Когда любить нельзя…

– Тётя, и меня, и меня!

Смеясь, она подняла на руки и его, и, взяв обоих ребятишек в охапку, побежала к воде.

Матрена Евлампиевна с облегчением присела на песок, наблюдая, как Олесик и Илья плескаются на мелководье под присмотром стоявшей по колено в воде Марии.

Идиллия длилась недолго – откуда-то, со стороны дороги, раздался громкий дикий рык, эхом прокатившийся над речкой, а за ним послышались визг и вопли детей.

– Батюшки-святы! – подскочила на месте перепуганная Матрена Евлампиевна, и попыталась разглядеть из-под руки, что происходит у дороги.

Мария, подхватив малышей, вынесла их на берег, и, посадив на колени к старушке, побежала в сторону дороги, откуда все это время ужасающе рычал какой-то злобный зверь.

Детвора и родители на берегу притихли, испуганно оглядываясь по сторонам.

Но вот рычание, как-то хрюкнув напоследок, захлебнулось и смолкло.

Через несколько минут Мария вернулась.

– Не волнуйтесь, – успокоила она Матрену Евлампиевну, – это всего лишь сигнализация, папа мне специально такую поставил. Во-первых, очень убедительно, во-вторых, не спутаешь ни с какой другой машиной. Детей оттуда, как ветром, сдуло! Думаю, они больше не полезут к машине.

– Нет, это не дело, дитятко! – укоризненно покачав головой, сказала старушка, – так можно людей заиками сделать… Это кто же так рычит?

– Это синтезированный звук, – объяснила Мария, – сын папиного приятеля делает.

– И-и-и, это у него такой голосина?! – изумилась Матрена Евлампиевна, понятия не имеющая о синтезаторах и прочей подобной технике.

– Да нет! – рассмеялась Мария. – Это компьютер такой звук делает, он записывается на пленку, а потом включается, если кто-нибудь тронет автомобиль. Например, ночью, какой-нибудь грабитель захочет залезть в мою машину, а тут вот такая сигнализация срабатывает – и я сразу пойму, что именно мою машину грабят, выскочу на улицу – и грабителя за жабры!

– Так то оно так… Да вот бедные соседи, что же им-то делать? – покачала головой старушка.

– Думаю, у них тоже дело найдется – перины менять, – раздался над ними мужской голос, и они увидели отца Кирилла. – Мария, вы всю деревню переполошили! Я вышел и не пойму, что за рев: то ли бык ревет, то ли зверь какой?… Думал, сердце выпрыгнет, пока до вас добежал. Уж вы лучше отключите свою сигнализацию.

– Да я уже отключила, – виновато сказала Мария. – Я не думала, что здесь так громко получится.

Мария Евлампиевна передала Олесика отцу Кириллу, и тяжело поднявшись, сказала:

– Ну ладно, батюшка, коли вы уже пришли, то я пойду в лавку за солью схожу, а вы с ребятишками побудьте.

– Может, вас на машине отвезти? – предложила Мария, но старушка отмахнулась, сказав, что управится сама.

Отец Кирилл отнес Олесика на одеяльце, сел рядом с ним, и, подтолкнув к сыну игрушки, повернулся к Марии.

Ей стало неловко под его изучающим взглядом. Пытаясь как-то прикрыть свои стройные ноги, показавшиеся ей сейчас слишком оголенными в коротких шортах, она присела перед Ильей, стоящим рядом с ней, и предложила:

– Пойдем, Илюша, еще в водичку?

– Посли, – согласился он, и, радостно подбежав к воде, остановился, поджидая ее.

Мария поспешила к нему, чувствуя на себе смущающий ее внимательный взгляд отца Кирилла.

Войдя в воду, она встала на колени, чтобы сравняться ростом с Ильей и протянула к нему руки.

Мальчик медленно зашел в воду, а потом, вдруг подпрыгнул и зашлепал ногами, поднимая вокруг себя фонтан брызг.

Мария вскочила, со смехом пытаясь увернуться от водяного душа, но было уже поздно.

«Ой, как же я на берег-то выйду?!» – ужаснулась она, бросив взгляд на свою мгновенно вымокшую футболку, через которую просвечивал тоненький кружевной бюстгальтер, почти не скрывающий ее грудь.

Стоя к берегу спиной, Мария еще какое-то время играла с Ильей, одновременно пытаясь выжать футболку, отлепив ее от тела. Но расшалившийся малыш не давал ей этого сделать, продолжая брызгаться и прыгать по воде, и вскоре промокшая насквозь Мария вынуждена была выхватить его из воды и крепко прижать к себе.

Илья недовольно кряхтел, пытаясь освободиться, но Мария держала его крепко и смеялась:

– Попался, попался!

Заметив, что Илья собирается заплакать, Мария ослабила объятия и сказала ему серьезно, кивая на свою одежду:

– Смотри, Илюша, я вся мокрая, мне нужно переодеться.

– Мокая, – подтвердил Илья, пошлепав ладошкой по влажной ткани на ее груди.

– Пойдем, переоденем меня? – спросила его Мария.

– Посли, – согласился малыш.

Мария повернулась лицом к берегу, и, прикрываясь, насколько это возможно, телом Ильи, направилась в сторону отца Кирилла, рядом с которым лежала ее сумка.

Отец Кирилл играл с Олесиком в машинки. Заметив, что Мария с его сыном идут к ним, отец Кирилл поднялся навстречу и протянул руки, чтобы забрать Илью. Мария быстро отдала ему ребенка, и, метнувшись к сумке, схватила ее и прижала к своей груди.

Отец Кирилл удивленно посмотрел на нее, и ей пришлось, краснея, объяснить свои действия:

– Мне нужно переодеться…

Отец Кирилл, мельком бросив взгляд на ее грудь, кивнул и поспешно отвел глаза, смутившись, похоже, не меньше Марии.

«А ведь ему тяжело, – подумала Мария, пробираясь вдоль берега к кустам, где можно было бы незаметно переодеться. – Супруга его умерла полтора года назад, и вряд ли у него за это время кто-нибудь был. Здесь, в деревне, он, действительно, очень на виду, да и положение его вольностей не позволяет – за „прелюбы деяние“, кажется, сана лишают».

Стянув с себя мокрую одежду, Мария быстро переоделась, натянув на еще влажное тело широкую кофту с юбкой. Белье она решила надеть потом, по пути, в машине, когда отъедет куда-нибудь подальше от деревни.

И тут Мария неожиданно поняла, что ей совершенно не хочется отсюда уезжать. Эта долина, отгороженная от внешнего мира высокими холмами, вдруг представилась ей тем самым прибежищем, которое позволило бы ей немного прийти в себя… И отец ее здесь вряд ли найдет. К встрече с ним она была еще не готова. Она не могла представить, как сможет рассказать ему о той мерзости, которая вторглась в ее жизнь…

Задумавшись, Мария медленно возвращалась к пляжу.

Услышав радостные возгласы детей, она подняла глаза и увидела, что отец Кирилл уже одел их, и они ждут ее, готовые к обратной дороге домой.

Олесик, прислонясь к широкой отцовской груди, осоловело помаргивал длинными ресницами.

«Сморился, бедняжка», – умилилась Мария и опять удивилась, не узнавая себя – раньше она вряд ли бы на это так бурно среагировала, поскольку никогда не любила детей с их вечным шумом, визгом, шалостями и капризами. Она с детства терпеть не могла детские песни и танцы, и была счастлива, когда стала взрослой и избавилась от всей этой нудятины, навязываемой воспитателями, а потом и учителями в школе, которые считали, что лучше самих детей знают, что им должно нравиться…

Вручив Илье свою сумку, Мария подхватила его на руки и пошла к машине.