Цена свободы

– Славно, моя Сияна сегодня готовит ботвинью и кашу, идемте скорее.

Они подошли к одному из деревенских домов, к тому, что стоял у самой окраины.

– Вот и пришли, – Ачим открыл дверь. Ее петли издали ужасно скрипучий звук. – Прошу, проходите.

Хавенел шагнул через низкий порожек и оказался в просторных сенях, освещаемых единственным окном. В отличие от обычных деревенских домов, в которых сени использовались как кладовые, эти убранством больше напоминали миниатюрную библиотеку: вдоль стен стояли два стеллажа с книгами в цветных переплетах. Хавенел отлично знал крестьянские традиции, согласно которым в сенях нужно снимать верхнюю одежду. По определенным причинам он не хотел делать этого, еще больше не хотелось освобождать лицо от пугающей чем-то маски, но того требовал обычай, несоблюдение которого – это неуважение к хозяину дома. Пусть и с большой неохотой, но он снял и капюшон, и маску. Из-под этого одежного дуэта выглянуло овальное лицо Хавенела. Его черные длинные волосы по состоянию напоминали солому или сосульки, свисающие с головы, впрочем, это неудивительно. Он и сам не помнит, когда в последний раз мыл голову, да и вообще мылся. На его лбу расположился тонкий шрам, уходящий к правому виску, прячась за волосами. Серые глаза, словно маятники, ходили туда-сюда, изучая дом. Треугольный нос вдыхал запах сосны, придающий уют, а рот отлично скрывала густая, но недлинная борода, благодаря которой о возрасте судить было крайне сложно. Элен он почему-то напоминал иллюстрацию к одной из сказок, той единственной из ее опыта, что без счастливого конца.

– Проходите, не стесняйтесь, – отец пригласил его в горницу. Хавенел проследовал за ним, первой его взгляд приковала каменная печка, установленная в углу комнаты, у которой, немного наклонившись, стояла женщина в фартуке, усердно разгребавшая трещащие в пламени поленья. Огонь игриво извивался вокруг аппетитно пахнувшего чана с кашей, прямо напротив печи стоял стол с двумя лавками. Еще в комнате была лестница, ведущая на чердак.

– Сияна, – Ачим обратился к женщине, – смотри, кого я привел.

– Элен! – в голосе женщины промелькнуло все то же облегчение, а губы расплылись в радостной улыбке. Она обняла дочку и поцеловала ее в лобик. – Куда ты пропала? А это кто такой? – она бросила взгляд на Хавенела, а затем снова приковала его к лицу дочери, ожидая ответа.

– У нашей горе-дочурки была неудачная охота, а вот этот человек ей помог. – Отец положил руку на плечо Хавенела. – Думаю, справедливо будет отблагодарить его вкусной едой, да и нас с Элен было бы неплохо покормить тоже.

– Да, конечно, – мать благодарно кивнула Хавенелу. – Проходите, садитесь, где удобно, еда скоро будет готова. Элен, помоги-ка, если несложно, накрыть на стол своему спасителю.

– Хорошо, мама, только положу лук.

Хавенел прошел к столу и сел на одну из лавок, рядом расположился Ачим. Спустя некоторое время Сияна и Элен поставили на деревянный, немного пошатывающийся стол, покрытый светлой скатертью с цветочными узорами, еду и присоединились к мужчинам. Все приступили к еде. От одного вида ботвиньи желудок Хавенела, который не получал нормальной человеческой еды уже очень давно, ликовал, пока его хозяин закидывал одну полную ложку за другой. Между тем за столом шло общение, по большей части это были вопросы в сторону Хавенела, ответы на которые он выдумывал настолько умело, что их было не отличить от правды, но имели место и истории от отца Элен. Как выяснилось, он был одним из любимейших придворных охотников барона Дейва, крайне фанатичного обожателя охоты. Он настолько сильно уважал Ачима как охотника, что лично взялся обучать его грамматике, письму и чтению. Так было до тех пор, пока охотник не наткнулся на бешеного вепря, после встречи с которым был серьезно ранен и отправлен в отставку, благодаря чему вскоре попал в Кайвенгер, где и встретил свою будущую жену Сияну. Родом она была из семьи среднего достатка, после свадьбы у них родилась дочка Элен, а вскоре, ввиду образованности Ачима, его назначили старостой этой деревеньки на западе Кайвенгерна. Хорошая история с хорошим концом. Впрочем, общение не ограничивалось только историями. Отец и мать периодически нахваливали Элен, желая показать ее в как можно лучшем свете, словно сватая ее Хавенелу. За небольшой промежуток времени она успела побывать и великолепной хозяйкой, и хорошей охотницей, добытчицей, помощницей, и самой красивой девой во всей деревне, хотя последнее Хавенел отметил для себя давно, а Элен лишь неловко поглядывала на него, легонько пожимала плечами и скромно, но мило улыбалась.

Тепло печи и эта по-особенному уютная атмосфера согревали Хавенела. Он сидел и смотрел на играющий с поленьями огонь в печи, затем на семью, казалось бы дружную, веселую и беззаботную, потом снова на огонь и снова на семью, лишь иногда останавливая взгляд на Элен, наблюдавшей за ним с милой улыбкой. Тоска по дому подкралась незаметно, не по той убогой, гнилой лачуге в лесу, а по настоящему дому с садом, немного кривым забором и большой отцовской мастерской на заднем дворе, по дому, в который можно вернуться после долгой дороги, где его ждет отец – лучший кузнец, что видел свет, и пример во всем, мать – добрая и мудрая женщина, искренне любящая своего мужа, и сестра, которая никогда не видела его лица. Ей был всего год, она еще даже не говорила, когда ему, волей жестокой судьбы, пришлось покинуть родной дом и навсегда потерять возможность в него вернуться. Он бы отдал все, чтобы снова обнять мать, послушать очередные нудные причитания отца и услышать так раздражавший когда-то плач маленькой сестренки. Хавенел полностью погрузился в свои мысли. Вернуться в реальность его заставил лишь неожиданно раздавшийся стук в дверь. В доме наступила тишина.

– Эй, староста, выходи, нам нужна дань, – из-за двери раздался немного насмешливый голос.

– Эти упыри, как обычно, вовремя, – возмутился Ачим. – Что же поделаешь, придется открывать, они ведь дверку с петель сорвут. Простите, я отлучусь.

Он встал из-за стола и вышел на улицу.

Элен и ее мать сидели молча, словно пытаясь услышать разговор за дверью.

– Скажите, кому это свободные крестьяне Кайвенгерна платят дань? – поинтересовался Хавенел. – Неужто нашелся человек, который смог купить у вас свободу?

– Купить, – усмехнулась Сияна. – Нет, он отобрал ее, этот Сильвиан приехал со своей шайкой бандитов. Как же они себя называют?..

– Черными ножами, – вставила Элен.

– Ах да, именно так и называют, – продолжила мать. – Они, видать, очень умные, смекнули, что в краю, где нет царей, лордов или баронов, нет и законов. Приперлись сюда и начали грабить деревеньки, убивать людей, жечь дома. Я пятый десяток живу, но большей жестокости не видела. Особенно их этот Ярмик, он вроде палача. Видала я, да и не только я, вся деревня видела, как он над бедной Агнесткой издевался. Мужики потом спать не могли, а кто послабее был, те в обморок падали иль блевали прямо там, на публичной казни. Вот и решили старосты со всего Кайвенгерна им предложение выдвинуть: мол, мы их предводителю Сильвиану дань каждый месяц, а они нас не трогают. Вот теперь так и живем.

– И что, вы даже сопротивляться не пытаетесь? – заговорил Хавенел. – Какой тогда смысл в свободе, если вы не можете ее отстаивать?

– Да мы и рады бы, но только гляньте на нас: полтора калеки. Мы в руках, кроме коровьего вымени, ничего не держали. Признаться честно, даже страшно, в конце концов, мы с мужем, как старосты, в ответе за этих людей, как-то не хочется, чтобы их всех перерезали, а так хоть все живы будем.

– Знаете, мой отец говорил мне: «Трус свободным не бывает», – ответил он.

Сияна хотела было что-то сказать, уже открыла рот, но за дверью раздался стон Ачима, а за ним незнакомый истеричный смех.

Элен метнулась к окну.

– Вот же гиены! Они его бьют! – злобно сказала она. Мать и Хавенел подошли к окну. Сквозь чистое стекло было отлично видно, как трое небрежно одетых в истертые стеганые куртки мужчин дружно избивают валяющегося на земле Ачима.

– Они же его убьют! – Элен потянулась к луку. – Ну сейчас я им…

– Элен! – мать преградила ей путь и схватила руками за плечи.

– Мама, это неправильно! Они бьют твоего мужа, моего отца на глазах у всей деревни, а мы сидим тут и ничего не делаем. Это позор! Они же относятся к нам как к скоту, уже который раз нарушают договор и являются за данью раньше времени, притом что мы вообще не должны им платить.

– Вмешаешься – Сильвиан всю деревню вырежет, – мать все еще безнадежно пыталась остановить дочь, а Хавенел наблюдал за избиением беззащитного человека. Он ощущал странное чувство: будто это уже было тогда, много лет назад, в юности. Он был слаб, его сковывал страх и собственная неуверенность, все, что он мог – это молча наблюдать. Но ведь теперь все иначе: тело его окрепло, выдержало тяжелейшие тренировки, покрылось шрамами, побывало в боях. Почему он все еще стоит здесь и все так же молча наблюдает?

– Хорошие же из вас старосты, – Элен решительно шагнула вперед, отодвинув рукой мать. – Тоже мне, хранители традиций и устоев! – она уже ступила за порог, но Хавенел схватил ее за руку, очень крепко и дернул назад.

– Элен, не лезь, сиди здесь. Я разберусь.

– Хавенел, не надо, прошу вас! – мать попыталась остановить и его.

– Ваша дочь права, этих псов лучше остановить, иначе они убьют вашего мужа.

Хавенел накинул капюшон, спрятал лицо за маской, открыл дверь и исчез за порогом дома, в свете золотистого заката, освещающего улицу.

Деревня будто опустела, лишь в окнах домов изредка мелькали то ли удивленные, то ли испуганные лица. Трое мужчин, так увлеченно, с каким-то особым садистским удовольствием избивающие валяющегося на земле и даже не пытающегося сопротивляться Ачима, не обращали внимания ни на что. Их не отвлек даже громкий стук дверью, специально сделанный Хавенелом.

– Эй, собаки, хорош его пинать, – крикнул им Хавенел.

Они остановились и голодным взглядом посмотрели на него, словно звери.

– О, ты что за крендель? – сказал один грубым, хриплым голосом. – Ребята, он по ходу не понял, куда попал. Это Кайвенгерн – край свободы, повторю: с-в-о-б-о-д-ы, значит, бью кого хочу и делаю что хочу. Правильно я говорю, мужики? – обратился он к своим сообщникам и пнул Ачима под дых. Тот застонал, как щенок, и скорчился.

– Оставь его, – спокойно сказал Хавенел.

– А что, хочешь с ним местами поменяться, а? Ну так прошу, мы будем только рады!

Все трое разбойников рассмеялись.

– Я-то дань вам не плачу, можете и убить, если, конечно, получится.

Хавенел вытянул руку в сторону, и в то же мгновение в ней, не без помощи магии, оказался клинок. Это удивило разбойников, но не убрало наглых улыбок с их лиц.

– Доставайте мечи, выродки! – он приготовился к бою, слегка повернувшись к ним боком, направив острие им в лица. Разбойники достали клинки.

– Нет, нет, мужики, так дело не пойдет! – сказал разбойник с прокуренным голосом. – Как-то не по чести получатся: трое на одного. – Он ехидно заулыбался. – Давайте-ка я с ним один разберусь, может, за такое благочестие король Фергус меня рыцарем сделает. А, как думаете?

Разбойник нелепо поклонился, дружно заливаясь смехом вместе со своими товарищами. Он вышел вперед, продолжая хихикать сопернику в лицо. Его рука скользнула за пазуху и через мгновенье, достав маленький арбалетик, спустила рычаг. Хавенел не успел отреагировать на столь бесчестный поступок, болт вошел ему в плечо и заставил отвлечься от внезапно начавшегося боя. Сжав зубы до скрипа, он вытащил снаряд из плеча, рана засочилась кровью, придав черному рукаву алый оттенок. Кровь дождем закапала на землю.

– Чертовы арбалеты, – пробурчал Хавенел.

– Что, понравилось? Эх, давно я не убивал, уж очень по людской кровушке мой меч соскучился.

Разбойник разбежался, замахнувшись одной рукой. Хавенел нырнул ему под руку, ударил локтем в бок, заставив потерять равновесие, схватил его за руку и перекинул через спину, затем резко упал ему коленом на грудь, раздался слабый, еле слышный хруст костей. Разбойник застонал и хотел было скрючиться от боли, но ему не позволил клинок, ловко приставленный Хавенелом к шее. Теперь разбойник больше не улыбался, не хихикал. Он неподвижно лежал, вытаращив глаза, как рыба, его руки и ноги дрожали от испуга.