самострел.
вышел жёлтый из тумана
и пошёл шататься прочь.
между нами вечно ночь.
я твой вечный-вечный промч
в твоём облаке дурмана.
моё имя – сотни лезвий –
буду резать, буду резать,
буду резать, буду бить.
а судьбу не обхитрить.
под_нож_ка
в твоих руках хочу быть близкой и немой,
заточкой, курткой, зажигалкой.
лакать с руки, стремглав бежать за палкой.
быть вечной, бесподобной, жалкой.
идти к тебе под нож и под конвой.
такое солнце светит вдалеке,
косым лучом не трогая поребрик.
я буду муай-тай, тай-чи и греблей,
монеткой на удачу, красной, медной,
зажатой перед выбором в руке.
я буду глиной, пластилином, тишиной.
пером подушки и водой из душа.
вином заместо крови, едкой хной.
ты никогда уже не встретишься со мной.
а я так рядом: мне уже не нужно.
любоважно
как и все недоженщины-недоматери, жду свой черёд…
время чему-то обратно, чему-то – кратно.
вот ещё – убеждаю себя – потерпи, он придёт
(и в глазах вроде цвет, да и руки не в старческих пятнах),
и какая-то там передаст тебе, еле скрывая досаду
и дробящую между суставов усталую дрожь,
вьюгу, что плачет и воет, и ноет. средь зимнего сада
грянет первый, холодный, наглеющий мартовский дождь.
твои руки есть дом. видишь, только найти бы жилицу.
и зажить. и устроить всё в лучшей манере.
вьюга вечно могла бы и ныть, и горланить, и злиться,
если б только не это твоё первобытно-ручное доверие.
и, казалось, декабрь вроде даже не месяц, а целая эра
в череде на себя поделяемых пасмурных чисел.
в этом мире ты есть, пока жив, кто хранит в тебя веру.
и от этой вот веры ты как-то хотя бы зависим.
да, хватает за щёки морозный невыбритый иней.
в небе словно Иисус разбросал гардероб своих рубищ.
всё закончится, девочка (извини, позабылося имя),
всё закончится, милая, если кого-то полюбишь.
э.дж.уайнхаус
на винокурнях вечер. винный жар
уходит долей ангелов с земли.