Убей Зверя сам!..

БЛАГУШИН: Эх, покурить бы сейчас!.. (замолкает)

(Гринберг катается по полу и просто воет. Вера и Николай с презрением смотрят на него. Он продолжает кататься по полу и выть, даже когда лязгнул замок двери и в сарай ворвался Мытарь в сопровождении Гришки Уварова).

МЫТАРЬ (останавливается, глядя на катающегося по полу Гринберга): Что-ли это дерьмо и есть тот грозный и лихой Яшка Гринберг?

БЛАГУШИН: Он и есть!

УВАРОВ: А как узнал-то? Верка что ли раскололась? (Обращается к Вере): Твой что ли командир? А?

ВЕРА (всхлипывая и вытирая платком глаза): Да пропадите он и ты пропадом! Что тому везде враги мерещатся, что тебе, Ирод! Он деда моего и бабку спалил в сарае заживо! Не командир он мне! Тьфу!

БЛАГУШИН: Я узнал! Я энту харю ни в жизнь не забуду! Забирайте его в штаб и посмотрите, что энто за герой!..

МЫТАРЬ (хватает Гринберга за шиворот и старается поднять его с пола. Тот сопротивляется): Вставай морда жидовская! Пойдём! Ты мне за всё скоро ответишь! На ремни, сука, порежу! (Обращается к Благушину): Ну, спасибо, Василь Михалыч! Я за тебя слово замолвлю!

БЛАГУШИН: За меня одного не надо! Ежели ты русский человек, православный, то и за энтих двоих тоже! Парень молодой совсем! Еще никому никакого вреда причинить не успел…. Сын у меня такой же! И Верка! Сам знаешь! Какая с неё партизанка?! Вертихвостка легкомысленная – согласен! Баба на передок слабая, а ежели за энто начать баб расстреливать, то и человечество всё кончится….

МЫТАРЬ (Отталкивая Гринберга в руки Уварова): За краснопёрого не ручаюсь! Да и тяжёлый он! Кто с ним возиться-то будет! А за Верку – так и быть скажу…. Ладно! Пошёл, сволочь!

(Мытарь и Уваров выталкивают Гринберга в полуобморочном состоянии из сарая. Лязг закрывающегося замка. Удаляющаяся брань двоих полицейских в адрес уводимого ими комиссара партизанского отряда. Арестанты остаются втроём).

НИКОЛАЙ: Я бы не сдал его…. Сам бы придушил тут-же, но не сдал! Он, хоть и сволочь, но он с немцем воюет, он свой…. Предательство это….

БЛАГУШИН: Ну, насчёт предательства, энто мы еще поглядим, кто таковым станет. Что-то мне подсказывает, что действительно его здесь порешить надо было.

ВЕРА: Почему, дядь Вась?

БЛАГУШИН: Ты видела его состояние, когда уводили его?

ВЕРА: Да уж, не самое лучшее! Со мною-то он храбрее был!

БЛАГУШИН: Да и с братьями моими в сопровождении отряда вооруженного, тоже героем и борцом пламенным казался. И в Сухотчево, скорее всего, тоже. Сдаст он…. Сдаст партизан-то всех. Этим же Гринбергам только жизнь их дорога, а что мы, что мужичьё в партизанах сидящее – для них: мусор. Там где сила, там они и служат! Ох, сдаст, сдаст партизан-то….

НИКОЛАЙ: Так тебе же это в радость должно быть! Вон Мытарь сказал, что замолвит за тебя…. Будешь жить – не тужить, без партизан-то! Глядишь, и крест тебе железный сам Гитлер выпишет! Как у Гайдара про Мальчиша-Плохиша – читал?

БЛАГУШИН: Нет, не читал….

НИКОЛАЙ: Бочку варенья и корзину печенья за предательство….

ВЕРА: Прекратите, молодой человек! Он вам жизнь спас! А товарищ Гринберг вам во всём сам признался: кто он?

НИКОЛАЙ: Гринберг – сволочь! Я с этим согласен! Но вот его (указывает на Благушина) – это не оправдывает и предательства его не умаляет. Здесь пусть каждый за своё отвечает. Мы все – предатели! Я отца предал! Гринберг – товарища Сталина, революцию и, может быть, вскоре и Родину предаст, ты, Вер, Гринберга сейчас предала, а ты, дядь Вась, сам себя предал….

БЛАГУШИН: Это почему же? Интересно мне философию мальца послушать….

НИКОЛАЙ: Ты же жил этим мщением! Ждал, когда встретишь этого самого Гринберга! И уже не рассчитывал на это! И, вдруг, если Бог есть, то Он тебе, врага твоего, перед самой твоей смертью на блюдечке подаёт и говорит: «Услышал Я, Василий Михайлович, молитвы твои, и твою жажду мести праведной удовлетворить перед Судом Страшным желаю! Вот тебе Гринберг! Делай с ним, что твоей душе угодно!». Но ты, дядь Вась, трухнул! Максимум на что тебя хватило – в морду своему врагу дать! А дальше, трухнул. Так же, как ты трухнул, когда немец в деревню пришёл и в старосты тебя назначил. Тебе бы отказаться, и думаю, что не расстреляли бы тебя немцы, но ты пошёл…. А в оправдание себе вот эту чушь про спасение баб и детей придумал…., которую тут мне ещё недавно нёс….

(Николай закашлялся, застонал и на некоторое время замолчал)

БЛАГУШИН: Ну-ну, продолжай! Интересно складываешь пасьянс моей души! Очень интересно!..

ВЕРА: Да погоди же ты, Василь Михайлович! Вишь, тяжело хлопцу! Ох, Боже! За что же ты прогневался-то так на нас на всех…. Энтот малец-то еще и не целовался-то по-настоящему, ан видишь, какову судьбу-то ему Бог уготовил….

БЛАГУШИН: Да я и не тороплю его…. Его торопить уже ни к чему! Он могёт и не целовался еще ни с кем, а вот война мозги-то ему на место поставила, думать и правильные мысли говорить научила….

НИКОЛАЙ: Погоди, дядь Вась, я еще не кончил про тебя….

БЛАГУШИН: Да я весь во внимании, Коля. Интересно ты всё про меня складываешь…. Я и сам об энтом не раз по ночам задумывался, а ты – вон как!.. За полчаса всё про меня вывел!

НИКОЛАЙ: Я бы не вывел, если бы не вся наша предыдущая беседа, в которой ты мне всё душу открывал…. Открывал желания свои, не думая, что желания-то вдруг исполниться могут…. И вот оно исполнилось – самое заветное твоё желание…. Вот тут враг твой был, в твоей полной власти и, казалось бы, убей его проклятого…. И тогда бы совесть-то твоя чиста была. А теперь…. Вот сидишь и маешься! И совесть тебя грызёт и подсказывает, что трухнул ты опять. Тебе Божий дар в руки упал, возможность, хоть раз в жизни что-то справедливое самому сделать, но ты этот Дар Мытарю передал. А Мытарю тоже этот Божий дар сейчас даден, ибо он, как и ты, местью к этому Гринбергу жил, но и он сейчас врага своего, совесть свою очищая, немцам передаст, отказавшись от этого Дара. А для немца этот Гринберг – не Дар, а подарок…. Гринберг для него пустое место, которое он использует по своему усмотрению, выпотрошит из него всю информацию, а затем над вами ещё и начальником поставит…. Вот к чему приводит эта ваша русская христианская боязнь – ответственность на себя взять….

(Повисает тяжёлое молчание)

БЛАГУШИН: Гринберг – еврей! Немцы их не жалуют!

НИКОЛАЙ: Но это не значит, что они их на службу не берут, а те туда не идут…. Сам говорил, что им всё равно где и кому служить…. Не жалуют тех, от кого пользы нет никакой….

(Благушин опять подходит к Николаю, садится перед ним на корточки и очень внимательно старается всмотреться в его лицо. Вера отсела от раненого чуть в сторону, уступая место Благушину).

ВЕРА: Дядь Вась, ты, что – дурное задумал?

БЛАГУШИН: Да нет, Вер! Что ты! Просто хочу понять, кто это?

ВЕРА (с недоумением): Не поняла!?..

БЛАГУШИН: Да ты, Вер, и не пытайся! Тут у нас нечто личное, более высокое так сказать…. Или даже божественное…. А я ведь тебя видел раньше, Коля…. Во сне, правда!

НИКОЛАЙ: А я знаю, дядь, знаю!..

ВЕРА: Да вы можете мне объяснить, что сейчас здесь происходит!?.. Что вы всё загадками какими-то брешете?!

БЛАГУШИН (Николаю): Так ты считаешь, что я сейчас смалодушничал? Ответственность на себя не захотел брать?

НИКОЛАЙ: Ты всё понял правильно. Василий Михайлович!

БЛАГУШИН: Так может, и сон мне и Верке расскажешь, в котором ты мне явился, раз знаешь?

НИКОЛАЙ: А чего ж не рассказать. Расскажу…. Только один, из двух…. Какой, Василий Михайлович, первый? Или второй? Их два было!

(Повисает молчание. Ошарашенный Благушин резко встаёт и отстраняется от раненого, осеняя себя крестным знамением. Вера закрывает рот ладонью, как бы погашая немой вскрик. Николай смотрит на Василия ухмыляясь).

БЛАГУШИН: Боже правый! Энтого не может быть! Откуда ты знаешь? Я думал, что брешешь, говоря, что знаешь про то, что снился ты мне….

НИКОЛАЙ: Я всё знаю! Поэтому и говорю тебе всё, как есть! От меня правды не скроешь! Ты успокойся, дядь Вась! Ты хороший человек, поэтому я здесь с тобой говорю и к тебе пришёл…. А сон твой первый давно был, перед войной, ещё той, при царе…. Помнишь? Тебя на войну забирали, и в последнюю ночь дома, во сне я к тебе и пришёл…. И, что сказал: помнишь?

БЛАГУШИН (растерянно): Д-да, помню!

НИКОЛАЙ: А сказал я тебе, чтобы ты шёл на войну спокойно, чтобы не боялся ничего, что главное твоё дело на другой войне будет…. Говорил?