Трепетный зов высоты

Мужчина кивнул.

– И меня? – ее испытывающий взгляд сверлил Тавора, который не выдержал его и перевел глаза на Ханну, поедающую рисовую похлебку.

Она скорее не заметила недоумевающего взора Тавора, так как у нее было плохое зрение и слух, но прекрасное обоняние, почувствовав запах растерянности и смущения, исходивший от мужчины, подсказало ей вмешаться в разговор:

– Стэя, у него высокий уровень вибраций и высокое излучение, если ты имеешь в виду любовь, о которой я тебе рассказывала, то Тавор далек от этого. Любовь к индивидууму, запрещенная в Империи, для него невозможна.

– Ну как можно без познания любви к одному человеку любить всех?! – ошеломленно воскликнула девушка, и Тавор увидел, как вокруг нее заиграла целая гамма различных оттенков, показывающих ее искренность, добросердечность и бесхитростность. – Это не любовь, это терпимость какая-то: все разные, невозможно любить белое и черное одновременно, добро и зло, красоту и уродство, – тихо добавила она и опустила голову, – а если это так, то ты кривишь душой.

Гармоническое состояние сотрудника группы «Артель» было нарушено. И нарушила его эта не красива по меркам Конгломерата девушка, которая оказалась способной чувствовать невидимый, неизвестный ему энергетический мир. Она была настроена на какую-то особую частоту восприятия законов Космической Империи. Тавор поймал себя на мысли, что он уже не обращает внимание на ее нестандартную внешность. Ее природная естественность и легкость в суждениях, сопричастность к каким-то тайным знаниям наделили ее очарованием, которое притягивало словно магнит.

… Он возвращался домой на Бетельгейзе с каким-то странным, неведомым доселе чувством. Он даже не мог себе ответить, откуда это пришло: от ЕЁ завораживающего пения, от взмаха пушистых ресниц, открывающих большие голубые, словно озера, глаза, в которых он тонул; от того, что ее «перевернутый» рот был таким необычным и притягивающим. Просто в один момент его мозг начал вырабатывать какое-то дурманящее вещество. Его влекло к НЕЙ, и это не поддавалось контролю. Это новое чувство было как свежий глоток, дающий невероятное количество сил и бурю эмоций.

«Надо поскорее решить все на Терре и вернуться, узнать, что за сказки рассказывает Ханна, – старался рассуждать здраво Тавор, – скорее всего, Космический Разум приготовил для меня еще одну ступень в развитии, именно поэтому я случайно встретил Стэю. Но случайности, как известно, не случайны.» И он мысленно «отправил» сообщение Азаваку о встрече.

ххх

А догон, слишком долго ожидавший известий от «артельщика», сам решил поехать к Тавору, еще до получения его «сообщения». Между этими двумя квиритами[23 - Квирит – гражданин] были отношения, нехарактерные для жителей Конгломерата: это была не только духовная близость и общность интересов, это были доверительные и бескорыстные отношения. Они могли обратиться друг другу в любой ситуации и получить поддержку, между ними была внутренняя близость. Все это было чуждо, даже запрещено Межгалактическим Законом: ничего личного, никакого выделения индивидуума из общества.

Азавак, знавший Тавора много космических лет, ехал и гадал, почему тот моментально не связался с ним, как только получил задание. Его могло отвлечь только что-то более существенное, чем вечно проблемная Терра. Мозг догона работал словно системный блок в его космолете, перебирая все возможные причины: от смерти Тавора до вторжения из Антимира. В трехмерной графике он представлял себе тот или иной расклад. Азавак был отличным КИНом, но в его мозг не было заложено умение анализировать полученную информацию и мыслить логически. Для этого в пилотной системе существовала «МАМка»[24 - Межгалактическая аналитическая машина], ну или спец-аналитик одного из подразделений «Артели», любитель покопаться в мозгах и системах, тот, кто в совершенстве владел методами анализа и был способен прогнозировать процессы и разрабатывать перспективные программы развития. Таким, каким был Тавор.

Навороченный по последнему слову техники беспилотник догона начал выворачиваться и резко затормозил, явно получив какие-то сообщения от приближающегося навстречу торий-мобила. Азавак выглянул в окно и, заметив вылезающего из кара Тавора, посмешил покинуть такси.

Они приветствовали друг друга, коснувшись кулаком каждый своего плеча, и вошли в дом. Квартира с террасой на крыше находилась на последнем этаже высотки. Это была большая студия с панорамными окнами во всю стену, разбитая на зоны белыми модульными мебель-блоками, которые трансформировались в зависимости от предназначения на кухонный модуль, спальный и гостиный. В закрытом виде эти мебельные блоки были словно расставленные по квартире разного размера обтекаемой формы коробки, ну чертовски функциональные и эргономные. Осветительные приборы не являлись каким-то украшением, они наполняли комнату дополнительным светом и выделяли необходимые зоны. От этого было ощущение простоты, органичности формы и даже какой-то бесконечности.

Азавак развалился в массивном кресле, которое сразу же приняло форму его туловища. Тавор, разлив марочный виск-син[25 - Синтетический алкоголь, не вызывающий похмелья. Он влияет на организм так же, как и традиционные крепкие напитки, но не дает похмельного синдрома.] по бокалам, протягивая его приятелю, уселся радом и мысленно приказал трансформироваться экранной тумбе. На видео панели появилось миловидное лицо Левины, и она с хрипотцой, словно простуженная, начала рассказывать о своих эмоциях от их встречи. Тавор театрально закатил глаза и вспомнил лицо Стэи. Он посмотрел на Левину и невольно начал сравнивать ее со своей новой знакомой. И дело было даже не во внешности, тут Левина выигрывала бесспорно. Он думал о своих эмоциях, чувствах, которые вызывали в нем эти две совершенно разные девушки. Левина была словно … правильно сконструированный робот: она всегда было со всем согласна, а если что-то было не так, то в ее «программе» наступал сбой, и она тут же принимала соответствующую пилюлю. Она не была сама собой, она была тем, кого хотели видеть. Впрочем, она, наверное, ужу и сама не помнила, какая она на самом деле: какой натуральный цвет ее кожи, какой формы рот, длина рук и ног. Из-за множеств операционных метаморфоз по «улучшению» себя и, следуя моде, она даже потеряла способность к естественной трансформации. От былой «львицы» осталась только пышная рыжая грива, отрастающая буквально за ночь на бритой голове девушке. После долгой борьбы с этим Левина смирилась и оставила волосы такими, какими ее наградила Природа.

А Стэя, вся озарённая каким-то внутренним светом, дышала удивительным спокойствием, любопытством и любовью к жизни.

При мысли о террянке у Тавора участился пульс, и браслет тут же отреагировал советом принять таблетку, нормализующую гормональный фон в организме. Но он не хотел останавливать разматывание этого клубка из психоэнергетических нитей, которые вдруг начали связывать его сейчас со Стэей. Тавор прикрыл глаза, но басовитый голос Азавака вернул его к действительности:

– Старик, я тебе завидую, – он восторженно смотрел на экран, не замечая состояния приятеля. – Она такая красотка. Но почему ты? Почему тебя выбрала «Система» в отцы ее ребенка? Это не справедливо, – театрально плакался догон.

Азавак, улыбаясь, посмотрел на задумчивого Тавора, который казалось с трудом понимал, что его спрашивают.

– А ты, вроде, как и не рад? – лицо догона вытянулось в удивлении.

– Что ты знаешь про любовь? – неожиданно спросил Тавор приятеля, сверля его своим пристальным взглядом, – я имею в виду любовь между индивидуумами.

Видео на экране погасло, скорее всего, от мысленного приказа хозяина. Азавак хитро усмехнулся и, качая головой и растягивая слова, произнес:

– Только не говори, что ты был на Змееносце, – и, помолчав, добавил, – ну и как ОНА?

Тавор без объяснений понял о ком речь:

– Как всегда: безэмоциональная отстраненность, – не сказав правду, с апатичными нотками в голосе, чтобы казаться равнодушным, ответил он.

– Да уж, ее ледяному спокойствию можно позавидовать. До сих пор перед глазами ее равнодушный, не моргающий, стеклянный взгляд, когда ты сообщил ей о смерти Тайпана.

– Он был бунтарь и предатель, – зло огрызнулся Тавор, но на его лицо легла печать боли, разочарования и где-то даже сожаления. – А Ханна, хоть и была его матерью, в первую очередь, она законопослушный квирит Галактической Империи.

В комнате повисло молчание, словно создавая пространство для работы мысли. Слова, произнесенные Тавором, были словно слиток серебра, погруженный в чистую воду, они приобретали смысл и вес лишь благодаря молчанию, омывающему их.

Тишину разорвало колоритное хриплое сопрано Левины, снова неожиданно появившейся на экране.

Но мужчины не обращали на нее внимание, каждый думал о своем.

– У нас в «Псах»[26 - Подразделение «Сторожевые псы»] поговаривают, что эти чипы, вживляемые в мозг для управления техникой силой мысли, будут обязательными, – скептические нотки прозвучали в голосе Азавака.

– Им мало браслетов, следящих за каждым нашим действием, за каждой нашей эмоцией. Нужно еще и чтоб мысли были подконтрольны. Я уж как-то по старинке, – усмехнулся Тавор, – силой своих вибраций, не люблю новшества.

«Терра – гигантский полупроводник, поддерживающий постоянный космический энергообмен, – вещал приятный, немного слащавый женский голос. – Станционные башни, построенные в виде пирамид на энергетических меридианах, связаны туннелями и имеют внутри генераторные кристаллы, вырабатывающие тонкие духовные энергии разных качеств, которые распространяются по всей планете».

– Ты не находишь, старик, что ее внешность и голос отвлекают от восприятия серьезной информации, – голос Азавака был взволнованным, хотя сам догон внешне казался спокойным.

Тавор не ответив, лишь пожал плечами.

«В зависимости от комбинации вложенных кристаллов, энергия может действовать по-разному, даже как оружие. Если станция стоит рядом с водой (река, море, океан) мощность ее увеличивается…»

– Ладно, – заключил хозяин и приостановил видео, – все это официальная информация из академического учебника, рассказывай, что ты видел необычного во время дежурства на луче.

– Станции в Кеми[27 - Древнее название Египта] – символы пояса Ориона. Большая из них ориентирована так, что в дни весеннего и осеннего равноденствия солнце точно в полдень показывается на вершине башни. Если вдруг что-то случится с космолетом, и его не будет на луче, только в эти два дня можно связаться с Конгломератом на прямую.

– И что надо сделать? – в голосе Тавора было скорее любопытство, чем озабоченность.

– Надо выставить кристаллы в последовательности, соответствующей данной планете, и откроется портал, – Азавак говорил это так тихо, словно он выдавал какую-то вселенскую тайну.

– Аза, ну что за привычка?! – усмехнулся «артельщик», – нет, чтобы четко и ясно рассказать, как и что, зачем и почему. Все из тебя надо вытягивать по крупицам. Последовательность какая?

Догон смутился:

– А я откуда знаю?! Там радом с пьедесталом с кристаллами должная быть табличка с инструкцией… Наверное.

Мужчины посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Надеюсь, не понадобится. Куда ты денешься с луча?! Ну если только не захочешь меня там оставить, чтобы стать отцом ее ребенка, – сказал с сарказмом Тавор и кивнул в сторону экрана.

– За кого ты меня принимаешь?! – обиделся Азавак, – у меня кишка тонка идти против «Системы». Я не Тайпан, тот мог, а я нет.

Тавор растер лицо руками, словно умываясь, «нарисовал» несколько кругов плечами, сморщившись от боли, и с серьезным выражения лица поинтересовался, как отказать Левине.

Лицо Азавака вытянулось в удивлении и, качая головой, он озабочено проговорил:

– Старик, на это нужна очень весомая причина.

И вдруг он весело рассмеялся:

– Представляю зеленое лицо Левины, от злости и презрения оно станет коричневым, а ее новый вытянутый подбородок снова станет квадратным.