Привет от ангела

И тут Сюзанн видит то, что видит. Вылитую копию своего канувшего в светлую память сына… Вылитую!

Но только слишком маленькую. Слишком.

4. Правда

– Лори! – задерживала её женщина, поглядывая на её девочку и не давая откланяться.

А девушка смотрела на её всегда безупречную укладку. За столько лет успеха многострадального сына Сюзанн привыкла быть на виду. И всегда готова была принимать внимание.

Только вот теперь внимание проявляла она сама! При чем довольно навязчивое!

– Всегда рада видеть Вас, Сюзанн. Была. – вежливо пыталась имитировать спешку девушка. На много лет его семья вычеркнула её из поминальных мероприятий. И её это в целом даже устраивало – ей нечего было делить с этими людьми! Она ощущала негласный запрет даже на упоминание его имени «всуе», и ни разу нигде не высказалась о нем, кроме дани памяти в стихах на своей страничке в соцсетях, мало кому теперь уж интересной. Да и то как о друге – она и сама не знала, на что имеет право. Где она, эта правда, у них затерялась? Какова была его правда?

Дени был трепетен, выразителен,

и непонятен одновременно. Он имел поразительную трансцендентность – умел вывернуть душу своим взглядом, и молчанием, будто накачивал воздух вокруг себя чистой концентрированной эмоцией. На сцене. Вместе с тем наряду с доверчивостью и глубиной рассуждений, в личном общении он умел вдруг замыкаться, отгораживаться невидимой стеной, стараясь спрятать свои чувства. Казалось, он пока лишь учился, как обуздать свои эмоции – сейчас с высоты своего прожитого возраста там на старых видео заметно и его смущение, и страх оценок близких, и недоверие – страх, что он раскроется и ему причинят боль, обманут.

Впрочем, кто тогда мог гарантировать ему обратного? Он не был «Святым мучеником» в той их компании, но он был… Сложно было воспринимать его как-то однозначно на фоне более старших и мужественных друзей. Он был красивым ребенком и вел себя как красивый и всеми всегда любимый ребенок! Его не всегда воспринимали всерьез, и он сам не всегда хотел этого. Он порхал и «чирикал», будто призван радовать всех вокруг, играл в безобидные игры и пугался «взрослостей». Имел понятие об ответственности, но пока не умел примерить её на себя за пределами работы, в выстраивании отношений. Он лишь вступал в жизнь вне родительской семьи, и пока ещё искал себя в общении, тогда как давно нашел себя в Искусстве. Он пока не был игроком на полях Любви, но по всем признакам мог бы им стать.

Если бы…

Сцена и реальность. И там и там он был очень ограничен, естественен, завораживающ, мечтателен, и чуть «завуалирован» свой перфекционичностью лика и манер. И там и там он был «воробушком», чистым веянием Весны, невинности и беспечности.

В него очень сложно было не влюбиться, особенно юной впечатлительной особе. От него приходилось отвлекаться, чтоб не утонуть в нем целиком. Демонстрировать ему толику пренебрежения, да и себе – тоже.

От него хотелось бежать и скрываться в любом хаосе, столь силен был его магнетизм.

Казалось, он и сам порой боялся силы впечатления, которое умел производить.

Но какова была его Истинная правда? Вне сиюминутностей?

Он называл её Лорелея – как героиню из сказки! Иногда трогал за волосы, поправляя челку, и так смотрел!!! Хотя он в принципе был склонен к нежностям с окружающими – такой, «тепличный»!

Почему она думала, что именно она нравилась ему, находя огонь в его глазах, обращенных к ней?? Ведь потом он принялся демонстративно отвергать её, будто напоказ! Она ошиблась??

Потом в туре у них были потепления, но по окончании общей работы он прекратил всякое общение с ней, не отвечал на её сообщения. Не искал встреч. И вскоре завел официальную девушку, которая была героиней-многострадалицей после его ухода. А её – Лори – просто вычеркнули из списка скорбящих!

С его ли благословения?

Он ответил ей всего 3 раза. За 2 года, последние в его жизни. И последние 2 его сообщения были деловыми. Предпоследнее было полу-деловой констатацией его почти отказа-извинения из 2х слов, а последнее – сухим перечислением фактов и цифр. Правда, предопределившие несколько жизней.

Первое же из этих последних – было его огромным его письмом ей на электронную почту. Внезапным. Лиричным, сентиментальным признанием будто б всей правды, растапливающим все ледники. В конце его он попрощался и снова отморозился, нарушив этот обед молчания всего 2 раза, и то сугубо по делу.

А может, то была минутная слабость?

А может, манипулятивный расчет?

А может, прорыв скрытой истины из-под вороха правильных решений?

То есть, где была правда, и как её интерпретировать теперь вслух, она попросту не знала. И рада бы, но сама потерялась в своих версиях.

Она давно уж поняла, что то, во что хочется верить, может кардинально отличаться от реальности. Впрочем, теперь она вольна была верить во что угодно – брать за основу и опираться в мыслях. Если только молча, про себя. Чтоб никто на её веру не покушался, ведь главный участник её версий её теперь уж не разубедит.

А можно было просто отгородиться, выздороветь чувствами, повзрослеть и принять данность: правды теперь уж никто не узнает. Даже странно, что она остается столь важной даже когда уж не в силах повлиять ни на какое будущее.

Мечась поэтапно по всем вариантам, она все же выбрала принять неизвестность. И простить её, и за неё.

Могла ли она винить его – юношу, который жил в обреченности, отсчитывая свой обратный отсчет? Думавшего, что ему вскоре предстоит, и почему так? В пору их знакомства этого не сильно замечалось, он умел абстрагироваться и радоваться, отдаваться и делу и веселью, поддерживать затеи и куражить, и никто не воспринимал его как жертву обстоятельств, с жалостью. Да что там, никто толком даже и не понимал масштабов известного про него – он не выглядел умирающим! Но те, кто поддерживало с ним связь позже, не раз отмечали, что он осознавал отмеренный ему учеными срок, неизбежность научного «приговора», и все чаще думал и упоминал об этом.

Могла ли она винить его, осознаваемо шедшего и пришедшего к своему финалу? Вряд ли. Но понять – хотелось!!!

Что было в твоей голове, Даниэль??? – спрашивала она следующие несколько лет. Спрашивала навзрыд, будто б могла получить ответ.

А потом – устала. И оставила как есть. То есть – теперь уже – как нету.

Просто включила другие продолжения. Тем более, он оставил ей лазейку.

Но опять же, почему? Минутная слабость? Желание оставить свой след? Маниакальный эгоизм?

И что она могла сказать сейчас этой женщине? Какие у неё были для неё ответы?

Потому она и избегала Сюзанн – ответов не было никаких. Она действительно планировала хранить свою тайну вечно. И объяснять все совпадениями.

Но именно в этот момент оказалось, что она – наверное не сможет. Обмануть ТАК – в глаза.

Она уже несколько раз сказала банальное «вы ошиблись», но получилось так неправдоподобно. Она вдруг поняла, что стоит на пороге нравственного преступления.

Но если это своё преступление осознаёт она, то осознает ли моральную равноценность её оппонентка? Или ошалевшая от счастья бабушка, похоронившая обожаемого сына, попросту отберет у неё ребенка? Или растрезвонит, и их начнут преследовать все, кому небезразлична история Дени??

Чем ей грозит правда?

– Как это получилось?? – вопрошала тем временем Сюзанн.

– Я вам всё расскажу, ок, как и своим родителям. Поровну. Они тоже не знаю. Я расскажу вам всем вместе, пришло время. Дома – потому что это надо показывать архивом. Приходите с мужем завтра к моим родственникам по этому адресу. Но если вы попробуете отнять у меня дочь, я исчезну и вы нас больше никогда не увидите.

– Ты думаешь, мы способны отнять у тебя ребенка, зная утрату своего? Пожалуйста, не надо так, Лори. Прошло почти 10 лет, и нам нечего больше делить. Можно только сложить боль и память, и поделиться любовью и общими надеждами! Если ты растишь нашу внучку, это неоценимый дар, подарок, сделанный нам, пускай и в тайне! Лучшая память ему, и как можно принять это не с почтением! Даже если ты сделала это – обманом. Даже если ты его гены украла…

– Я не украла. – отрезала Лори. – Он сам вручил мне этот шанс. Добровольно! Я рассажу всё, и смогу доказать! И потом судите каждого из нас как хотите.

«…порицайте сколько хотите, говорите и смотрите осужающе сколь угодно, только потом оставьте нас с дочкой в покое, ВСЕ!» – думала Лори. Она была готова к этому вечному немому укору, не привыкать. – «А ты, Даниэль, останешься ангелом все равно.» – ерничала она мысленно, иногда всё ещё сердясь на него необъяснимо, но потом, как обычно, гасила этот всплеск: «Потому что ты подарил крылья и смысл жизни тем, кто был рядом».

* * *

У Сюзанн вдруг в одну минуту перевернулся мир:

вот так! Кэти, которую они так приняли, живет теперь своей жизнью, и та пора для неё давно окончена. Страница перевернута. А непутевая Лори – посвятила жизнь Памяти Дени.

Избалованная капризная Лори.