– Я хотела с вами поговорить.
Напарник посмотрел на меня с такой мольбой в глазах, словно желая, чтобы я его пристрелила. Мне незнакомо чувство похмелья, но это явно болезненно.
– Давай попозже, Флотов.
Я все еще не могла поверить, что передо мной знаменитый сыщик, блестяще раскрывший убийство Грегора Лиховского. На уроках криминалистики мы изучали это дело, я была поражена профессиональной и тонкой работой Волжанина. Если бы мне тогда сказали, что мы будем напарниками, я бы не поверила своему счастью. И вот он сидит передо мной, человек, ум которого я боготворила, а я не чувствую ничего кроме отвращения и жалости. Как вышло, что из блестящего сыщика он превратился в озлобленного алкоголика?
– Как вы можете так, вы же полицейский сыщик! – не выдержала я. – Сыщик должен подавать другим биовидам пример.
Он усмехнулся.
– Поверь, я подавал вчера пример блестящей игры в бильярд. Но последние стопки были лишними, и я продул.
– Вы можете быть серьезным?
– То, что я делаю вне работы, тебя не касается, кенгуру.
– Теперь касается. Мы напарники.
Волжанин помолчал.
– И напарники должны доверять друг другу, быть откровенными? – спросил он провокационно.
– Да.
– Тогда расскажи, зачем ты это сделала?!
– Что? – не поняла я.
– Стала вот этим, – он обвел меня взглядом с лап до кончиков ушей.
В современном обществе спрашивать о причинах подселения – дурной тон. Времена, когда подселение было только способом продлить жизнь, давно канули в прошлое. Сейчас перенести сознание в болванку может любой человек старше восемнадцати, и даже ребенок – с согласия родителей. Кандидаты предварительно проходят общение с психиатром, тот убеждается, что они осознают все последствия, а именно: невозможность повернуть назад – тело после подселения утилизируется. Причина, почему человек принял такое решение у каждого своя, это личное интимное дело и ворошить его не имеет права никто.
– Я не буду отвечать.
– Хочу понять, что заставляет вас отказываться от нормальной жизни…
Волжанин открыл окно и закурил. Таксист выругался.
– Рули молча, крысеныш, – сказал напарник сурку и обратился ко мне. – Что так смотришь? Я тебе противен?
– Я не испытываю неприязни, как бы вам этого не хотелось.
– А ты знаешь, чего я хочу?
Я кивнула.
– Я с тобой еще не пил, – Волжанин выпустил дым в салон.
– Вы не хотите со мной работать только потому, что я кенгуру. Но внутри я такой же человек, как и вы.
Он усмехнулся.
– Это не очень заметно.
– Можете продолжать оскорблять меня, я за свою жизнь наслушалась этого сполна. Вам не удастся от меня избавиться!
Он ударил рукой по стеклу.
– Что ты уцепилась за меня? Неужели нельзя было пойти в другое место, где полно этих ваших?
– А почему вы пошли в полицию?
– Захотел.
– И я этого хочу.
Он вздохнул.
– Сколько тебе осталось?
– Пять – шесть лет.
По закону в случае повторного подселения мне придется заново учиться в Академии и проходить через те же тернии и унижения.
– Потрать их лучше на что-нибудь полезное. Заведи кенгуру мужа, воспитай пару кенгурят, проживи эти годы в удовольствие.
– А почему вы так не сделаете?
Он фыркнул и отвернулся к окну. Больше мы не заговорили.
***
Опрос родственников погибшего проводила я. Волжанин сидел рядом и откровенно скучал, лишь изредка вставляя уточняющие реплики.
Убитый Антон Лагно работал курьером в почтовой службе, в Дергалово он поехал доставить корреспонденцию нескольким получателям. Я нанесла его маршрут на карту, злосчастный переулок находился между двумя соседними адресами.
Похоже, жертва все-таки была случайной.
– У Антохи не было врагов, – сказал родной брат. – Он был тихим и замкнутым, совершенно неконфликтным.
Мужчина обнимал плачущую мать.
– У него были знакомые, друзья среди осознанных альтервидов?
– Нет. Он их боялся.
– Почему?