Нода – сотворение новой планеты

– Минутная слабость, я вовремя остановилась, – сияли янтарные чётки.

– Не верите, что способен напасть в открытую? – засвистел ветер в изумрудной листве.

– Разве нет? Ткнуть исподтишка куда как надёжнее, – зажужжали пчёлы в медовом улье.

– Я не хотел вас ранить, но вы заставляете меня, – блеснула роса на иглах травы.

– Смотрите не порежьтесь сами, а я о себе позабочусь, – полыхнул золотой рассвет.

Древний плоский камень неподалёку от пещеры лежал на своём месте не одну тысячу лет. Когда человечество только выбралось из колыбели и ещё помнило своих богов и духов, верховный жрец и жрица каждое новолуние взбирались на гору. Здесь, на этом самом камне, они сливались в танце любви, моля всевышних о плодородии и процветании для своего народа. Прошли годы, люди отвоёвывали у природы новые земли, стремились управлять животными и друг другом. Верховный жрец посчитал, что судьбой племени должен распоряжаться он один, решил подчинить жрицу своей воле, сделать её покорной рабыней. Она прекрасно понимала, что происходит с ним, видела, насколько глубоко проник порок в его сердце. В следующее новолуние на камне любви она освободила его от этого безумия, вырезала с корнем всю черноту души, чтобы он предстал перед богами очищенным, безгрешным. С тех пор камень стал алтарём для жертвоприношений. Веками различные кланы омывали его кровью слабых, порочных мужчин, стараясь умилостивить богов. Женщины держали власть в своих руках и были слишком ценны для этого – дар деторождения считался священным, его обладательницам прощались многие прегрешения. Столетия спустя люди захватили все земли, до которых только смогли дотянуться, распространились повсюду. Времена изменились. Вчерашние богини стали блудницами, а плуты – правителями. Горели костры, шла охота на ведьм. Камень навсегда почернел от пепла прекрасных чародеек и старых горгулий, на свою беду прославившихся повивальным мастерством и талантом к целительству. Ещё через пару веков человеческая фантазия породила мораль и этику. Расчленять кого бы то ни было на камне или жечь на костре стало неприлично. Неугодные обществу личности исчезали сами, незаметно. После плотного ужина с хорошей приправой или купания в реке с дружелюбными рептилиями. По мере уменьшения веры людей во всемогущество богов жертвенный камень поочерёдно довольствовался кровью крупного рогатого скота, мелких домашних животных, дичи всех размеров, соком фруктов любого сорта, и, наконец, простыми свежими цветами, пусть и самых разнообразных видов.

Сейчас древний алтарь лежал забытый всеми, гладкий и пустой. Он грелся в лучах восходящего солнца. Над ним испуганно пролетела какая-то пичуга. Камень не обратил на неё особого внимания. Летишь, ну и лети себе, только твоих «даров» мне не хватало. Но что-то было явно не так этим утром. Сама земля волновалась. Где-то совсем рядом разворачивались очень бурные события. Волнения усиливались. Из ближайших к камню кустов выскочил молодой мужчина – весь покрытый грязью, расцарапанный до крови, одетый в какие-то лохмотья. В руке незваный гость судорожно сжимал меч. Едва почувствовав под ногами землю, он со всей силы рубанул по кустам. Мелькнул какой-то силуэт, парень согнулся пополам и кубарем покатился по земле. Из зарослей шиповника спокойно и грациозно вышла девушка. В одной руке она сжимала разбитый щит. Другой – навивала на руку тонкую, идущую от пояса нить. Платье её было разорвано и разрезано во многих местах, но кровь не обагрила ткань. Воин поднялся и наставил на соперницу меч. На лице девушки промелькнула улыбка. Круглый щит со свистом рассёк воздух. Мужчина отразил удар и тут же получил пинок в живот. Не ожидав такого, он неловко отшатнулся, споткнулся и рухнул на камень. Клинок плашмя упал ему на грудь. Девушка прыгнула сверху. Поняв, что он не успеет нанести удар, воин вытянул руки и крепко схватил летящую на него девушку за кисти. Она прижала его собой. Их разделял только тонкий обоюдоострый клинок. Как в старые добрые времена – восхитился камень.

– Ты хорошо сражаешься, воин, – мурлыкнула Арахна. Схватка раззадорила её. Ещё никогда она не чувствовала такого дикого азарта, не испытывала такого возбуждения. Этот мужчина не собирается сдаваться. Сколько бы она его ни била, он не убегает, не просит пощады. Даже сейчас, в её руках, он смотрит прямо на неё и усмехается.

– Вы тоже хороши, – на измазанном в грязи лице сверкнула белая улыбка. Она ощутила его горячее дыхание. – Когда вы разбили щит и меня же им прихлопнули, я думал, мне конец. Недооценил, каюсь, – зеленоглазый нахал беспечно пожал плечами.

– Да, как жаль что всё так закончилось, теперь придётся тебя съесть, – девушка нарочито хищно облизнулась. «Несчастный пленник» хитро подмигнул:

– Это мы ещё посмотрим, – не отпуская её рук, воин резко дёрнулся вперёд, пытаясь встать. Как он и ожидал, ей хватило сил удержать его на месте, но клинок, ранее мирно лежавший на груди мужчины, подскочил и упёрся рукоятью и гардой в живот наёмника. Кончик лезвия коснулся горла девушки. Она попыталась отстраниться, но воин крепко держал её за руки.

– Кажется, теперь вы в ловушке, – мягко прошептал он ей. Девушка чаще задышала, но ответила сопернику со зловещей сосредоточенностью:

– Советую перестать недооценивать меня.

Она подалась вверх, поднимая его вместе с собой, обвила воина ногами и прижалась к нему. Меч провалился между ними и застрял в переплетении их тел. Она наклонилась вперёд. Теперь лезвие упиралось в горло своего обладателя.

– Мы вернулись к тому, с чего начали. Сдаёшься? – она вгляделась в его глаза, ища в них страх.

– Заставьте меня. А пока потанцуем! – воин усмехнулся, прижался к ней всем телом и одним толчком бёдер сдвинул меч в её сторону. Лезвие застыло между ними. Они сидели не шевелясь.

– Не хотите ли вы сдаться, леди? – его голос проникал ей в уши, вливался как сладкий яд. Арахна почувствовала, что теряет контроль над собой.

– Никогда, – она подняла на него глаза. В них отражался пурпурный рассвет. От этих чар ещё никто не убегал. Сейчас он сам упадёт на меч и решит свою судьбу. Воин покачнулся. Арахна с грустью закрыла глаза, не желая видеть продолжение. Она ощутила, как он наклонился. Услышала тихий вздох. И почувствовала его губы на своих губах. Девушка в испуге отшатнулась и открыла глаза. Воин ещё был жив. Струйка крови стекала с его шеи вниз по мечу. В последний момент он успел извернуться и не попал на остриё. Арахна изумлённо вздохнула:

– Ты жив!

Воин хмыкнул и слабо улыбнулся ей:

– Да, ненадолго. Чем дальше я наклоняюсь, тем сильнее эта штука впивается в меня. Не расстраивайтесь, больше я вам проблем не доставлю. До свидания, – он подмигнул напоследок, закрыл глаза и продолжил опускаться.

Через секунду меч улетел обратно в кусты шиповника. Арахна сидела верхом на неподвижном теле воина, трясла его и рыдала.

– Это ты специально, специально так… – шептала она. – Чтобы я теперь всю жизнь себя виноватой чувствовала. А может я и не хотела тебя убивать! Может, я всю жизнь как дура ждала кого-нибудь, кто сможет мне противостоять, победить мои чары! Дождалась! Тебе-то теперь хорошо, лежишь себе хладным трупом, а мне что делать? Изверг ты после этого, вот кто. Даже есть тебя противно, вот. Так тут и останешься и сгниёшь. А я уйду, слышишь, уйду совсем. Одна. Совсем. Одна.

Она провела рукой вдоль его шеи – рану Арахна залатала паутиной сразу же, как отбросила меч, но он потерял много крови, – коснулась лица. Провела пальцами по щеке. Наклонилась и поцеловала его на прощание. Воин лежал неподвижно, безучастный ко всему. Она медленно поднялась, отстранилась от него. Сразу стало холодно. До неё донёсся тихий шёпот.

– Вы рано сдались, леди.

Арахна изумлённо опустила взгляд. Воин лежал и улыбался ей. Она снова ощутила его пальцы на своих руках.

– Ей богу, не стоит так спешить. Давайте ещё поборемся. Вы ещё не знаете всех моих секретов! – он мягко потянул её на себя, она прильнула к нему.

– Клянусь, когда-нибудь я тебя за это убью! – прошептала она ему на ухо, пока он ласкал губами её шею и плечи.

– Я обязательно доживу до этого момента, – усмехнулся он.

– Не сомневайся, я прослежу, – ответила она.

Творцы

Тринадцатому нравилась его работа. Стоишь весь день под палящим солнцем окованный цепями, держишь в поднятых руках щерящийся шипами шар, глаза в пол, голову ни поднять, ни повернуть. Красота! Какая продуманная композиция, какое внимание к деталям! Автор постарался. Даже умудрился заказать у кого-то доставку мяса, чтобы оставлять лакомые кусочки для грифов на плечах Тринадцатого. Птицы прилетали регулярно и клевали угощение, царапая острыми когтями темные руки безмолвно стоявшего мужчины. Он не возражал. Ему нравилось наблюдать за этими огромными существами даже краем глаза. Они даже смешили его, подходя по земле и стараясь заглянуть в лицо. Он восхищался их перьями и много думал о полетах.

Вечером, после захода солнца, с него снимали цепи и забирали шипастый шар. Тогда он поднимал голову, смотрел на яркие звёзды в небе и шёл строить Башню Страданий – тринадцатый этаж, в честь которого и был назван. Ему нравилось трудиться – переносить на плечах огромные каменные блоки, смазывать их скрепляющим составом и устанавливать друг на друга. Работал он всегда холодной ночью при свете огня от факелов – днём жидкие материалы мгновенно засыхали от жары. Тринадцатый был только рад смене антуража. После целого дня вдумчивого разглядывания земли под ногами все вещи вокруг казались необыкновенными, а ночь только добавляла загадочных теней, пляшущих по стенам башни. Кроме того, на стройке трудились и другие рабочие. Четырнадцатая с этажа выше любила поразвлечься, устраивая соседу забавные происшествия. Вот так принесет Тринадцатый от самого основания башни на свой этаж каменный блок, установит его, куда надо, и снова идти вниз нужно. А тут Четырна из люка в потолке выглядывает и кричит: «Трин, лови валун!» И кидает сверху на товарища каменный блок. Тринадцатый руки-то вскинет, но поздно, его уже огромным грузом придавило. Лежит он под каменным блоком, барахтается, а Четырна звонким медным смехом заливается. И ей забавно, и ему груз далеко тащить не надо, с себя только скинуть. Другой раз он уже поставит бочку со скрепляющим составом, подкараулит соседку и откроет у неё под ногами крышку люка. Четырна с визгом упадет в строительную смесь, побулькает там, побьет руками-ногами хорошенько, до нужной консистенции материал доведет. Через полчаса её и вытащить можно, на прощание полбочки готового состава в бадью отлив за услуги. Автор на такие проказы только ухмылялся и называл провинившихся чужеземным словом: «чертенята». Трин подозревал, что это какие-то забавные существа, но не понимал, почему тогда никого не наказывают за веселье в Башне Страданий. Он слышал, что на других проектах за нарушение общего образа объекта жестоко карали. А поведение «чертенят» Автора вполне устраивало. Впрочем, ему виднее. Трин видел людей с других континентов, но никогда с ними не общался – по работе не положено. Автор же потратил многие годы, чтобы собрать материалы для двух грандиозных проектов. Башня отображала многообразие страданий, которые испытывали люди других Лучей. Тринадцатый и его коллеги не просто строили здание, а всем своим видом показывали, насколько мучителен процесс созидания. Если бы автор хотел, он бы возвел себе башню в одиночку за неделю. Работники же старательно трудились уже не один месяц, отстраивая этажи голыми руками без всяких лишних приспособлений.

В дневные часы, когда работу останавливала иссушающая жара, Тринадцатый и остальные изображали различные страдания, стоя поодиночке или в группах. Уж что-что, а мучиться люди других Лучей умели! Трин один раз попытался пересчитать все возможные страдания, но быстро запутался. В его понимании, люди умели мучиться по любому поводу, и часто причины полностью противоречили друг другу. Обитатели других Лучей страдали от недостатка пищи и переедания, бездействия и обилия работы, одиночества и избытка внимания. Одинаково мучились они от холода, жары, сырости и сухого сезона. Любая интересная деятельность через пару десятков лет превращалась для них в настоящую пытку. Даже если им удавалось установить хрупкий мир на своих землях, сразу же находились те, кому отсутствие конфликтов казалось мучительным, и общество снова погружалось в борьбу, отчего и страдало. Трин знал, что, как только Башня будет возведена, он, вместе с остальными работниками, примется за строительство Дворца Удовольствий. Автор хотел наглядно противопоставить горести и радости людей других Лучей. По крайней мере, так он объяснил работникам. По мнению же Трина, новый проект будет той же Башней, только с другого ракурса. Стоило чуть менее резко или гротескно изобразить любое из страданий, и оно превращалось в удовольствие. Немного приглушили источник раздражения, и агония от громкого звука стала наслаждением от мелодии, а ужас перед открытым огнем сменился восторгом от фейерверков. Трин догадывался, что Автору отлично об этом известно, и смысл обоих экспозиций не совсем в противопоставлении. В целом, работники с удовольствием строили Башню Страданий, творчески изображали мучения, и всё шло как нельзя лучше. А потом на континент прибыли путешественники с других Лучей.

Люди не так уж редко приезжали на огненный континент, чтобы приобрести искусно выполненные инструменты, оружие и произведения искусства. Местные мастера не признавали денег любого сорта, зато охотно обменивали свои работы на редкие материалы со всего мира. Во многих городах опытные торговцы открывали специальные лавки и магазины, где путешественники могли купить ценные минералы и сорта древесины для поездки на Восточный Луч. Обычно приезжали люди деловые, которых не заботили методы производства точного оборудования. Наведывались и повидавшие всё воины и деятели искусства, для которых мораль представляла собой относительную величину, применимую только в отдельных жанрах творчества. Остальные путешественники оседали в драконьих банях и гостиницах, так и не добираясь до опасных земель огненных народов. Люди просто бы не выжили на жарких территориях Мастеров и Авторов, питаясь жгучими блюдами, к которым вполне привыкло местное население. Вот поэтому появление Чужестранки всколыхнуло размеренную жизнь города в целом и Тринадцатого в частности.

Начиналось всё классически ранним утром. Трин только что отработал смену на стройке и шёл на площадь, чтобы снова стоять окованным цепями. По дороге он увидел чужестранную девушку, которая несла за плечами большую мешковатую торбу и оглядывалась по сторонам со смесью ужаса и восхищения в глазах. Когда она посмотрела на него, Тринадцатый улыбнулся и помахал рукой, вспомнив это традиционное приветствие чужестранцев. Затем он взял в руки шипастый шар, позволил обмотать себя цепями и склонил голову, приготовившись простоять так весь день. Шесть часов пролетели незаметно. Солнце палило как никогда сильно, поэтому запах от кусков мяса на плечах Тринадцатого быстро распространился по всей округе и привлек грифов. Птицы оказались в игривом настроении и начали отбирать угощение друг у друга. Один гриф вцепился когтями в плечи Трина, цапнул клювом кусок мяса и резко махал крыльями на сородичей, пытаясь отхватить себе побольше. Остальные птицы летали вокруг и пикировали, чтобы сбросить наглеца. Тринадцатого откровенно веселила их игра, но он сохранял мрачный и скорбный вид, не выходя из образа. Он видел только красноватую выжженную землю под ногами, смотрел на мелькающие тени крыльев и слышал возмущенный клекот. Слишком возмущенный, как ему показалось. Что-то явно пошло не так. Птицы раскричались и все поднялись в небо, даже наглец с куском мяса. Трин чуть было не поднял голову от удивления, но сдержался. А потом кто-то схватил его за плечи и попытался выпрямить.

По площади прокатился крик боли. Тринадцатый откинул шипастый шар и как был в оковах побежал к оружейнику Адалану. Ворвавшись в мастерскую, он без лишних слов ткнул пальцем на ведро и бочку с холодной водой. Адалан, знавший Автора и не раз видевший на площади Трина, махнул подмастерью. Тот набрал воды и побежал вместе с Тринадцатым обратно на площадь. Там в тени одной из палаток лежала та самая чужестранная девушка, которой он улыбнулся утром. Оказывается, она несколько раз возвращалась на площадь, спрашивала у прохожих что-то про наказание и срок, а когда увидела птиц, отогнала их и схватилась руками за раскаленные на солнце плечи Тринадцатого. Подмастерье Адалана поставил ведро, быстро ухватил ослабевшую от болевого шока девушку и сунул её красные и опухающие кисти в воду. Они обменялись парой фраз на ломанном общем языке Юга. К Адалану часто заходили за оружием воины из далеких земель, поэтому он обучал своих работников чужестранной речи. Подмастерье правильно определил, что девушка приехала с Луча Земли. Пострадавшая кивнула на сумку и четко произнесла одно слово, видимо, какое-то название. По крайней мере, подмастерье сразу понял, о чем речь и принялся аккуратно перебирать вещи в торбе. Тринадцатый не понимал, что говорит чужестранка, но в её словах постоянно проскальзывали буквы «к», «р» и «л», из-за чего речь звучала очень переливисто, будто глиняная флейта. Даже учитывая, что сейчас девушка явно не стеснялась в выражениях из-за боли. Подмастерье, кажется, нашёл необходимое и вытащил из торбы банку с порошком горчичного цвета. Чужестранка кивнула головой на ведро с водой перед ней. Трин решил, что она просила найти средство от этих внезапно появившихся покраснений на руках. Подмастерье снял крышку и начал осторожно сыпать порошок в ведро. Вода сразу стала мутной, а девушка резко открыла рот и зашипела, как остывающий клинок в оружейной Адалана. Подмастерье замер, перестав сыпать порошок. Чужестранка склонила голову и глубоко вздохнула. Её лицо закрыли длинные высветленные солнцем волосы. Трин невольно оценил, насколько эстетически привлекательно выглядела сидящая девушка – как и большинство выходцев с Южных Лучей она была смуглой и мускулистой и носила одежду с нарисованными вручную узорами. Несмотря на боль, чужестранка сидела так, будто опустила ладони в воду только для того, чтобы попить. Отдышавшись, она подняла взгляд на ведро и вытащила руки. Они покрылись морщинками от воды, но в остальном снова выглядели вполне нормальными. Она на пробу согнула и разогнула пальцы и улыбнулась. Подмастерье поставил банку с порошком рядом с торбой и показал пальцем на ведро. Девушка сказала что-то в ответ и махнула рукой, показывая, что вода больше не понадобится. Работник Адалана кивнул, поднял ведро и ушел обратно в оружейную. Когда девушка обернулась к Тринадцатому, он уже снова стоял посреди площади с шипастым шаром в руках, будто и не двигался с места.

Остаток дня прошёл обычно и даже скучно. Грифы обратно не прилетали, Трина больше никто не двигал с места, и он вполне спокойно простоял до захода солнца. В конце дня с него как обычно сняли оковы, Тринадцатый отдал шипастый шар и пошел строить Башню. По пути он привычно смотрел, как появляются в небе звёзды и гуляют по ночным улицам мастера. Творческая жизнь города замирала лишь раз в году, когда на месяц приходили холода. В остальное время жители не спали ни днём ни ночью. По пути на стройку Трин почувствовал, что за ним следят. Это было очень странное ощущение – он привык находиться на виду, под взглядом сотен глаз за день, но сейчас его явно кто-то преследовал, не выделяясь из толпы. Трин начал сравнивать новое чувство с прежними, увлёкся и незаметно для себя дошёл до Башни. Там он повстречался с Четырной, и вместе с остальными работниками они пошли дружно страдать на стройке.

Следующий день на площади начался и продолжился одновременно обычно и непривычно. Тринадцатый стоял, грифы резвились на нём и вокруг, но постоянно возникало ощущение, что за ним наблюдают. Он не мог поднять голову и осмотреться, но чувствовал, как его рассматривают то с одной, то с другой стороны. Время шло, напряжение росло, даже грифы стали ругаться громче и более нервно прыгать с плеч мужчины на землю и взлетать обратно. К концу дня Тринадцатый оказался эмоционально измотан от ожидания, чего с ним ни разу не случалось за бессчетные часы стояния на площади. Внешне он, конечно же, это никак не показал – по работе не положено. Только этим вечером звёзды не манили его, а прохожие казались неприметными тенями в неверном свете факелов. Поэтому Трин шёл, просто глядя перед собой, чтобы никого случайно не сбить. На узкой базарной улице он заметил, что по левое плечо с ним идёт знакомая фигура в одежде с нарисованными узорами. Лицо девушка спрятала под капюшоном, но Тринадцатый слишком хорошо запомнил её. Чужестранка посмотрела из стороны в сторону, видимо опасаясь чужого внимания, но потом заговорила, глядя перед собой. Трин с удовольствием послушал журчащие переливы её голоса, но ничего не понял. А затем откуда-то из-под капюшона раздался слегка дребезжащий металлический голос:

– Привет! Извини, что доставила тебе проблем. Я тут походила, узнала, с вами нельзя разговаривать, вы всё равно не ответите, но это неправильно! Вас не должны так использовать. Вы – живые существа, сами решайте, что делать и как жить, а не только выполняйте приказы. Ты помог мне, привел помощь, когда я… эмм… сделала руки красными… – тут Трин понял, что дребезжал кулон-переводчик. Судя по некрасивому голосу говорливого украшения, Чужестранка сумела достать самую простую версию, наученную только передавать смысл повседневной речи. Сейчас переводчик смущенно хрипел, не зная, как описать ситуацию с руками – в общем языке Востока не было подходящего слова. Ситуацию спасла Чужестранка, произнеся что-то ещё. Переводчик радостно продолжил:

– Я тебе должна и хочу помочь, показать, что в мире есть гораздо больше, чем твоя работа. Тебе запретили говорить, но я могу провожать тебя от площади до стройки и рассказывать, где была. Я много путешествовала. Ты согласен? Просто улыбнись, если согласен, я видела, что вам хотя бы это можно.

Они почти дошли до конца улицы, впереди уже виднелась Башня. Трина уже явно ждала Четырна и другие рабочие. Он посмотрел вверх на свой тринадцатый этаж и улыбнулся. Они строят нечто грандиозное. Когда Трин опустил взгляд и обернулся, вокруг него ходили только мастера.

За работой на стройке Трин совсем позабыл о разговоре с Чужестранкой, но когда смена кончилась, воспоминания вернулись, а вместе с ними пришло и любопытство. Он почти бегом добрался от Башни до рыночных улиц, а там пошёл нарочито медленно, зная, что всё равно доберется до площади вовремя. Вскоре по левое плечо от него появилась знакомая фигура в расписном платье с капюшоном. Тринадцатый улыбнулся.

Следующие семь дней Чужестранка сопровождала Трина от площади до Башни и обратно и рассказывала о своих путешествиях. Как и все в её семье, она была добытчицей Новинок – исследовала неизученные земли, налаживала знакомства с другими народами и находила, выменивала или зарабатывала любые полезные вещи, умения и навыки, которые могли бы пригодиться в родном селении. Описывая свои достижения, Чужестранка доставала из торбы пачку сшитых шнуром записок и незаметно показывала зарисовки всего, что привлекало её внимание. Трин с интересом смотрел на картинки, сделанные углем и соком растений, слушал переливистую музыкальную речь и дребезжащие объяснения переводчика. Поначалу Тринадцатый смущался компании Чужестранки, но быстро привык к её присутствию. Она не заставляла его отвечать, а только делилась своими историями и впечатлениями. Трин полюбил каждодневные прогулки с Чужестранкой и ждал их с нетерпением. К его удивлению, строительство Башни и стояние на площади стали приносить ему мучение. Он понимал, что работа – это его жизнь, но истории Чужестранки делали эту жизнь несущественной. Он мучился, разрываясь между долгом и желанием, и не мог найти выхода. Так продолжалось семь дней.

А на восьмой день она ушла. Как обычно, они пробирались по узкой рыночной улице в окружении мастеров и не смотрели друг на друга. Однако в этот раз Чужестранка не говорила, а шла молча. Трин уже начал волноваться, видя, что они почти дошли до площади, но тут услышал мелодичный голос девушки, а за ним и хриплый дребезг:

– Мне пора возвращаться. Я уже добыла всё, что нужно. Мне очень повезло. Один мастер подарил много инструментов только за то, что я позировала для его статуи. Получилась почти точная копия, удивительно, как они так делают. Может быть, ты увидишь её когда-нибудь и вспомнишь обо мне. Не забывай, жизнь гораздо больше, чем тебе кажется. Надеюсь, ты поймешь это. Мне пора… Мой корабль скоро отплывает… Пора…

Они дошли до площади. Чужестранка осталась стоять в тени рыночных палаток. Трин вышел на середину площади, где его уже ждали подмастерья с цепями. Он взял в руки шипастый шар и оглянулся. Девушка так и стояла, укрыв голову капюшоном. Её глаза казались мокрыми. Трин удивился этому, погода стояла очень сухая, влаге неоткуда было взяться. Он улыбнулся Чужестранке и поднял шипастый шар над собой. Его начали обвязывать цепями. Трин успел увидеть, как Чужестранка улыбнулась ему в ответ и скрылась в толпе. Он опустил голову. Вскоре на запах мяса прилетели грифы.

Когда стемнело, и Тринадцатый пришёл на стройку, оказалось, Автор решил построить новый этаж Башни и уже назначил работницу. Сорок пятая не могла говорить, зато отлично пела, и голос её напоминал флейту, но уже не глиняную, а металлическую. Она строила этаж Сладостных Мучений.

Слуга города

Отгремели последние выстрелы, и затихли стоны умирающих. Бойня в северной роще закончилась, наконец-то можно начинать обход. Ветераны редко выходили прямо к стенам Кольца, но когда битва начиналась в лесу, они в пылу сражения забывали о всяких границах. Поэтому северная роща снова дымилась, а каменную кладку вблизи деревьев украшали свежие воронки. Картан оценил повреждения, зевнул, потянулся, допил из кружки утреннюю муть и спустился со стены. Внизу он зашёл в будку ключника, взял амулет-проходку и расписался о выдаче. Его телега уже стояла наготове у стены Кольца. Картан втянул носом холодный пахнущий жжёным деревом воздух, со вздохом поднял и закинул себе ещё один тяжёлый чан заплаток. Вообще, можно было не напрягаться и пользоваться подъемником, но его долго включать, настраивать, возить туда-сюда. Пока никто не видит, быстрее самому загрузить все материалы. Он взял в руки и дернул поводок. Телега зашуршала шестернями и послушно поехала за ним к проходу в виде скалящейся пасти. С амулетом Картан мог не бояться, что Кольцо сожрёт его, но уж больно хищно улыбались северные ворота. Каждый раз казалось, что они пробуют обслуживающий персонал на вкус, выбирая самую сочную жертву. Благо пока ещё никто не оказался достаточно аппетитным. Картан зашёл в пасть. Долгая секунда душного запаха пыли, дерева и металла, скребущий шорох, темнота, а затем свет. Картан вышел к северной роще, за ним с шелестом шестерней выехала телега. Ветераны поутру разбушевались и сильно распахали опушку у стены, хоть зерно засевай. Везде виднелись следы от ног, лап и когтей, ямы от взрывов и вмятины от вбитых в землю тел. Впрочем, ни трупов, ни крови уже не осталось. Убитые давно исчезли и явно опять сражались где-то на противоположном конце центрального леса. Зато после них осталось покорёженное оружие, дырявые доспехи и расколотые амулеты. Выжившие забрали самое ценное, но и мелочь радовала глаз. Иногда удавалось ухватить диковинки, которые ветераны носили с собой ещё со времён заселения Града.