– И не увидишь, – заверил его Хранитель. – Всё это создала милосердная Ялини, против которой ты по недомыслию борешься, уподобляясь тем карликам, которых нам пришлось рассеять этим днём!
Фроди поперхнулся орехом.
– Боремся против Ялини?! Что за чушь, мой тан сам отправил меня сюда! Стал бы он делать это, враждуй мы с вами!
– С нами он действительно не враждует. Мы с ним – тоже; по природе нашей, по заветам милосердной Ялини мы ни с кем не враждуем, и даже этих карлов, которые жгут наши леса, мы никогда не убиваем.
– Это отчего же? – удивился Фроди.
– Владычица Ялини никогда бы не вынесла и единственной капли крови живого существа, пролитой её слугами и её именем. Ей не нужны поля, дымящиеся от крови невинных жертв. Даже злейшим врагам, покушающимся на её Сад, мы не причиняем никакого вреда. Но мы отвлеклись. Твой тан, которому ты служишь, хорошо известен нам, как и его Учитель, маг Хедин. Этот Маг и борется против нашей Владычицы, и нам больно, что столь сильные и мужественные люди оказываются среди служащих Познавшему Тьму, – те, чья доблесть нужна в борьбе с иным, настоящим злом!
Фроди почти ничего не понял из обращённой к нему горячей речи; он нахмурился, сдвинул брови, потёр лоб один раз, потом другой, кашлянул, но придумать нужных слов так и не смог. Голова никогда не была его сильным местом. Он уразумел только одно: эти непонятные Хранители что-то имеют против его тана и почитаемого всеми воинами Хагена, его Учителя; об этом следовало как можно скорее рассказать им.
– А на кой вы мне всё это говорите? – наконец выдавил из себя Фроди. – Подумали ж такое… Чтобы мой тан был против Владычицы Ялини!
– Не впрямую, но тем не менее он – против, – продолжал мягко внушать воину собеседник. – Всё зло – от Учителя твоего тана. Вы для него – ничто, пыль на обочине дороги, муравьи или мухи, которых можно смахнуть одним движением и после этого навсегда забыть об их существовании. Титул «Познавший Тьму» так просто не даётся. Подумай об этом, воин. Почему бы не остаться тебе здесь? Ведь сердцем твоим, не отягчённым злодействами и разбоем, ты уже полюбил эти места и не прочь бы жить в этих краях, стать одним из нас, оберегающих и приумножающих их великую красоту по предначертаниям Владычицы Ялини…
– Что-то ты такое городишь, что у меня голова кружится, – прижал ладони к вискам Фроди. – На Учителя наговариваешь… пугаешь… недобры твои речи, Хранитель!
– Мои речи не могут быть недобры, – мягко возразил тот. – Мы не враги никому на этой земле. Приди сюда Маг Хедин – мы не поднимем на него оружия, если только он не попытается причинить ущерб нашим лесам; но даже если он и попытается, мы станем бороться с его действиями – не с ним самим; его мы в лучшем случае сможем пленить и отослать куда-нибудь подальше от наших пределов, не причинив ему ни малейшего вреда, живым и здоровым. Теперь ты понял? Подумай, ведь зов леса Ялини силён в твоем сердце – останься с нами, стань одним из нас, говорю тебе вновь!
От ароматов у Фроди всё плыло перед глазами, но чутьё опытного воина уже предупредило об опасности, и с этого момента он лишь прикидывался захмелевшим и расслабившимся, на самом деле незаметными движениями проверяя оружие и перекладывая его поудобнее. Отполированная рукоять любимой дубины как бы случайно уже лежала в его ладони.
И тем не менее на миг острая тоска овладела сердцем – как хорошо в самом деле было бы навсегда поселиться в этих сказочных местах, грудью защищая их от всех опасностей… каждый день приходить в этот лесной дворец… пить воду из этих родников… вдыхать запах этих цветов. И забыть навсегда о неимоверно тяжких днях его убийственно-невыносимого труда, что выпадает на долю любого ратника, когда закладывается фундамент будущих побед.
А потом наваждение исчезло, как унесённое ветром. Он услыхал скрип вёсел «дракона», когда все до единого гребцы наваливаются на деревянные плавники рукотворного морского зверя, идущего наперерез врагу; скрежет стали своего меча, пробившего доспех противника и обагрённого чужой, но взятой в честном бою кровью; резкие команды тана, поворачивающего их небольшой панцирный отряд навстречу новой угрозе, как всегда вовремя, ни минутой позже и ни минутой раньше, чем нужно; и тихий голос Учителя, волшебника Хедина, долгими зимними вечерами на Хединсее, в зале у большого камина рассказывающего всем, кто хотел его слушать, чудесные истории из былых дней Хьёрварда, словно сплетая удивительную сказку…
– Ну, мне пора, – поднялся Фроди и, не удержавшись, сделал последний прощальный глоток из чаши, осушив её до дна. – …Сами же говорили – до моря неблизко. – Он свистом подозвал коня и стал осёдлывать его.
– Ты отказываешься… – медленно произнёс, печально кивая головой, обращавшийся к Фроди Хранитель. – Что ж, иного я и не ждал. Ты ещё осознаешь свою ошибку, но будет уже поздно…
– Может, и пожалею, – пожал плечами Фроди. – Мало ли о чём может пожалеть человек! Только это всё равно не важно, пожалею я или нет. – Он уже затягивал подпругу.
– Мы предупредили тебя, – в упор глядя на воина прозрачными зеленоватыми глазами, сказал Хранитель. – Предупредили тебя, а значит, и твоего тана, и его Учителя. Милосердная Ялини не хочет новой войны. Мы выполняем её волю, и не только – мы тоже ненавидим любую войну и всякое насилие и верим, что настанет день, когда они сгинут без следа с этой земли.
Фроди мог лишь пожать плечами в ответ на это велеречивое рассуждение. Он не мог спорить с Хранителем. Гудмунд, ускакавший друг-приятель, наверное, нашёл бы что сказать – он всё же умел читать и немало знал; а Фроди был простым сыном деревенского кузнеца в приморской деревне бондов и отроду не задумывался ни о чём подобном. От мыслей у него всегда начиналось гудение в голове и колотье в висках. Куда приятнее было работать дубиной!
Взошла луна, ехать по гладкой и утоптанной тропе оказалось легко. Не дожидаясь рассвета, Фроди покинул Рёдульсфьёлль, навсегда унося в глубинах памяти тоску по его недоступным красотам. Воину Хагена предстояла долгая дорога к побережью Унавагара, к единственному бедному рыбацкому селению в тех диких краях, где он намеревался ждать Гудмунда. Мысль, что друг может и не вернуться, даже не пришла ему на ум.
На одном из поворотов тропы конь отпрянул и испуганно заржал. Фроди несколько раз похлопал его по шее, успокаивая, и тронулся дальше, не заметив выскользнувшую из-за кустов низкорослую темную тень, двинувшуюся по его следу.
Хаген хмуро озирался по сторонам. Уже второй день они с Браном ехали по диким полям Гнипахеллира; с востока и запада поднялись тёмные массивы Предельных гор; прямо перед путниками открывался широкий вход в горную долину, постепенно сужавшуюся в отдалении, пустую, сухую и безжизненную – лишь красноватая земля да угрюмый тёмно-серый камень утёсов. Обычные горы испещрены мириадами трещин, то тут, то там, если это не слишком высоко, упрямо цепляются за скалу корнями ползучие травы; видны следы когда-то бежавших вниз по склонам ручьёв, промоины, ложбины, ущельица; здесь же горы казались возведёнными чьей-то рукой крепостными стенами. Они начинались не с плавно повышающихся холмистых предгорий, а сразу же вставали мрачными, вознёсшимися к поднебесью бастионами. Отвесные кручи поднимались вверх на тысячи и тысячи футов, чтобы окончиться там острыми, точно наконечники копий, вершинами. Предельные горы – и что за ними, ведомо одним Магам; даже птицы никогда не осмеливаются залетать за чётко обозначенную их линией границу, установленную Молодыми Богами в незапамятные времена после Первого Дня Гнева.
Хаген, однако, знал, что скрывается за этими насупившимися громадами, – Учитель не раз рассказывал об этом. Противоположные склоны Предельных гор омывает вечно скованное здесь льдами море. Белая пустыня тянется до самого Кругового океана, чёрным кольцом своих вечнотекущих вод опоясывающего весь плоский Мир. В этих льдах никто не живёт – не встретишь здесь ни белых медведей, ни тюленей, обычных для более западных областей. Здесь владения Ялвэна – Распорядителя Холодов, Управителя Вьюг и Ключаря Снежных Кладовых. По приказам своего старшего брата Ямбрена, Владыки Ветров, когда наступают в Восточном Хьёрварде зимние месяцы и лик Ямерта склоняется над иной, южной половиной этого Мира, Ялвэн отворяет свои исполинские ледяные палаты, и ветра Ямбрена щедро черпают в них запасы холода и снега, чтобы выбелить поля и рощи Хьёрварда, дать отдых лону земли, хранительнице её плодородия Ятане, старшей сестре кроткой Ялини, Хозяйки Зелёного Мира. Сам Ялвэн развлекается, слагая бесчисленные орнаменты из льдин и снежных кирпичей, подчиняя их бесконечно вьющиеся цепи сложнейшим закономерностям. Говорят, что именно от него люди в давние времена научились счёту, более сложному, чем простое сложение и вычитание. Когда-то Ялвэн частенько пускался в странствия – особенно летними месяцами, когда его амбары запирал огромный колдовской замок. Теперь подобного не бывает. Ялвэн потерял интерес к окружающему миру, с головой уйдя в мир числовых отвлечённых законов, люди и их дела стали не интересны ему, и он, похоже, сам забыл о том, что прежде искал, бывало, применения открытому им правилу или закону. Но числа, не подвластные никаким Богам – не важно, Молодым или Старым, – окончательно пленили его, и вот тянутся по бескрайним ледяным пустыням Окраинного моря овеществлённые законы числового счёта, выложенные из кусков застывшей воды, законы столь сложные, что не родился ещё ни один Маг, способный разобраться в них…
Все это Хаген дорогой рассказывал Брану. Сухая Рука слушал его с некоторым ехидным сомнением – уж слишком смахивало на сказку! Тана, ожидавшего, что Бран будет внимать его словам с открытым от удивления ртом, несколько задела эта ирония, хотя он сам старался не признаваться себе в этом.
– Человеку это всё без надобности, – наконец махнул рукой Бран. – Боги, Маги, чудеса… А по-моему, так есть своя жизнь и своё, людское дело, которое ты и рождён выполнять. Отгонять нежить – конечно же, надо, и голову для этого на плечах иметь тоже желательно, да хорошо бы ещё и знать кое-что об этой нежити – но вмешиваться в дела всего этого племени нелюдей – нечего. Себя только потеряешь.
Хаген не стал спорить со своим спутником. В конце концов, он хоть и знает вход в Лесной Коридор и, быть может, скоро вновь понадобится, нечего обращать внимание на его излияния. Пусть говорит, что хочет. У него, у Хагена, дело и так есть. У него и у его Учителя. Великое и небывалое… И одна из частей их дела – усыпить этого так некстати проснувшегося Пса. Хаген невольно коснулся ладонью фляги с маковым отваром, которую дал ему Старый Хрофт.
– Ну, так где же вход? – с любопытством спросил Бран, меняя тему разговора. – Горы, глядишь, скоро уж и сойдутся, а ворот всё не видно!
– Нам ещё предстоит одолеть первую заставу стражей Чёрного Тракта, – проворчал Хаген. – Так что говори потише – у них уши лучше собачьих.
– Хочешь биться? – прищурился Сухая Рука.
– С ними не очень-то побьёшься, – вновь проворчал Хаген, не слишком расположенный сейчас к беседе. Великаны могли появиться в любой миг, а тут Бран с ненужными разговорами!
– Не бойся, – вдруг усмехнулся Сухая Рука, словно прочитав мысли тана. – На лигу от нас никого нет. Дальше я опасности, увы, ощущать не умею, но уж ближе – точно не ошибусь. Проверял не раз.
– Как это ты делаешь?
– А как рыба дождь чует? Слушай Лес, он тебя и не такому научит. – И Бран тронул коня. Озадаченный Хаген последовал за ним.
Лигу или полторы они действительно проехали спокойно; долина превратилась в узкое ущелье, залитое полумраком. Тропа пошла под уклон; начинался спуск к Преддверию Нифльхеля.
Первого великана на их пути заметил всё-таки Хаген. Заметил, применяя Заклятье Слуха и уловив в отдалении тяжёлые шаги прислужника мрачного Яэта, Подземного Владыки. В его обширных владениях обитали души трусов, неверных мужей и жен, совратителей и соблазнительниц и прочих, кто не удостаивался подняться в посмертии к иным, сверкающим Верхним Мирам, к самому Оку Ямерта. «Когда делили Молодые Боги Мир, – рассказывал своему Ученику Хедин, – долго не могли они решить, кому же достанется бывшее царство Хель. Никому не хотелось владычествовать там, хотя владыка таких мёртвых душ и получал большое могущество. Сперва хотели метать жребий; потом решили присматривать за Хелем по очереди, исключая лишь светлого Ямерта; но так беспорядок ещё больше усилился, и тогда вызвался Яэт. Ему наскучила к тому времени бурная жизнь Молодых Богов, он искал уединённого места для раздумий и отвлечённых размышлений. Ему и поручили надзор. С тех пор владыка Хеля и получил прозвище Размышляющего Бога, хотя, над чем он может ломать голову столько тысячелетий, я никак не возьму в толк!»
Великан этот действительно оказался великаном двенадцати футов роста.
– Ну и страшилище! – с интересом разглядывая грузно топающего по тропе гиганта, заметил Бран. – Железа-то сколько на нём наворочено… От кого они тут защищаются?
Хаген пожал плечами и вновь сделал Брану знак молчать. Рука тана сжимала арбалет, хотя он и знал, что стрелять бессмысленно. Воина Чёрного Тракта могло убить лишь особое оружие; когда-то такое мастерили Древние для своих странных, никому ныне не ведомых целей. Хедин не первое десятилетие бился над секретом таких клинков, был близок к успеху, но… пока на боку его Ученика висел меч, отлично убивавший людей и колдунов, Ночных Всадниц и сумрачных хедов, разящий наповал троллей и драконов, могущий лишить телесной оболочки даже Мага – но беспомощный здесь, как будто его выковали не молоты мастеров подгорного племени, а полупьяный кузнечный подмастерье где-нибудь в области бондов…
Железа доспехов на великане действительно хватало. Рогатый шлем с чешуйчатой «бородой», спускавшейся до середины груди, стальная сплошная кираса, из-под которой торчат рукава и полы длинной кольчуги, поножи и поручни, окованные шипастыми пластинками железа сапоги неимоверного размера. В одной руке великан держал железную палицу, в другой – треугольный короткий щит, вроде тех, что надевают для одиночных схваток мечники.
Великан шумно сопел, втягивая воздух широченными, словно вывернутыми наизнанку ноздрями. Что-то взволновало его, он глухо порыкивал, вертя головой.
Бран смотрел на страшилище совершенно спокойно, с обычным своим задумчивым прищуром; Хаген же, не сводя глаз с приближающегося великана, достал из складок одежды короткую трубку и крошечный кисет с едким чёрным порошком. Сухая Рука не без интереса наблюдал за его действиями.
Ветер внезапно переменился, дунув по направлению от них к стражу Чёрного Тракта. Тот грозно взревел, поднял дубину и кинулся вперёд, прямо к тем камням, за которыми укрывались тан и его спутник.
– Учуял, – флегматично заметил Бран. – И что теперь будем делать?
– Сейчас увидишь, – буркнул тан, поднося к губам заряженную чёрным порошком трубку.
Топот и громкое всхрапывание раздались совсем близко. Две здоровенные ручищи в кольчужных рукавицах ухватились за край камня, потом над острой гранитной гранью появился шлем размером с добрый бочонок. Даже в темноте узкой смотровой щели можно было разглядеть красный блеск глаз гиганта; и тотчас же Хаген, подавшись вперёд, приставил свою трубку чуть ли не к самому забралу великана и резко дунул.
Раздавшийся рёв вполне мог бы сравниться с ворчанием Гарма; гигант закружился на месте, вслепую цепляя лапищами воздух, бросив и щит, и дубину, а потом стал срывать с себя шлем.
– Этого ему надолго хватит, – бросил Хаген.
Обойдя вопящего и воющего великана, они поехали дальше.
– Ловко, – одобрил Сухая Рука. – Не люблю зряшных убийств.
– Посмотрим, что будет дальше, – прервал его Хаген.