Прощённая

В такие моменты меня сильнее всего угнетает моя беспомощность. Не когда я ограничен в свободе, а когда другим приходится делать всё за меня.

Я не могу поехать и поговорить с ним лично. И всё снова на плечах Влады. Целый год моя младшая сестра разгребает за меня мои проблемы. А я в этом доме как овощ. Как человек в коме. Всё ощущаю и осознаю, а ничего не способен сделать. Ни на что не способен влиять. Даже самого себя не могу контролировать.

Неудивительно, что Алиса стала для меня глотком воздуха. Живой подарок. Человек. Которым я могу управлять, и на которого могу влиять. И перед этим голодом по власти, которой всегда у меня было с лихвой, теперь рушатся все моральные принципы. А я прекрасно осознаю, что не способен остановиться. И есть в этом что-то тошнотворно низменное. Вернуть себе свободу любыми средствами. Словно топлю в холодном океане женщину, лишь бы взобраться на её тело и остаться на плаву, пусть и ценой её жизни.

Алиса приоткрывает дверь. Заглядывает, как неопытный актёр из-за кулис.

– Проходи, не стесняйся. Здесь только я и ты.

Её испуганный взгляд мечется по зеркальной стене, будто ищет там выход в страну чудес.

– Подойди чуть ближе. Пожалуйста.

Она останавливается в трёх шагах от меня.

– Можно… – запнулась, когда я начал расстёгивать ремень на джинсах. И я остановился. Жду, пока она скажет. – Прежде, чем… – выдыхает. Моргает часто. Сглотнула. – Сегодня я видела женщину. Она вышла из-за двери с кодовым замком. Это Ваша жена?

– Что?

– На Вас вчера было обручальное кольцо. И я должна понимать, насколько всё плохо… То есть, мне будет проще, если я буду знать, что именно происходит. Я просто хочу…

– Нет. Это была не моя жена, – расстёгиваю ремень.

И внимательно слежу за лицом Алисы. Буквально с наслаждением запоминаю, сравниваю, и делаю выводы.

Страх. Какая она, когда по-настоящему боится.

А сейчас ей очень страшно.

Потому что я вытащил ремень, и намотал на руку.

– Что? Твой строгий папа никогда не бил тебя?

Поднимает на меня огромные влажные глаза. Побелела от ужаса.

– Не бойся. Я тебя бить не собираюсь. Я хочу, чтобы ты сделала вот что.

Раскладываю ремень на полу.

– Это будет твоя граница. Стоп-линия. Не заходи за неё. Встань перед ней.

Делает несмелый шаг. Её нога снова неестественно выгнулась под щиколоткой, и Алиса едва удержала равновесие.

– Сними их. Это необязательно.

Босая, встаёт перед ремнём. Смотрит на себя в зеркало. Кажется, сама к себе испытывает жалость.

Я перестарался. Становится стыдно, что так напугал её. И в то же время задевает. Она думала, что я могу ударить её. Абсолютно серьёзно. Каким монстром я ей кажусь. Впрочем, после того, как я с ней поступал, в этом нет ничего удивительного.

– Что ты видишь? – встаю за её спиной.

Пожала плечом. Снова сглотнула. Набирается храбрости. Словно накажу, если ответит неправильно.

– Говори всё, что приходит в голову.

– Я вижу… Я вижу. Девушку. Себя. Испуганную. Неуверенную в себе. Маленькую. По сравнению с Вами.

– Ещё. Скажи мне больше, – касаюсь её плеч, немного разминаю пальцами. Она прикрывает глаза. Напряжение сходит волной под моими ладонями. От её спины к шее наступает расслабление. Чуть склонила голову. Приоткрыла глаза.

– Вижу девушку в красивом вечернем платье. Словно пришла домой после вечеринки. Сняла туфли. И уже нет укладки, будто опали кудри.

– А сама девушка красивая?

– Нормальная, – снова приподняла плечо. Я убрал руки.

– Что значит – нормальная? Поясни.

– Ничего особенного. Простая. Обыкновенная. Соответствующая возрасту. С нормальным телосложением, – поджимает губы.

– Ты смотришь издалека. И видишь только физиологию. Соответствующие стандартам параметры. Ты всегда так смотришь на своё тело. Обезличенно. Поэтому и воспринимаешь его как товар, а не как часть себя. Сними платье.

Вижу, как меняется её взгляд. Сколько в нём становится осознанности. Над переносицей пролегли две тонкие линии.

Алиса скрещивает руки у бёдер. Подцепляет подол. Стягивает с себя платье. Её волосы падают на спину, скрывая от меня десятки маленьких родинок.

– Даже сейчас, – я продолжаю стоять за ней, – когда ты полностью обнажена. Всё по-прежнему скрыто. Что ты можешь сказать о своём теле, отстранившись от него, и не принимая его? – она мотнула головой как в бреду. Словно ей показалось, что переживает слуховые галлюцинации. – Ничего. Инструмент, оболочка. Идём.

Беру её под локоть, и веду к зеркалу. Подвожу настолько близко, что теперь от её дыхания на гладкую поверхность набегает туман.

– А теперь смотри, сколько может рассказать о тебе твоё тело, когда ты видишь его так близко. Вот здесь, – я провожу пальцем по её шее. И слежу за каждой эмоцией на её лице. Алиса так глубоко погружается в свои мысли, что мои прикосновения становятся для неё неважны. Не вызывают ни возбуждения, ни отвращения. – Тебе нет ещё и двадцати, а здесь уже есть две маленькие морщинки. Ты всё время смотришь в пол?

– Книги, – говорит тихо. – Я читаю каждый вечер. По несколько часов. Стол дома низкий. И плохое освещение. И мне кажется, что когда я читаю – я совсем не шевелюсь. Только пальцы. Перекладывают страницы. Я подолгу сижу так, над книгой, низко опустив голову.

– Прекрасно. Твоя фигура…

Твоя просто отменная фигура!

Я провожу ладонями по её животу, и, опускаясь рядом с Алисой, веду их по её бёдрам и голеням.

– Подтянутая, но не загрубевшая от тренажёров, не иссушенная диетами. Ты ничего специально не делаешь для того, чтобы быть стройной. Ты умеренна в еде – значит, гастрономические ощущения имеют для тебя второстепенное значение. Ты не стремишься к каким-то ритуалам, не выкладываешь фотки из зала в инстаграмме, чтобы соответствовать большинству ровесников. Только твои ножки… – чуть сжимаю её бёдра, и снова поднимаюсь во весь рост. – Много ходишь? Бегаешь по утрам?

– Велосипед. Я люблю ездить на велосипеде. И я работала курьером. Почти всё время, когда была возможность, перемещалась так.

– Замечательно. Всё, что говорит о тебе твоё тело – чем ты занимаешься, и чего ты не делаешь – это не хорошо, и не плохо, это – ты. Твоё правдивое отражение. Ведь так?

Она кивает.

– Хорошо. А здесь, – я глажу её пальцы на правой руке, нажимаю сильнее у сгиба верхней фаланги на среднем пальце. – Твоя кожа твёрже. Ты много пишешь?