Зооград

– Как ты прошла по прямой линии?

– Я научилась двигать задние лапы по отдельности. Это сложно, я помогала себе хвостом. В правилах тогда не было ограничений по количеству конечностей. На следующий год их исправили. Якобы лишний отросток тела мешает сыщику вести скрытое наблюдение.

– И сколько ты тренировалась, чтобы научиться подтягиваться, метать мячи, стрелять?

Он указал взглядом на мои передние лапы. У Кенгуру это самое слабое место – они короткие, мышц в них вдвое меньше чем у человека.

– Три года.

– Серьезно?

Я кивнула.

– Почему не выбрала обезьяну?

– Они слишком дорого стоят.

– Ах да… Забыл, что, если не хочешь жить в грязи и жрать объедки, нужно платить. И вот ты прошла тесты, сколько потом училась?

– Еще три года.

– Получается тебе шесть лет.

– Технически десять. Болванке было четыре на момент подселения. Такая дешевле.

– Почему ты на это решилась?

Волжанину принесли обед. Выглядело блюдо аппетитно, хотя для кенгуру совершенно несъедобно.

– Я жду ответа. Ты же помнишь, мы напарники.

Я вздохнула.

– Со мной случился несчастный случай, я была парализована.

– А-аа, значит, ты была взрослой женщиной, растившей кучу детей, и вот ты запнулась, упала. Гипс. Кровать. Фильмы о Холмсе. Несите мне кенгуру…

– Мне было восемь лет.

У Волжанина изо рта выпал кусок мяса.

– Погоди… То есть, ты была ребенком. Тебе сейчас…, – он прервался, чтобы посчитать. – Четырнадцать лет?

– У альтервидов возраст определяется физиологией вида.

– Я знаю, – резко сказал он. – Ты понимаешь, о чем я.

– С даты моего первого рождения мне четырнадцать.

Он расхохотался.

– Многое становится понятно… И как родители отнеслись к твоему решению стать кенгуру?

– Поддержали.

– Вы что общаетесь до сих пор?

– Конечно. Они же мои родители. Они за меня очень переживают.

– Настолько, что согласились умертвить собственную дочь…, – сказал он, нервно пиля ножом кусок мяса.

– Я не умерла.

– Ты не та девочка, которая была их дочерью. Их дочь лежит в могиле. А вы все полуфабрикат, имитация!

Глаза у него расширились, как у льва в цеху в момент нападения.

Мы молчали несколько минут. Он пытался прожевать кусок стейка, но не сумел и выплюнул на тарелку.

– Не лезет, – он закрыл лицо руками, – Ладно, погорячился. Неправильно было так про тебя говорить.

– Ничего.

Он подобрал руки под себя, встал, перегнулся через стол и внимательно на меня посмотрел. А я поймала себя на мысли, что он симпатичный. Для человека.

– И ты так легко проглотишь мои оскорбления?

– Меня они не задевают.

– Я оскорбил твоих родителей.

– Это никак не повлияет на их жизнь.

– Я думал, ты всегда топишь за справедливость.

Я кивнула.