком.

Почему слоненок? Это была ассоциация далекого владикова детства. Помнишь, была такая мультяшная история про слоненка, у которого был такой забавный покатый носик. Слоненок был очень добродушным, но жутко любопытным. Он ходил и всех доставал своими наивными почему, зачем, как…

Как-то лесные звери не выдержали его столь явной тяги к знаниям и… В общем, согласно той сказке так у слонят и появился хобот.

Тот слоненок был чем-то похож на тебя.

– Какой же я слоненок? – кипятилась ты. Гнев настолько переполнял тебя, что даже мои увещевания не могли остановить тебя, и ты обрушила на него весь камнепад эмоций.

После этого вы не разговаривали месяц. Тебе это было неприятно. Ты понимала, что на самом деле поступила очень и очень некрасиво. Ты сильно и долго это переживала.

Конечно, потом вы помирились, были еще вечеринки, опять были объяснения, слезы. Однажды, правда, тебе даже удалось уговорить его, чтобы он проводил тебя домой. Это было поздним зимним вечером. Под ногами сухо скрипел снег. Вы шли вместе, переговариваясь о чем-то малозначительном, и курили. Я не знаю, что тогда тебя толкнуло на этот поступок, может расшалившиеся нервы или желание казаться в его глазах взрослой, ты попросила у него сигарету.

Я сейчас улыбаюсь, вспоминая тот случай. Опять была какая-то корпоративная вечеринка, и мы после нее шумной многоголосою толпой ворвались в твой дом. Хлопцы были пьяны и ненапряженны. Моментально соорудив стол из двух табуреток и невесть откуда взявшейся доски, мы блаженно раскинули вокруг свои тела. Пробыли у тебя часа два. Пили пиво и о чем-то бессмысленно разговаривали.

Владик все время был с нами. Помнишь, когда он захотел уйти, ты спрятала ключ от двери? Ты так хотела, чтобы он остался. Ваши желания были, однако, диаметрально противоположны. Он судорожно попытался открыть окно и совершить добровольный выброс своего пьяного тела за пределы квартиры. Это был красивый театральный жест.

Но…Я думаю, он бы этого не сделал, все-таки третий этаж, да и по натуре он отнють не сорвиголова. Вручив ему ключ, ты остановила этого кита-самоубийцу. Хлопнула дверь, и мы остались одни.

Но это было уже потом…

Даже спустя много месяцев, когда мы уже жили вместе, у тебя порой мелькали мысли о Владике. Однажды ты предложила нам втроем съездить к твоим родителям.

– Кхм, а спать где мы будем, – поинтересовался я.

– Ну, я дома, а вы на даче, – просто сказала ты.

Владика это холодная перспектива не обрадовала, и он благоразумно отказался от твоего радушия.

Когда я впервые обратил на тебя внимание как на девушку… на очень красивую девушку? Солныш, я думаю, это произошло два года назад, 25 декабря. Наш отдел тогда гулял в баре "Университет" и ты была моей приглашеной. Вечеринка закончилась поздно, и я предложил тебе переночевать у меня. Даже не знаю, почему ты согласилась. Я ведь был достаточно пьян.

Когда мы уходили, нарисовался Хоббит в обнимку с какой-то блондинистой кокеткой лет 30. Эдакий пухлый стропила из отдела иллюзий нашей компании. Пьяный, добрый и наглый. От его дамочки, которую он подснял здесь же в "Универе", невообразимо жутко воняло духами "Эсте Лаудер".

Она сидела с подружкой и хлебала дешевый коктейль, расстреливая пьяными глазками все местное мужское население. Одной из ее жертв и пал Хоббит.

Я был уже достаточно перегружен алкоголем, чтобы здраво соображать, и посему, имел глупость пригласить и их в свои покои.

У меня двухкомнатная квартирка, так что проблем с дислокацией тел вроде не было. Хоббита с великовозрастной блондинкой мы оставили в зале, а сами с тобой закрылись в спальне. Я показывал тебе свои стихи, нес какую-то романтическую ахинею, был агрессивен и напорист. Очень быстро я, смяв листочки своих стихов, попытался к тебе приставать. Солныш, прости меня за ту ночь, я не знаю какие усилия тебе пришлось приложить, чтобы меня утихомирить, но скоро, я уже дрых без задних ног. А ты долго еще сидела на кровати напротив, смотрела на меня глазами испуганного лемуренка и молилась, чтобы быстрее наступило утро. Я думаю, в тут ночь ты так и не заснула.

Солнышка, помнишь, как мы впервые поцеловались? Вернее я тебя поцеловал. Это было у тебя дома год назад январской ночью в полночь. Ты сидела в кресле у окна, а я на полу. Было прохладно, и я жался к твоим ногам в поисках спасительного тепла.

В тот момент ты была едва ли похожа на земную девушку. Скорее на спящую красавицу. Из сказки. Лунный месяц, спрятавшийся в твоих волосах, казался сказочной диадемой. Ты была отрешенна и молчалива.

Я нежно касался своими пальцами твоих рук, скользя ими от кистей и плавно поднимаясь выше. Я гладил твою руку и удивлялся ее нежности. Я целовал ее. Постепенно, я поднимался все выше и выше, пока мои губы не оказались рядом с твоими.

Я так боялся разрушить эту сказку. Мне казалось, сделай я хоть одно резкое движение, и все… Все пропадет, треснет и рассыпется на сотни маленьких острых осколков. Я поцеловал тебя. Знаешь, Солнышка, я до сих пор помню тот первый мой робкий поцелуй. Я помню, как так же робко ты ответила на него. Я помню вкус твоих губ, твоей помады.

В ту ночь я ушел от тебя уже в третьем часу.

Что было потом? Потом мы встречались все чаще и чаще. Вечером ты заходила ко мне в отдел и я провожал тебя до дома. Помнишь, как мы дурачились на твоем не разложенном диване? Как целовались? Тебе тогда казалось, что я тебя целую слабо. Ты говорила: целуй меня крепче. Солнышка ты моя. Бессо ме мучо.

И я тебя целовал. Целовал так, что утром, идя на работу, ты старалась не улыбаться. Так было больно. Но по твоим глазам я видел, ты была счастлива.

Я все дольше стал задерживаться у тебя, пока однажды ты не сказала:

– Никит, останься. Пожалуйста.

И я остался. Мы лежали вместе, обнявшись, и я не мог поверить, что так случилось. Господи, думал я, неужели вот так оно и выглядит счастье? Ты, словно доверчивый маленький ребенок, прижалась ко мне и спала, нежно посапывая.

Тогда я старался не быть слишком навязчивым. Я провожал тебя до дома и шел к себе. Потом кто-нибудь, ты или я, звонили по телефону. И мы долгими часами разговарили. О жизни, книгах, чувствах. Мы спорили и ругались. Дулись друг на друга и очень скоро остывали. И звонили друг другу вновь.

Помнишь, когда кончилась у тебя вода, я пригласил тебя к себе. Помыться. Получилось как-то вполне естественно, что, когда я зашел в ванную комнату и сел на бортик ванны, ты не смутилась. Хотя…

Именно тогда я и увидел тебя всю. Твое тело, твои редкие родинки, бедра, живот, твои груди. Мы разговаривали, а я, опустив руку в воду, тебя ласкал. Мои пальцы скользили по твоему телу, едва касаясь его. У тебя превосходное тело.

А потом. Потом был чай и просмотр моих фотографий. И опять разговоры, разговоры. Ты очень приятный собеседник, Солнышка. С тобой легко говорить на любую тему. О книгах, любви и ненависти, мультфильмах и жизни. Кстати, именно, тогда, Солныш, мы и поругались с тобой. Помнишь? Речь шла о морали. Ты говорила, что нельзя поступать аморально. Это грешно. А я тебе говорил, что сама суть человека грешна, что почти все наши поступки эгоистичны и аморальны. Мораль хороша тем, что она, как цемент, связывает общество, однако совершенно не пригодна в конкретных людских отношениях. Например, в любви. Мы долго с тобой спорили. Но так и не пришли единому мнению.

Как потом показало время, я оказался прав. Причем показало на нашем собственном примере. К сожалению.

А тогда… Тогда, Солныш, уже спустя полчаса мы барахтались в постели, ласкали друг друга и любили. Любили страстно, стремительно. Именно тогда наши тела познакомились.

Я был первым мужчиной в твоей жизни. Я помню, как ты испугалась и напряглась, когда я положил твою руку на свое тело. Я помню, удивление в твоих больших зеленых глазах, когда ты случайно коснулась рукой моего затылка. Я дернулся и застонал. Солнышка, затылок, это мое эрогенное место.

Я помню, как целовал твое тело, твои губы, глаза, груди. Я помню запах твоей кожи.

Где-то посреди ночи, устав, мы заснули, прижавшись друг к другу.

Потом ты еще несколько раз ночевала у меня. Я очень хорошо помню одно утро. Я встал пораньше, чтобы подарить тебе чудесный тортик со сливками. Накатила на меня с утра такая добрая блажь.

Шел жуткий дождь, я промок до нитки. Обежав весь город, я так и не нашел этого чуда кондитерской мысли.

Пришлось довольствоваться банальным фруктовым рулетом с полным набором эмульгаторов. Мы сидели, укутавшись в одеяло, и пили чай.

…Мы были немного авантюристами с тобой. Помнишь, снежным апрельским вечером мы, после работы, сорвались и поехали кататься на моем замученном жизнью и водителем "Лауреле" по городу. Шел снег. Мы ехали, и я тебе рассказывал о Сопке любви, возвышающейся над городом, месте, где вот уже много лет подряд встречаются все влюбленные. Посреди Михайловского шоссе я, заговорившись, не заметил огромной ямы, и машина рухнула в нее всеми колесами.

Удар. Несчастный "Лаурель" повело юзом. Мы испугались. Нам показалось, что мы разбили машину. Как оказалось, отделались легким испугом. Разбили только поддон картера. Чтобы добраться в тот вечер обратно домой, мне пришлось вылить в зев двигателя почти пятилитровую канистру масла.