Арьяна

Арьяна
Ника Светлая

Назови свое имя ночью, и духи услышат его и приберут к рукам твою душу. Так гласят древние предания бурятской земли. Арьяна не верила в местные легенды, пока не оказалась с ними лицом к лицу. «Арьяна» – мистическая повесть о духах местности, с которыми столкнется главная героиня на родине предков.

Ника Светлая

Арьяна

1

Нити рельс и бег колес отбивают ритм: «Раз-два, раз-два». Ночной экспресс – заснул в Иваново, проснулся в Москве. Хорошо тем, кто не страдает от бессонницы, или, как в моем случае, от кошмаров. Они снова вернулись, прямиком из детства. Шесть лет я спала спокойно, а теперь сон рваный и болезненный. Засыпая вечером, я не знаю, что сулит ночь.

Темно. Круглая луна преследует поезд. «Раз-два, раз-два». Зазеваешься, мысль убежит быстрее стройных вагончиков, ритм теряется и звучит по-новому: «Раз-два-раз, раз-два раз».

У меня впереди долгая дорога: из Москвы самолетом до Улан-Удэ, оттуда на автобусе до Хоринска[1 - Хоринск – населенный пункт в республике Бурятия.] (звучит завораживающе-агрессивно), а потом на чем придется до улуса без названия. И, здравствуй, родина, принимай заблудшую душу! Но я к тебе ненадолго, возможно, в последний раз. Единственный человек, с которым мать держала связь – ее старшая сестра Лосолма[2 - Имя Лосолма происходит от мужского Лосол, что переводится с тибетского, как «ясный ум».] – умерла пять месяцев назад. Похороны мы пропустили. Мать не смогла вырваться в середине семестра, а еще важная конференция и встреча с начальником Департамента образования области. Она вечно в делах. Отцу на заводе не дали отпуск, к тому же было нелепо, если бы он поехал вместо матери на похороны ее сестры. Я тоже погрязла в работе и выныривать не собиралась, потому что пример матери заразителен, а похвала бесценна.

На этом нить родства наверняка потерялась бы, но тетушка решила оставить мне в наследство бабушкин дом. Неожиданный звонок от двоюродного брата спустя почти полгода: «Приезжай, забирай или отказывайся». И решить бы все дистанционно, но мать уперлась: «Я на похороны не приехала, так хоть ты покажись родне, вырази соболезнования. Вот и повод есть, и у тебя отпуск. А у меня защита дипломов, диссертаций и выезд на природу со всем научным сообществом области». Только когда она заказала билеты, я придумала, что ответить, как правильно возразить. Но было уже поздно. Оставалось только ворчать под нос. Да, что уж теперь. Приеду, подпишу отказ от наследства, оформлю дарственную или напишу доверенность – любой вариант, лишь бы дело было кончено быстро. Ненужная щедрость – мне дом ни к чему, только хлопот прибавилось. На кой недвижимость за тридевять земель?

«Раз-два-раз, раз-два раз», – мысль утекла.

Еду, ищу плюсы сложившейся ситуации: отдых, красивые места, новые люди. Да, и время наедине с собой пойдет на пользу. Есть над чем подумать. Может в дороге меня не будут мучить кошмары, отпустят тягучие путы мрачных сновидений.

Главное не засыпать. Еще часочек, и я в Москве. Держись, Арьяна[3 - Имя Арьяна происходит от мужского имени Арья. С санскрита – «высший, святой». Обычно употребляется перед именами Бодхисаттв, святых, прославленных буддистов. Также имя Арьяна встречается в индийской культуре и переводится как «идущая путем духовного развития».], еще чуть-чуть.

Я снова в комнате без двери – серые стены, и зеркало отражает тьму, лежу на кровати. Оглядываюсь и вижу окно. Занавески не задернуты, висят по краям безжизненным полотном. Снаружи луна, то прячется за облаком, то выглядывает, словно моргает. Вокруг так липко. Одеяло и подушка как густой кисель. И я в нем варюсь на медленном огне. Пытаюсь встать, но тело отяжелело, а тьма опускается и давит на грудь. Вдох-выдох, воздух не поступает в легкие, застрял в носоглотке. Как кричать, если задыхаешься? Барахтаюсь, но как вырваться из оков, если руки прилипли к кровати. Темно, и вокруг шорохи. Кто-то ходит, шаркает по полу, шепчет на непонятном языке прямо в ухо. И звук кривой упругой волной бьется об перепонку и просачивается прямо внутрь. Там ему тесно, и он стучит барабаном внутри головы. И на каждый удар голова будто лопается, а вокруг кровати толпятся люди, смотрят, хохочут, а потом лезут на меня.

«Поезд прибывает через 15 минут…», – загорелась цепочка лампочек на потолке. Я вздрагиваю и просыпаюсь. Один и тот же сон, одна и та же комната. Меняются детали интерьера и персонажи. Я пытаюсь разобрать слова, записываю обрывки звуков, чтобы понять речи, но Гугл не дает ответов. Что за глупая идея гуглить несуществующие слова из сновидений. «Чур, меня», – говорит отец в таких случаях, и я говорю также, чтобы прогнать дурной сон. Но воспоминания липнут ко мне, пока я иду по перрону, тяну за собой серый новенький чемодан. Но, кажется, за мной кто-то идет, оборачиваюсь, толпа из вагонов тянется следом, огибает меня как камень в середине ручья и двигается дальше. Но ощущение не исчезает, будто черное облако за спиной, и как не вывернусь, оно позади прилипло. Зажмуриваюсь, закрываю лицо руками, а перед глазами размытые фигуры, плоские как ласты руки и жгучее желание сбежать из сна. Выдыхаю. Чур, меня.

Мне нужен кофе.

Впереди семь часов по Москве с чемоданом, желанием заснуть на ходу и телефоном, который постоянно норовит разрядиться. Я тоже разряжена. Не чувствую в себе сил. Бессонница последних месяцев дает о себе знать. Кофе остыл, бодрости не прибавилось. Как только вернулись кошмары, я снова поверила в существование кофеинового бога. Вот кому стоит поклоняться, строить храмы и почитать в молитвах.

Сейчас заброшу чемодан в камеру хранения, позавтракаю в центре, прогуляюсь и снова влюблюсь в столицу – отличный план. Я нашла топ 15 кофеен Москвы, сохранила все аккаунты Инстаграм, предвкушаю встречу. «Старбакс» и «Шоколадница» не в счет, сегодня меня ждет «Антипа». Кажется, не модное и не пафосное местечко, зато как звучит – кафе-трапезная при храме Священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе. И кофе хвалят. Но я иду за атмосферой укромного пространства – высокие арочные окна с видом на желтый храм, много света столы, украшенные мозаикой, тишина и спокойствие.

В Иваново вычурных кофеен не найти, везде налет провинциальности. Город тесный и душный. Нет, я, конечно, люблю знакомые улочки, раскидистую зелень деревьев, пузатые троллейбусы. Но я там чужая, слишком выделяюсь среди золоченых куполов церквей, на фоне герба с пряхой в червленом русском сарафане. Всему виной раскосые глаза, монгольские скулы, черные как смоль волосы и странное имя – Арьяна. Наполовину бурятка, наполовину русская. Эта половинчатость словно кол в сердце. Если вбивать гвоздь в рассохшуюся доску, та треснет и разломится. Но я бурятка только внешне, внутри я хочу быть пряхой в червленом русском сарафане, ходить в церковь и говорить «Чур, меня». И быть частью любимого и ненавистного города.

Серьёзно? Что забыла метиска в Иваново – в самом русском городе страны?

Мама уехала из родной Бурятии, когда ей было 17, училась в Новосибирске, влюбилась, вышла замуж и, бросив все, рванула за мужем. Я родилась здесь. В паспорте значится: Арьяна Соколова, место рождения – Иваново.

С детства меня дразнили ребята с двора за непохожесть. «Игнорируй», – безучастно говорила мать. В шесть лет я тихонько подошла к отцу и спросила, что значит это слово. Отец погладил по голове и поцеловал в лоб: «Просто не обращай внимания, ты у меня красавица».

«Спасибо, папа, если бы не ты, я окончательно потеряла веру в себя», – этих слов я ни разу не сказала отцу ни в первом классе, ни в одиннадцатом, но папа понимает без слов. Он до сих пор иногда тянется ко мне, чтобы поцеловать в лоб, а потом останавливается, сдерживается, вспоминает, что дочь уже взрослая. И я неловко улыбалась.

Иду по метро, глазею на всех без стеснения, а на меня никто. Хорошо бы жить в Москве, затеряться в толпе людей, скрыться, смешаться, раствориться. Никто бы не обращал внимания на внешность. Прелести больших городов.

Мать не пустила меня учиться в Москву ни после школы, ни после института. Я пыталась объяснить, что в большом городе мне будет легче. Но, по ее словам, образование можно получить и в Иваново. Она профессор, она лучше знает. Ей легко говорить, она уважаемый человек, зрелая и самодостаточная, может не обращать внимания на окружающих. А я не обросла броней-толстокожестью. Косые взгляды, презрительный тон. «Узкоглазая», – брошенное в спину, бьет слишком больно. Ей не понять, как и многим.

2

Растворяюсь в атмосфере кофейни. С закрытыми глазами провожу пальцами по мозаичному узору, вдыхаю ароматы свежей выпечки и терпкого кофе. Наслаждаюсь минутами покоя. Так просто ни о чем ни думать и растворится в моменте. Слушаю музыку и тихую болтовню за соседним столиком, не разобрать слов ни в песне ни в беседе. Все сливается в единый поток бормотания, и на секунду мне кажется, что я снова во сне. Нечто надвигается на меня. Секунда. Прикосновение.

– Вам не хорошо? – обаятельный юноша касается плеча, обеспокоенный взгляд быстро сменяется теплой улыбкой, когда я говорю, что все в порядке.

Микросны. Впервые я словила себя мысли, что заснула на пару секунд на лекции. Я услышала начало предложения и очнулась в конце. Монотонный голос будто на затертой пленке прервался и обратно включился. С тех пор стараюсь контролировать себя, не допускать микроснов и принимать кофеин до их наступления. Но сегодня даже он не спасает.

Хочу остаться в кофейне еще чуть-чуть, впитать атмосферу, насладиться каждой каплей, каждым звуком и деталью лаконичного интерьера. Но мне нужно движение, только так сбежать от сна. Приходится прощаться. В Иваново кофейни далеко от моего привычного маршрута квартира-работа. Дома я варю кофе сама. Заказываю зерна в интернете, забираю посылку, приношу домой, бережно распаковываю, и каждый кубометр воздуха жилища наполняется крепким стойким запахом. Кофемашина появилась на кухне после первого кошмара на новой квартире. Черная шумная штуковина выдает только один вид кофе, зато какой! Я медленно пью крепкое зелье из крошечной кружки, глотки должны быть небольшими, чтобы насладиться каждой каплей. А между ними важно глубоко дышать, чтобы остудить горло, тогда каждая новая порция как первая. Потом целый день на работе я мечтаю повторить утренний ритуал, желательно дважды, чтобы всю ночь не спать, отключиться только к утру, на рассвете, когда уже не так страшно засыпать.

У меня есть пара часов, чтобы погулять по проспектам и площадям, посидеть в парке на траве, дышать с Москвой одним воздухом и любоваться архитектурой, есть мороженое и быть частью толпы. Зайду в ТЦ и куплю какую-нибудь нелепую безделушку, чтобы радовала глаз и душу.

Ирка и Катька встретиться со мной не смогут. Может, на обратном пути получится задержаться в Москве, и мы куда-нибудь сходим. Желательно в новую кофейню, но они меня потащат в ресторан или в клуб. Неважно, главное – быть с ними. Снова. После вручения дипломов они рванули покорять столицу, сняли квартиру по ветке метро, ездят на работу, стоят в пробках, заказывают еду на дом, ходят в клубы и кафе, знакомятся, берут напрокат велосипеды, уезжают за город с коллегами. Я хотела уехать с ними, но меня ждала аспирантура, преподавательская деятельность, лекции по истории, научные труды, студенты, работа на кафедре. Зато есть своя крошечная квартира. Чуть-чуть свободы, спасибо отцу.

Проверяю телефон. В нашем чате тишина. Мы переименовали беседу из «Лучшие друзья навеки» в просто «Ира, Катя, Яна». И если я ничего не напишу туда, они редко спросят, как дела. Я их не виню, у всех работа, мне самой постоянно некогда.

Пора позвонить отцу.

– Привет, как добралась?

– Хорошо, папа, не переживай.

– Ну, ладно, Арьяна, напиши, когда прилетишь. Будь на связи.

– Да, обязательно. Пока, пап.

«Называй меня Яна, папа», – вдогонку мысленно кричу, миллион раз я просила об этом. Ненавижу свое настоящее имя почти так же сильно, как жизнь в Иваново. Давно стоило бы подать документы, расстаться с прошлым, навсегда стать Яной Соколовой и попрощаться с именем, которое приносит неудачи. Чуть больше смелости, и после этого жеста не страшно бросить аспирантуру, уволиться и переехать в Москву. Но я не в силах перечить матери и расстраивать отца, а именно он выбрал это сочетания звуков и букв, когда двадцать три года назад на свет появилась я. Арьяна. И это прекрасное имя с тибетскими корнями, в нем отзвук родных краев, перезвон буддийских молитвенных колокольчиков. Но это имя слишком часто коверкали, чтобы я теперь его любила. Оно будто подножка на пути, каждый споткнется, упадет, спросит. В поликлиниках, в саду, в школе, в институте, на работе. Каждый раз это напоминает мне об азиатских корнях, а мне хочется быть как все. Я не в силах изменить внешность, но имя могу выбрать сама. И я нашла способ сделать это еще в пятом классе, даже паспорт менять не пришлось. Когда в новой школе, учитель попросил представиться и рассказать о себе, то я сказала, что люблю книги в жанре фэнтези и восточную культуру, мечтаю стать востоковедом и попросила называть меня Яной. Всем так было удобнее, мне тоже. Осталось только два человека, которые упорно называли меня Арьяной, – отец и мать.

В аэропорт лучше приехать заранее.

– Будьте добры, один американо без сахара с карамельным сиропом.

«Нет, не лопну, нет, не вредно», – мысленно отвечаю матери на упреки. Зато сонливость уйдет прочь стоит только наполнить рот живительным эликсиром. От одного аромата расслабленность и спокойствие, будто вдыхаю волшебное зелье. Почему до сих пор кофеин не признан наркотиком? Я знаю почему, потому что в одночасье миллиарды людей отправятся за решетку, а вместе с ними и я. Бескофеиновая жизнь подобна черно-белому фильму без красок.

Симпатичный парень колдует над моей порцией бодрости. Я не смотрю на его лицо, проколотую бровь, отлично уложенную прическу, только на руки и тату на запястье в виде линии пульса. Он насыпает зерна сорта «Робуста» прямиком из Вьетнама. Никакой «Арабики», прямая бороздка на мелком зернышке, я издалека вижу и ни с чем не перепутаю. Но, главное, вкус – тяжелый и терпкий. Я бы нырнула в бумажный стаканчик коричневой гущи. Тепло по телу, кофеин по венам. Сводит скулы от горечи, но проходит секунда, и во рту остается легкая карамельная сладость.

Кофе вкусный только пока горячий, засидишься, задумаешься со стаканчиком в руках, жидкость остынет до температуры тела, и вкус выветривается вместе со струйками пара. От аромата ни следа.

Скоро регистрация и посадка. Семь часов полета, плюс пять – разница во времени – вот и половина суточного дня. Как нож по яблоку «клац», и распадается день на две части.

– Арь-я-на, – по слогам произносит девушка в форме за стеклом стойки терминала. Я не успеваю разглядеть лица.

– Можно просто Яна, – натянуто улыбаюсь.

– У вас красивое имя, возьмите билет.

Это просто вежливость, ей неважно, как меня зовут, это важно только для меня. Мимо люди и вещи, голоса и смех, ветер над равниной взлетных полос. Вихрь разлохматил волосы и всколыхнул воспоминания. Я уже в самолете, вожусь с ремнем, мозг возится в воспоминаниях и никак не хочет забыть эту сцену, когда меня назвали чужим именем.

– Янина! – режет слух непривычные пять букв. С осени на кафедре будет работать новый молодой преподаватель, в мае он принес документы, взял план работ, чтобы подготовить лекции. Высокий и статный, укладка как будто он модель в журнале, голубые глаза. Он в джинсах и пиджаке, пуговицы расстегнуты, белая рубашка в крупную клетку облегает тело.

– Я не Янина, – автоматически перебила я, вышло грубо и неприветливо. К счастью, в кабинете уже никого не было, он пришел слишком поздно, я, как обычно, задержалась. – Просто Яна.