Разожми ладони

– …Ну Вы же можете!

«…пытаюсь держаться. Удержать…» – пронеслось в голове врача… А взгляд упал к кончикам распущенных темных безупречных волос. Психофизика…

– Могу дать один совет. Когда сжимается всё внутри, – она получила согласный и просящий кивок, исполненный преданной готовности, – и вот-вот сдетанирует, и аж сводит скулы что-то сказать… – выжидательный кивок, – и чувствуешь, что всё, понеслось… и сейчас поломается, – кивок, – и держишься изо всех сил… – просто разожми ладони.

Девушка замерла с почти комичным непониманием. Потом украдкой глянула на свои сжатые в неестественном напряжении пальцы… Снова кивнула. И долго пила потом чай на кухне молча. Одна. Притихшая. И такая простая для королевы красоты, будущей телеведущей, богатой наследницы и возлюбленной-мечты пары-тройки бооольших бизнесменов.

А праздновавшей 50-летний юбилей Людмиле очень хотелось теперь познакомиться со спортсменом.

* * *

Вечером Фати пришлось испробовать новую тактику, подсказанную её психологиней. Она честно обещала себе, что уж сегодня она спокойна, и ничего такого не пригодится… Но всё развернулось знакомой историей.

Нет, понятно, что он говорит всё как надо. И делает. Он её не обижает… по крайней мере намеренно. Но он… он не старается!!!

Не так как она!

Он иногда выпускает её из объятий, и начинает заниматься своими делами. Вполне благополучно! Отвлекается, болтает по телефону, или с соседом. Или даже с мамой. Он ведет себя так просто, как будто ему всё равно, что она – тут! А если ему и впрямь всё равно??

Будто для него она – никакое не событие!

Иногда он ведет себя так, как будто она – невидимка. И тогда к ней приходит этот вопрос: «а существую ли я? Для него?» Или ему нужно от неё отдыхать? А что это может значить???

Мысли, мысли, мысли…

Непостижимо. Непостижимо смотреть на него, такого спокойного, погруженного в свою и без того вполне нормальную жизнь, барахтаясь в собственных чувствах в одиночку. Снова, как в первый раз.

И вот как только она была на грани того, чтоб востребовать от него хоть какую-то отдачу, чтоб молить о помощи, чтоб хвататься за него, утопая… желая, чтоб он тоже НЕ МОГ без неё,

…она попробовала.

Какой же немыслимой сложностью оказалось попробовать руководить собственными мышцами. Просто расслабиться – потребовало поразительных усилий!

Пальцы с парой блестящих стильных колец – как будто деревенели. Или где-то там пережимало нервные окончания. Казалось, напряжение отдавало аж в плечи, и в шею. Она даже боялась, как бы её не заклинило в неестественной позе, если всё-таки удастся растопырить эти чёртовы пальцы… Она в жизни не думала, что собственные руки могут быть такими непослушными, закостенелыми. И пока она пыталась совладать с собственными ближайшими конечностями, она успевала забыть,

что хотела сказать. Невозможная каша в голове её всё ещё бурлила, но уже не закипала, норовя перемахнуть через край.

Максим слушал её, чуть вскинув свои прямые светлы брови, иногда поглядывая на её раскинутые в позу морской звезды, словно замороженные пальцы, выкинутые вперед, и моргал, и не перебивал. Даже когда она не закончила за вечер ни одной своей виртуозной фразы, которые обычно выстроены как архитектурные произведения в стиле барокко.

Да, она снова раскачивала лодку. Но делала это как-то по-странному. Отвлекалась, забывалась. Чет там себе колдовала, словно цепляясь собственным дыханием за движение кистей. Он словно наблюдал борьбу каких-то неведомых стихий. Ничего подобного он прежде за ней не замечал – игра теней, да и только. А он бы – заметил!

Позже, обнимая её перед телеком, он размышлял, что это у неё с руками сегодня? Что за «танцы с бубнами – без бубна»? Что за безмолвные ведьменские заклятия со скромным розовым маникюром нынче у неё в руках? Что с нею происходит, с его чёкнутой красоткой??

Валяясь на неразложенном гостином диване, он зарывался носом в её волосы, бродил щетинистой щекой вдоль её шеи под волосами, щекотал ртом её выглядывающее из стильной туники плечико. Он пробовал её развеселить, и у него – получалось! Иногда он брал её руки в свои, и пробовал расслабить ей многострадальные ладошки, мягко перебирая пальчики. Со временем они расслаблялись. Иногда она ложила руки на его поставленную торчком прическу, норовя поломать аккуратное привычное сооружение, и он кайфовал от того, чего прежде никому не разрешал.

– Фати

– …м?

– Мне так хорошо, когда ты рядом. Ты такой волшебницей бываешь!

Она молчала в ответ, заглядывая в его темные глаза, и уносясь в космос. Никто не умеет произносить ее имя так вкусно, как онннннн…

Sandra – Mirrored In Your Eyes

– А знаешь что?

– Что?

Она смотрела в его лицо распахнутыми глазами, не отрываясь. Добрые тёёёёёплые карие глаза в сочетании с графичным блондином, серая колючая щетина, благородная мордочка… Уютный такой, и тычется в неё носом потешно, и такая любовь у неё ответная к нему, от которой хочется смеяться и визжать – чистая, как всплеск детского восторга. Никогда больше она не испытывала ничего подобного. С тех пор.

– Ты похож на Рэнди. – призналась она.

– На какого?

– На моего золотистого ретривера, которого папа мне маленькой подарил. Когда всё было ещё хорошо.

Она вдруг осеклась.

– Это такой комплимент. Дурацкий. – пояснила она вдруг, явно себя отругав.

– Я понял. – рассмеялся он. Кажется, он и правда понял.

Потом они смотрели фильм, переместившись в свои «апартаменты». Но вместо фильма, разглядывали свои вытянутые навстречу экранным баталиям босые ноги в лучах экранного прожектора. Сравнивали контраст форм и размеров следов и рельеф длины пальцев. У кого второй длинней большого, у кого короче… «Интересно, чьи бы гены победили?» – мелькнуло у нее на долю секунды 25 м кадром.

А ещё они целовались. Много. Незаметно, игриво, мягко… Глубоко. Фати привыкла, что это ни к чему не приведет, и потому нежилась в волнах соприкосновений, не задумываясь, не ожидая, и не просчитывая «а что, если…». Слушала дыхание – звуком и движением, ловила лучи касаний, качалась на этих волнах твердости и мягкости, тепла и дразнящего щекотания.

Раньше в этих актах под условным названием «парочка наедине» она старалась прислушиваться к собственным ощущениям, стараясь найти в них обещанное фильмами и густым пластом слышанного, подразумевающегося под словами «близость, любовь, секс». Но с недавних пор, после перемирия, когда ей пришлось смириться, что игра будет по его правилам, и сейчас он решил вот так… теперь, ничего не ожидая и ни на чем не настаивая, она всё чаще прислушивалась

к тому, как он дышит, как движется, как реагирует, как ускоряется и замедляется, напрягается и расслабляется, подается и отстраняется, зажигается и остужается. Теперь у неё появилось время и пространство на эти изучения. Теперь, когда в её эмоциях освободилось для этого место…

Смирившись с его невысказанным условием перемирия, она неожиданно попала в ауру интимной безопасности, которой до сих пор никогда не встречала. Раньше, оставаясь с мужчинами наедине, она тревожно ждала, что её защитит её статус. Возраст. Чьи-то страхи и пугалки. Защитят. Или не защитят… Как повезет… Теперь же она впервые в жизни оказалась в безопасности, обеспеченной твердым решением мужчины, который рядом. Пришлось побарахтаться, прежде чем принять это решение, отказавшись от того чувства тонуса, когда всё под контролем, и твоя игра не прекращается ни на минуту. Когда она непрерывно замечала – что происходит, что будет, как будет… Этот тонус – время вопросов и ответов самой себе, действий и отступлений, аккуратности и выверенной тактики. Время, которое неимоверно утомляло её.

Теперь же… Эта обретенная безопасность была непонятна ей его мотивами. Но это всё же была безопасность. Надежная. И уютная. Расслабляющая. И очищающая, как купание.

Сначала ритуальные обнимашки происходили под фильм, потом ноутбук был потушен по велению напоминалки на телефоне, что пора спать, а то режим будет нарушен. И тогда обнимашки продолжились в темноте под одеялом. Такие, успокоительные. Пред-сонные. Они потихоньку стихали, как волны инерции. И вскоре сонность и дремота начали побеждать её.

Уже засыпая, погружаясь в негу, она почему-то не сумела отключиться в полную автономию, и перевести фокус на себя, провалившись в одиночество собственного сна.

– Тебе надо? Иди. – произнесла она понимающе сквозь плотную пелену сонности. Вне всяких эмоций, просто зная, что иначе он не уснет. Наверное, ждет, чтоб уйти не потревожив её. Но зачем? Такие условности…

Поначалу, когда начались их совместные ночевки, его сразу же заявившее о себе состояние «взрослого парня, который остался наедине с девушкой», вполне ощутимое в такой обстановке на одной узкой кровати, обескураживало её Льстило, тревожило, привлекало и беспокоило. Она пыталась решить, как с этим всем разобраться.