Настя категорически не хотела ни видеть, ни тем более общаться с моей младшей сестрой, Наташкой. Потому, что та была “ребенком с особенностями развития”.
Психическими особенностями. Отчего родители ее даже временно поместили в специнтернат, а сейчас держали дома, но под присмотром педагога-наставника (наставника именно для особенных детей).
Я Анастасию прекрасно понимал. Но “понимать” не значит “одобрять”.
И, разумеется, я обиделся. Хоть и старался не показывать вида.
…– Давай махнем на турбазу, хоть на пару -тройку дней, – предложила Настя словно бы в знак примирения, – На лыжах походим, то, се…
– Давай махнем, – согласился я.
Мне тоже не хотелось с ней конфликтовать. Ну да, она не собиралась подлизываться к моей матери, и что?
Настя всю сознательную жизнь прожила только с отцом. Ей наверняка отношения “дочки-матери” были глубоко чужды.
И Наташка… опять же, не все люди “толерантны” в отношении больных (психически больных) детей.
Словом, я решил: это мелочи. По большому счету ничего не значащие мелочи.
Главным было то, что Настя хотела по-настоящему быть моей.
Наивный дурень…
* * *
Анастасия
“И все-таки телефон не дадите?”
“Вы же сыщик, выясните сами…”
…Искорки в его прозрачных глазах. Улыбка – легкая совсем улыбка… но что она готова отдать за эту улыбку?
Кто еще умеет так же ясно улыбаться? Денис? Горицкий? (Вот об этом не надо. Не нужно – и всё. Не нужно. Пора оставить свой инфантильный фрейдизм. Пора прекратить видеть во взрослом (зрелом, состоявшемся) мужчине замену отцу.
Папа был другим. Совершенно другим, ясно? Практически диаметрально противоположным. Папа никогда на нее не давил (а Горицкий давит? Если и давит, то очень мягко…)
И вообще, не о нем речь.
Но эта улыбка… и эти прозрачные глаза. Эти насмешливые, эти ироничные, эти теплые глаза…
Почему она не дала ему номер своего телефона?
Да ответ очень прост. Прост до ужаса.
Как только это произойдет, она будет занята одним (и неважно, чем она станет заниматься в реальности) – ждать звонка. Ждать от него звонка.
А он не позвонит. Почти наверняка не позвонит. Как и раньше не стал звонить (когда она в действительности оставила свой номер… почти четыре года назад).
Нет.
Он был милым? Он беспрекословно пришел ей на помощь?
Он, кажется, ею заинтересовался (как мужчина может заинтересоваться хорошенькой девушкой двадцати одного года, в песцовом полушубке (от спонсора) и в “Ауди” (тоже от спонсора, точнее, покровителя. Солидного покровителя).
Многие интересовались. Ей не привыкать. Она давно выработала стойкий иммунитет к такого рода “интересантам”. И мастерски научилась их “отшивать”.
Только не его. Перед ним она беззащитна, как бабочка перед энтомологом. Как глупая молодая кошка перед вивисектором…
Абсолютно беззащитна.
Настолько беззащитна, что сама, как бабочка, села на край его “сачка”. Как кошка, потершаяся о ногу того, кто ее приманивает угощением.
Она сама его поцеловала. Пусть коротко, в щеку, но… сама же!
Стыд какой.
Он…
Он. Прозрачные глаза. Легкая улыбка. Очень приятные руки… (ладони теплые, не потные (упаси Бог!)), безупречные манеры (и никакой “манерности”, никакой нарочитости, что так присущи “кондовым” отечественным бабникам (ей ли не знать…). Голос мягкий, негромкий… манера речи хорошо образованного человека. Нет, блестяще образованного…
Она старалась разложить “на составляющие” свое впечатление от этого мужчины, тридцатилетнего (или даже чуть больше) мужчины, выручившего ее на дороге, хотя, казалось бы, что тут такого?
Если б не одно малюсенькое “но”.
Если б она не (влюбилась) “запала” на него гораздо раньше. В 17 дурацких лет. С самой первой короткой встречи…
Впрочем, тогда она отчетливо понимала – они встретились невовремя.
Он – вполне взрослый и состоявшийся. Она – школьница, пигалица.
Без шансов.
Сейчас все по-другому. Все очень по-другому.
Пигалицей она давно себя не ощущала. Напротив.
Дэн – ровесник, – зачастую ей казался мальчишкой…
Все тот же пресловутый “эдипов комплекс”.
Но ведь он тоже реагировал на нее по-другому.
Именно как на женщину. Молодую женщину, отнюдь не пигалицу.
А она отказалась дать номер телефона…
Почему?