Вектор

Стол отодвинут к стене слева, и на нем еще разложены папки.

– И что же он искал? – тихо спросила она.

– Ты и так знаешь, что он искал себя. Пытался найти того, кого видит в отражении. Представь, как тяжело не знать о себе ничего и пытаться жить с мыслью, что, возможно, ты никогда не узнаешь, что произошло такого, что ты ничего не помнишь, и как ты оказался там, где оказался.

– Тебя нет в списках Вектора, так что можно смело предполагать, что его поиски остались тщетны, – печально сообщила она.

– Это как посмотреть.

– Что ты нашел?

– Письмо, написанное Оливером Уваровым. Незапечатанное.

«У меня нет семьи, нет детей – вообще никого, так что адресую это письмо тому, кто прочтет, и, надеюсь, оно послужит хоть каким-то откровением для кого-либо. Хотя, опять расходовать бумагу не хочется, но это последнее, и в отличии от здешних КПК, бумагу не переделать. Меня зовут Оливер Уваров. Не знаю, с чего начать. Много хочется написать, рассказать и поделиться информацией, которой я обладаю, но, если честно, какое уже дело до всего этого: нам все равно придет конец. Последние несколько дней я делал такое, что кажется, другой жизни не было вообще. Я с трудом вспоминаю обычную жизнь, обычных людей. Когда приходится хоронить людей, которые были для тебя друзьями и коллегами, теряешь счет времени и связь с прошлым. Вы можете увидеть их в комнате среднего зала, за парой поворотов отсюда. Я не хотел, чтобы их съели, и подвесил всех на крюки, изолировав комнату полностью, чтобы избежать проникновения хищников. Я знал каждого из них и записал имена на двери, чтобы никто их не забыл, потому что это были хорошие люди, которые не заслуживали ужасной смерти, как и многие другие. И это лучшее, что я могу для них сделать. А меня хоронить уже некому: ведь я последний, и это правильно. Лишь творец должен наблюдать последствия своих деяний.

Я, возможно, последний, кто помнит, как все началось. Я видел, как были мир и полная отдача науке, и как все закончилось войной и желанием одних убивать, а других – жить, пусть все это и было в совершенно разных ипостасях. Наши руководители тайком выпустили эту заразу в жилые помещения, объяснив изоляцию и комендантский час присутствием убийцы в тех коридорах. Все ради вашей безопасности, говорили они – а сами обрекли всех на смерть. Это было самое страшное, когда остальной персонал стал догадываться и в конечном итоге все стало известно. Кое-кто не выдержал и решил, что подобного ужаса заслуживают и его проектировщики. Проблема космоса в том, что ты забываешь о жизни вне этих стен, и кажется, нет никакого закона и никаких судей. Водоворот событий был настолько велик, что закончиться это могло лишь глобальным вмешательством, что я и сделал, позволив этой биологической угрозе уравнять всех людей на Векторе. Ведь все мы так погрязли в неправильных решениях, что, кажется, забыли, зачем все это, и был лишь один способ прекратить их череду… Не знаю, что еще написать. Наверное, просто помните людей, которые ничего этого не хотели и попросту оказались не в том месте и не в то время, а в итоге пали жертвой чужих ошибок. Скоро я умру, да и давно пора. Прощайте».

Теперь я знаю, кто устроил подвесное кладбище, одно время являющееся безопасным для меня местом, и что трагедии, вызванные человеческим фактором, всегда будут напоминать о себе. Рано или поздно я стану частью этой братии, и я не знаю, как мне к этому относиться. Интересно, что по этому поводу подумал объект моего исследования?

Некоторое время я еще раскапывал завалы коробок. Но все, что находил, – это лишь досье и те папки, в которых уже ничего нет, словно кто-то забрал информацию о людях. И если это так, то под подозрение попадает лишь единственный человек, который пока существует в определенной доступности. Мои размышления по этому поводу могли отступить лишь при наличии доказательств того или иного варианта ответа на мое предположение, и средство для его поисков так любезно предоставляет сама станция.

Вернувшись к камерам, я сразу принялся за поиск новых видео, все больше сужая круг возможных времени и даты, где мог появиться объект наблюдения. Есть фрагмент его посещения кабинета Оливера, но больше ничего, словно он исчезает с камер. И мое так называемое расследование закончилось бы, не успев начаться, не сделай я график попадания в объектив камеры с того дня, когда он стал посещать кабинет. Акцент внимания моментально сместился с факта того, что запись вообще удалялась, на знание времени этого действия, которое датируется всего лишь недельной давностью.

Запись 112

Ее голос выкрикивает мне вслед жалобные просьбы остановиться и избежать получения новых переменных на месте моего прибытия. Лишь на мгновение я задумался о послушании и смене приоритетов в пользу стабильности нашего с ней пребывания в стенах Вектора. Но если бы я мог закрыть на все глаза, двигаясь к смерти по рельсам жизненной рутины, то уже давно бы это сделал, не моргнув и глазом. Только я не тот человек, и самое забавное в том, что я вообще не знаю, что я за человек, да и человек ли в привычном понимании общества. Ведь, как я выяснил ранее, моим телом время от времени управляет кто-то другой и неизменно забывает сообщить о смене власти, давая отмашку в начале сессии и по ее окончании. Все это заставляет меня собирать мозаику из предположений и возможных физических изменений. Никакой коллективной работы, никаких компромиссов – лишь примитивная борьба за власть, цель которой проста до безобразия и является типичным принципом выживания. Когда-то это было примитивно и понятно, но эволюция касается всех, пусть и в разной степени, и стоит упустить момент, как юное и наивное дарование, что в простом мире считается ошибкой, уже приспособилось ко всем раздражителям и обгоняет тебя на много ходов вперед.

Я вернулся в комнаты изоляций, где просыпался от другой жизни и залечивал раны, полученные не мной. Ничего не изменилось, я все осмотрел и сразу проверил свою комнату, где, я думал, появился впервые. Там пусто, и это был бы отличный знак, если бы я не посмотрел соседнюю комнату, которая без скромности знаменует стенку в моей голове, более прочную, чем здешний металл. Когда мне только стало известно о соседе в моей голове, я забрал отсюда все его записи и отнес к камерам наблюдения. Я смело считал, что открытие правды и главные видимые доказательства событий, что подходят под окончание его правления и даже жизни, оставили эту аномалию в прошлом. Раз его поиски внеземной жизни закончились и у меня больше не было провалов в памяти, а моя единственная спутница помогала мне с контролем, то я смело посчитал, что все, что мне остается, – это лишь изучать хроники его короткой жизни. Оказалось, что я ошибся. И пока я сидел перед мониторами с камер наблюдения и текстами, у него каким-то образом получалось проскальзывать через неизвестные мне лазейки и продолжать жить. На его столе я вижу стопку бумаг, которой точно не было, когда я уходил отсюда в последний раз. Ненависти моей нет определения, а разочарованию – границ, потому что теперь я знаю, что все время заблуждался. Отныне я жертва, даже не заметившая, как проигрывает в игре, мотивы которой мне неизвестны, как и сам факт существования конфликта.

Возвращаясь обратно и крепко сжимая от злости новую партию записей, ничего, кроме ненависти, я испытывать не способен. Лишь пропитанное гневом стремление не сдаваться без боя позволяет не разорвать все его записки и не разломать компьютеры с мониторами, используя желанные действия как поощрение мести. Молча положив новые находки на стол, я вышел в общее помещение и пошел к кабинетам. Она смотрит на меня, сидя за столом в кабинете Эдгара Каннингема.

– Ты знала? – Я чувствую, как мои руки хотят вцепиться в ее горло.

– Успокойся, пожалуйста.

– Ты правда думаешь, что эти слова сработают на мне? Что именно этого я жду в тот самый момент, когда все, что я делал, начинает обретать далеко не тот смысл, которого я ожидал и в который верил? – Мой крик не пугает ее ни на секунду, она спокойна.

– Я думаю ты делаешь безосновательный вывод, и, дабы в дальнейшем ты принимал верные решения, я пока умалчиваю истину.

– Я не хочу применять силу.

– Ты не навредишь мне. Мы оба знаем, что твои чувства сильней, чем твой животный нрав и характер, если можно так это описать.

– И чего ты хочешь? Я только что узнал, что тот человек, который отнимает мою жизнь, мое время и тело, до сих пор существует и продолжает жить, и все последние недели я слепо верил, что, узнав всю правду о нем, я завершу этот цикл. Но, пока я раскапывал доказательства его существования, он продолжал делать что-то, что от меня скрыто. Я уже не верю во время проведенное перед мониторами, ведь либо когда я спал, он бодрствовал, либо моя память меня подводит окончательно!

– Я все знала. Но цель сокрытия от тебя имела куда больший смысл, чем тебе кажется.

– Скажи уже, что происходит и почему это происходит, пожалуйста! – молю я ее, но внутри кипит ненависть, и будь предо мной другой человек, я бы не стал использовать слова, а просто применил бы силу.

– Я покажу, и ты все поймешь.

Она встала и пошла, а я последовал за ней. Мы вышли за двери и повернули не в сторону зала с картой и подвешенным кладбищем, как я думал изначально, а в противоположную сторону. Мое изначальное жилье осталось далеко позади, как зал и кабинет Оливера, что был за парой поворотов оттуда. Мы идем по коридорам, в которых я не бывал, но почему-то меня не покидает чувство дежавю, которое, конечно, в моем случае и в этом месте имеет точные корни. Вокруг было на удивление чище и ярче, чем в привычном для меня окружении.

– Мы пришли.

Она остановилась перед поворотом направо. В конце небольшого коридора метров в пять длиной была лишь одна дверь, а наверху разбитая продольная лампа, которая подает признаки жизни лишь с левого края.

– Пароль панели 1601.

Я ввел цифры, двери открылись. Внутри небольшая комната, идеально чистый порядок, много света. Слева вдоль всей стены – множество полок, расположенных в сетчатом порядке, на которых лежат подписанные коробки, либо буквами алфавита, либо датами. Впереди стол со множеством документов и вещей. Справа дверь, ведущая, видимо, в соседнее помещение. Вокруг нее по всей стене развешано множество фотографий и писем, как в конвертах, так и в развернутом виде. За дверью вдоль трех стен установлен стеллаж для работы с верхними полками. И нигде нет свободного места. Слева множество КПК, ровно размещенных на столе и полках, и подписано, какой работает, а какой нет. Рядом компьютер, благодаря которому, видимо, считывалась информация. Впереди инструменты самозащиты и даже кое-какое оружие. Справа лежит коммуникатор, большой и явно собранный вручную. На полках много книг технического содержания и списков волн с частотами для связи.

– Все это его? – спросил я тихо, ощущая себя чужим.

– Ему потребовалось много времени, чтобы все собрать и осознать себя как личность. Сейчас он больше, чем ты. Его характер, его личность приобрела смысл и поэтому скоро станет основной.

– И что это за цель? – сдержанно спросил я, ощущая, как все больше начинает кипеть ненависть, чувство примитивного инстинкта выживания, словно яд, заполняет мои вены.

– Не злись, а просто слушай, и ты все поймешь. – Она указала мне на его стол. В ящике лежит КПК, на котором приклеена надпись: «Холден»

«Если кто-то это смотрит, то, пожалуйста, простите меня за то, что, как вы думаете, я сделал, ведь на самом деле это был не я. Я долго думал, как описать то, что со мной происходит и почему, но так и не нашел нужных слов. Меня зовут Холден, но это не единственное мое имя, и это причина, по которой я заранее извинился. Есть еще один человек внутри меня, и я не могу контролировать его. Он агрессивный, злой и бесстрашный. Перед моими глазами часто появляются отрывки деяния его рук. Много боли и неконтролируемой ярости. Долгое время я пытался понять, узнать и, как оказалось в итоге, вспомнить собственную жизнь. Не знаю как и есть ли схема, но вся память вернулась в итоге – и я понял всю историю и захотел лишь одного, покинуть станцию, где я пробыл слишком долго. Но как найти выход, как разобраться вообще, куда идти, если половина дверей не работает, как и компьютеры с терминалами? Некоторые я смог починить еще в то время, когда искал ту находку из космоса, которая привела к этому кошмару наяву. А потом начались провалы в памяти, и ощущение такое, словно кто-то другой есть у меня в голове и иногда захватывает тело. Так и оказалось, когда я стал замечать, как теряю сознание в одном месте и времени, а просыпаюсь в другом, причем с новыми ранами или же, наоборот, с обработанными старыми. Я нашел комнату с видеозаписями охраны и увидел, как делаю то, чего не делал.

Мне пришлось скрываться, удалять записи из архивов, пришлось вводить его в заблуждение, лишь бы он был занят задачкой, которую я сам же ему и преподнес. Он знает о моем существовании, и, чтобы он не мешал мне, я создал видимость того, что я словно ребенок, который ищет себя в этом мире. Хотя по правде поначалу так и было. Я боюсь его. Он безумен и жесток, и я знаю, почему он таким стал. Но я-то хочу жить – и боюсь, что в критический момент он может лишить жизни себя, причем из-за ненависти ко мне. Это страшно – знать, что в любую минуту я могу умереть из-за самого себя, заснуть и не проснутся, или же очутиться в ужасных обстоятельствах. Надеюсь, у меня все получилось, и эту запись вы смотрите через очень долгое время после этого момента. Может быть, я смог выбраться с Вектора и остаться самим собой.

Это то, что вы должны знать обо мне. Потому что я не хочу, чтобы меня запомнили каким-то монстром. Ведь я не такой – я просто хочу жить и не иметь ничего общего с тем, что меня окружает и тем, кто является худшим представителем человечества».

Это было мое лицо, мои грязные и длинные волосы, моя бесформенная густая борода и тонкие шрамы по всему лицу – но словно чужой голос и совсем иной взгляд. Я с трудом узнал себя в видео, где представший перед камерой человек пережил так много и так сильно адаптировался, что больше похож на животное. Вопреки внешности, в его голосе были наивность и надежда. Уже не важно, откуда он появился, ведь угрозы от него нет. Как раз наоборот: он боится меня куда больше, чем всего вокруг, словно дитя, до конца не понимающее своих возможностей. Давно я не испытывал таких эмоций – и теперь чувствую себя еще большим монстром, чем есть. Продолжая сидеть на стуле, углубляясь в размышления и держа в руках его планшет, я попросту не знаю, что делать.

Запись 113

Закончив все свои поиски, найдя все ответы, я уперся в факт существования ментального предела. Это доказывает, что во мне еще есть точечные признаки человечности, но отныне это ненужный балласт, не позволяющий использовать примитивное развитие ради выживания. Кажется, я все же готов исполнить желание многих тех, чьи страдания и смерть на моих руках. Если раньше я забывал, как убивал людей, у меня были галлюцинации и ведомый мнимой справедливостью разум часто затмевался, то теперь все иначе. Он – не просто отклонение, сумевшее взять контроль над телом, которое имеет временное ограничение в жизни, и стоит подождать, когда срок его работы истечет, как у других бестелесных соседей. Его личность умнее меня, добрее и лучше. Возможно, когда-то я был таким же, возможно, в нем сконцентрировано все хорошее, что во мне было. Но только он – это не я. Возможно, это прощальная шутка Наоми, ее лебединая песня.

В ящике стола, откуда я достал планшет, лежит папка. Я достал ее, положил на стол и открыл. Листов не меньше сотни, написаны от руки, почерк тот же, что и найденные мной ранее его записи, но это совсем другое. Часть текста либо просто перечеркнута, либо исправлена и переписана между строк. Я медленно читаю каждую строчку каждого листа и перекладываю ее рядом в новую стопку, не веря своим глазам. Почти каждое слово каждого предложения описывает события, происходящие со мной ранее. Начиная с того момента, как я прилетел на Вектор и стал искать брата. Мои чувства, мои желания, стремления и даже страхи и все, что я пережил, он описывает от своего имени, словно проявляет воспоминания, которые на самом деле ему не принадлежат. Некоторые события лишь отрывисто дают информацию – и частично неправильную, показывая, как он сам путался в тех ли иных моментах, четко пытаясь приблизиться к цели донести достоверную, по его мнению, информацию. Но чем дальше я читаю, тем больше вспоминаю то, с чего все началось, и то, каким человеком я был, – и лучше бы это осталось далеко позади. Текст написан очень кропотливо, с такими деталями и мелочами, которые я совершенно не помню и даже не замечал в тот или иной момент, начиная от собственных мыслей, заканчивая детальным пересказом диалогов.

Чем дальше я читаю, тем детальнее текст показывает, как глубоко и эмоционально он переживал каждое описанное слово. Огромный страх переливается в боль, провоцируя любопытство игнорировать самосохранение, что помогло бы избежать событий, навсегда изменивших меня настолько сильно, насколько голос в моей голове куда человечнее меня. Из раза в раз довольно долгое время в его голове проявлялись воспоминания, которые он записывал словно под диктовку, то ли преследуя желание избавиться от них, то ли ради поисков ответов на простейшие вопросы бытия. Каждый сеанс записи он помечал названием «запись 1» и так далее. На некоторых листах он задается вопросами о причинах тех или иных событий, ведь цельной картины у него нет – лишь отрывки, пусть и большие. И чем дальше я читаю, тем более выборочные события он описывает и тем больше вопросов у него появляется, и каждый из них записан в конце записи.

«Все чаще я будто попадаю в другой мир и переживаю события, которые не происходили со мной. Ведь я не помню их, да и была ли это правда – ведь, возможно, я все это придумал, чтобы скоротать время, и из-за неимения ответов я сам придумал историю, героев и события, которые привели меня в эту точку на карте. То я бегу от кого-то, то прячусь, то дерусь, то разговариваю с кем-то. Нолан, Наоми, Тобин, Миранда и еще много разных имен, достоверность которых мне неизвестна. Возможно, все это вымысел. А возможно, воспоминания прошлой жизни, которую я не помню, как и этих людей. Это не просто сон или кошмар: все настолько настоящее, что зачастую я чувствую боль, страх, гнев. Я записываю все, что вспоминаю, это помогает отпустить приступ. Надеюсь, когда-нибудь это закончится, и когда я допишу, то смогу, наконец, понять истинную причину этих видений, которые я не контролирую».

Я прочел каждый лист, исписанный чужими воспоминаниями. Очень много где мне пришлось внести правки и заполнять дыры фактами и событиями, ускользнувшими от него, создав тем самым общую картину происходящего. Читая свою историю, я вспоминаю множество мелочей, имен и событий и дописываю эту историю, дабы придать ей читаемый вид, что будет называться отныне хрониками. Это удивительно, с какой точностью он все описал, начиная с действия, заканчивая диалогами. Каким-то образом он даже помнил все записки, дневники, видеопослания, что я когда-либо находил на Векторе. Точность и дотошность пугают не меньше, чем свирепый и озлобленный монстр, несущийся прямо в лоб. Почти вся моя жизнь на Векторе лежит передо мной, и, читая ее, словно некую книгу, написанную безумцем, я понимаю, как много было мной забыто на Векторе, да и прошлой жизни, еще до этой станции, ведь он так редко вспоминал ту жизнь. И что же мне делать с этим? Какой вывод я должен сделать дальше, и главное – для чего?..

– Теперь ты все помнишь.

Ее голос вывел меня из размышлений, и, глядя на нее в ответ, я теперь понимаю, почему без сомнений верил ей и принял факт ее наличия рядом со мной без вопросов и сомнений: она моя жена. Единственная женщина, которую я любил и которая погибла уже давно. Я чувствовал связь, чувствовал важность ее персоны, но не мог вспомнить имя.

– Прости меня. Я забыл тебя вопреки своей любви к тебе, забыл…

Я стою перед ней, смотрю прямо в глаза и, крепко обняв ее, начинаю плакать, сокрушаясь от непонимания того, почему такое не произошло ранее.

– Ты не виноват. Это место меняет людей, и тебе это известно. Я тоже люблю тебя, и теперь я рядом и никуда не пропаду больше.