Внутри

***

Кровь, кровь, кровь… Сколько всего в этом слове. Кровь – это жизнь. Кровь – это боль. Кровь пугает. Кровь же и успокаивает. Изношенные ботинки в крови и осколках, ступив в которые станет или страшно и больно, или спокойно и уютно – о ком же это..?

***

Вот и лето закатывается. Не в банки, как говорят многие, чтобы его можно было открыть холодным февральским вечером и вдохнуть запахи счастья. Надолго закатывается. Да и вкус из стеклянной банки совсем не тот. Верхушки деревьев становятся жёлтыми, а вслед за этим и голыми, бесчувственными. Так и с каждым человеком, который может питаться только единственным летом. У него нет ничего, никого, силы иссякли, стержень источился об холодные ножи других людей. Батарейка испортилась и уже не накапливает заряд. Пока ей есть от чего питаться, она живёт, а когда питание обрывается – застывает. Сильный шквалистый ветер, холод по вечерам и вечное приближение тревоги не дают заряжаться дальше.

Скоро придёт пора каждодневному круглосуточному страху, умыванию по утрам холодной водой, которая проникает внутрь и не встречает ничего другой температуры. Пора полной пустоты и холода внутри, одиночества, и кипятка с каким-то привкусом – единственной тёплой вещи, которая изредка, когда есть время, заливается в тебя дважды в день. Время, когда ты не знаешь что будет завтра, да и это не очень волнует.

Творчество, вдохновение, любовь и спокойствие запираются за тяжёлую, тёплую дубовую дверь, и не выходят оттуда до тепла. Улыбка сходит с лица, и у неё теперь нет причин появляться. Единственное, что она может получить в этом мире – тепло, зелёная трава, шумящие листья и тёплое солнце. Тогда заледеневшая батарейка начнёт медленно высвобождаться из своей корки.

Так нужно тепло, когда холодно! Так не хочется покрываться льдом! Так нужно делиться своим теплом, чтобы никто не заледенел…

***

Семь шагов на запад и снег рассыпается жёлтыми хлопьями. Подушки, одеяла, сиреневые ели и величественные воздушные шары: всё порхает на бархатных крыльях. Сладкий ветер, дующий из-за горизонта, раскрывает ресницы. Жаворонки сидят на ярких жёрдочках и пушат крылья. На голове лавровый венок и лепестки белых роз. Солнечная пряжа спускается с неба к облакам и осыпает золотым дождём ватную землю. Всё лёгкое и готовое взмыть в небо. Синие ары пролетают мимо ушей, задевая крыльями волосы. Открываются золотые ворота и она входит в совсем другой мир со светящимся шаром над головой.

***

С возрастом знакомиться и заводить новые отношения становится тяжелее. Я смотрю на детей – вот они встретились, а через минуту уже всё друг о друге знают и готовы отправиться вместе на край света. Со взрослыми это становится намного сложнее. Они зажаты, у них проблемы с доверием и комплексы. Ты вроде идёшь на сближение, а в ответ получаешь отказ, потому что человек совсем на это не готов. Это грустно. Эта детская непосредственность – то, чего не хватает взрослым и то, чему нам стоит поучиться у детей. Это то, чего мне катастрофически не хватает в людях.

***

Они стояли рядом. Он и она. Её руки нежно обвивали его шею. Они держались друг за друга и просто были рядом. Поцелуй. Аккуратный, нежный, шёлковый. Приятная улыбка. Ещё один поцелуй. Взгляд глаза в глаза. Его руки на её талии, а она воздушная, словно ангел. На её ногах бархатные крылья. Взгляд скользит по лицам друг друга и отсвечивает как солнечные зайчики. Им хорошо и для счастья больше ничего и не надо.

***

Петербург. В тумане, в сахаре и карамели. В запахе пышек с сахарной пудрой. В запахе влажности. Завёрнутые каналы тут и там, маршрутки, автобусы и трамваи. Такие родные, такие знакомые. Песни под гитару на дворцовой площади, толпы людей и звенящая тишина. Парадный облик Невы и островов, шаги и стук каблуков. Прогулочные караблики и зелёные деревья. Величественный Невский проспект. Почему здесь всё такое родное, знакомое, домашнее?

***

Петербург. В подземном величии, в стуке рюмок, деревянных столах. В катающихся по улицам кусочках солнца. В сирене невидимых пожарных, в крике людей. Золотой отблеск летит и растворяется в облаках. Зелёный цвет домов становится последним поводом для грусти. Крыши опускаются под землю. Строки поэтов отчеканены на трамвайных рельсах и по ним стучат вагоны. Светофор кричит и не даёт взлететь. Серость облаков и женский голос сверху не кончается разочарованием. Каменные ступени сохнут на воздухе и испаряются с первым криком чаек. Невский проспект уже полностью исписали и на нём не осталось живого места. Книжный на третьем этаже – последний островок безумства в этом адекватном, логичном, обдуманном мире.