– Он не хотел, чтобы Килла знала. – Аглая посмотрела на Талу.
Та сокрушенно вздохнула:
– А что делать? Тьма вокруг него, в нем ужо сидит. Сейчас не скажу, а опосля вся округа от делов поляжет, кому каяться буду? – И воззрилась на Аглаю. С вызовом, с трепещущей надеждой, словно грех тот она на себя может взять. Брать на себя грех Аглая не хотела, как и каяться за судьбу округи. Ей бы свои горести разгрести. А хозяйка стояла, глядя выжидательно. И Аглая кивнула: иди.
Тала перекрестилась перед дверью и скользнула в ночь. Тявкнул, провожая хозяйку, пес, забормотал спросонья петух на плетне, заквохтал и тут же успокоился. За поселком завыли волки.
Аглая посмотрела на Тимира. Он глухо стонал, пальцы судорожно хватались за простыню, рвали ее и тут же отпускали в изнеможении. Иногда он поднимал руки, проводил ими по воздуху, словно дугу рисовал, тогда на кончиках пальцев появлялись темные пятна и шла от них черная радуга. Он начинал биться в кровати, ронял ладони, мял в припадке одеяло. Открывал глаза – темные, сумрачные, водил ими по избе, ища что-то, но натыкался взглядом на Аглаю, вздрагивал и отключался. Дрожали закрытые веки, тонкие губы безмолвно что-то шептали.
– Алька, как думаешь, помрет? – тихо спросила Ника и, насилу приоткрыв Тимиру сжатые зубы, влила в рот несколько капель варева из кружки.
– Может, и помрет, – пожала плечами Аглая. Жалко не было. Было страшно. И маетно. Нехорошо на сердце. Вспоминались серые Никины лицо и губы… Аглая была готова поклясться, та что-то шептала. Теперь же смотрела, и на лице ее, как и у Аглаи, не было жалости. Как же вышло, что вот так быстро они стали жестокими? А ведь Тимир ничего дурного им не сделал. Даже наоборот, Нику спас… А может, не жестокость то, а страх?
Топ-топ – из угла. Аглая покосилась на звук. Ника, проследившая за ее взглядом, взвизгнула и выронила кружку. По одеялу расплылось грязно-желтое пятно.
– Руки-то крюки, – проворчал старичок карлик, грозя Нике крючковатым пальцем.
– Алька!
– Он безобидный, – буркнула Аглая, пытаясь ладонью стереть с одеяла пятно.
– Еще как обидный! – Старикан подставил к кровати табуретку, начал забираться на нее. Справился с нелегким делом, вытянул короткие ноги перед собой. – Меня просто нужно уметь обидеть, а там… Ух! – Он махнул рукой, та запуталась в бороде, старик покачнулся на табурете, чуть было не слетев головой вниз. Ника успела подхватить его и посадить обратно. Карлик отряхнулся. Отвесил Нике поклон. – Благодарствую! – Полез на кровать. Встал на грудь Тимиру. – Чего у нас вышло-то? Ух ты! Как оно… Жрецом наречен, если повезет. – Карлик плюхнулся на живот и начал тянуть ноги к табурету. Ника подхватила старика, водрузила на сиденье. – Извольте снова отблагодарить, юная леди! – И тут же прислушался. С улицы доносился вой. Многоголосый, дикий, заставляющий ежиться и озираться в темное окно. А нет-нет и поглядывать на божницу, шепча одними губами: «Защити!»
– Воют, бешеные. Воют, ироды.
Старик схватил за руку мечущегося в горячке Тимира. Уставился на взмокшую ладонь. Задумчиво почесал бороду:
– Стерто… Начисто стерто… И какими, интересно мне знать, силами? – Недоверчиво посмотрел из-под густых бровей на Нику. Та нахмурилась. Старик почесал бороду и перевел взгляд на Аглаю. – Уходить вам нужно. Нехорошо здесь сладится. Глядишь, и вы под раздачу попадете. А ведь как есть попадете.
Аглая открыла было рот, но карлик замахал на нее руками:
– Соглядатаи уже носом землю роют. Чуют жреца будущего. Силы-то вон сколько выплеснулось. Ох, нехорошо все складывается, – он горестно покачал головой.
– Куда нам идти? – Аглая смотрела на карлика.
– Ведомо куда, – хлопнул тот глазищами. – В Верховную Обитель ведьм.
Аглая нервно посмотрела на Нику. Та отвела взгляд, переведя его на Тимира.
– А больше некуда, – развел карлик руками. – Нигде вам рады не будут. Потому как всюду, куда вы придете, соглядатаи явятся. По ваши души.
– Что мы сделали? – Голос Аглаи стал совсем глухим, испуганным. Да и правда, что они могли сделать, почему им бежать нужно? Ладно Тимир, встала в нем сила темная, так пусть и бежит куда глаза глядят, а им-то зачем? Им бы узнать, как в свой мир вернуться.
– Вы через грань прошли, мимо стражей. Ты подругу свою из вязи сумрачной вытянула. – И, сощурившись, посмотрел на Нику. Та икнула и побледнела. – Не можно без ведовских сил такой путь пройти… живыми. А значит… – Старик помолчал и глубокомысленно добавил: – Кто-то из вас ведьма.
– Мы не ведьмы! – испуганно прошептала Аглая.
– Разбираться не станут. – Он задумался, забормотал, перебирая пальцами. – А потому в Обитель вам нужно. Если повезет, домой воротитесь. В Обители вещичек много интересных, книжек умных, авось какая и откроет вам путь домой.
– Так как же мы в Обитель попадем? Мы знать не знаем, где она, – выдохнула Аглая.
– Он знает! – Карлик кивнул на Тимира и хмуро покосился на Нику. – Силушка в нем темная.
– Он? – Ника вскочила, стул позади нее качнулся и грохнулся. – Да он же на всю голову!..
Карлик укоризненно посмотрел на девушку:
– У тебя самой и в голове, и в душе… – крутанулся на табурете, – мало хорошего да доброго. Пойдете, вам всем одна дорога. Только так. Иначе… – Он покачал головой и замер, прислушиваясь. В сенях послышались голоса. Старикан ловко спрыгнул с табурета.
Топ-топ – пропал в углу избы.
Дверь отворилась. Вошла Тала, следом высокая женщина. На худом лице мрачная скорбь, обрисовывающая темным скулы и глаза. Она остановилась посреди избы, мельком глянула на метавшегося в бреду Тимира.
– Немного лун осталось, Килла, – покачала головой Тала. – Поглотится силой, бог весть, сумеречным станет. Ох, как начнет по местности ходить да люд губить.
– До следующей луны дотянет, и то хорошо, – заправила глава прядь волос под серый платок. – Оставлять никак нельзя. Такая сила вышла, все южное поле загубил. Уходить ему надо, иначе поселку горе будет.
– Так куда ж ему идти, горемычному? – запричитала Тала. – Обитель, почитай, уж век как без ведьм, некому силу охолонить да вожжи на управу дать. Вона сколько сумеречных по пущам бродит. Ни одному упокоения нет.
Аглая и Ника быстро переглянулись. Килла пригвоздила их взглядом:
– Хватит нам ведьм, почитай, из-за них-то вся нечисть и появилась, чернь повылазила. Мало тебе, знахарка?
– Окстись, родная! А до них злыдней мало было?
Килла резко поднялась, да так, что по избе пошел холод леденящий, дрогнул огонек лучины, затрепетал, вырисовывая на стенах неровные дрожащие тени. Тала смолкла, уставилась в пол.
– В поселке не останется. И девок спроваживай, чуждые они – от соглядатаев не отбрешемся, – холодно резала словом глава.
– Да куда ты клонишь, Килла? Посмотри, совсем еще девчонки. Как же они? Чуждые – одно слово, ничего о мире нашем не знают. На верную погибель отправляешь!
Килла сощурила темные глаза. Смерила взглядом чуждых:
– Они мимо стражей через грань прошли, Тала! Ведьмы, не иначе.
Знахарка всплеснула руками:
– О чем ты? Ведьм уж сколько лет нет в Велимире, то тропка завела нечаянная. Зверье дикое гнало, вот и прибились сюда. А в землю-то Велимирскую, упаси господи, эти разве что и дойдут до ближайшей просеки, а там поминай как звали!
Килла не слушала знахарку, подошла к притихшей Аглае, взяла ее за подбородок и подняла, всматриваясь в лицо:
– Домой хочешь?
– Хочу! – сглотнула Аглая. От взгляда главы в висках застучали молоточки и сердце забилось учащенно.
– Что делать, знаешь?
– В Обитель идти. Книжки и вещички в ней искать, чтобы домой воротиться.