Биография неизвестного

– Может быть, – неопределенно ответила я.

– Ты-то смотрела вчерашний матч? – отчаянно подбирал тему для разговора Глеб.

– Нет.

– Совсем спортом не увлекаешься, или просто день такой?

– У меня мало времени на телевизор.

К моему счастью, скоро мы вышли на Садовое кольцо, и шум машин был лучшим предлогом отвечать коротко и быть немногословной.

– Нужно больше гулять, – повысил голос Глеб.

Я натянуто улыбнулась и подошла к остановке, где уже собралось человек семь. Троллейбус, царапая ванильное небо, медленно двигался по кольцу, будто так же, как и все пассажиры, постепенно пробуждаясь ото сна.

– Вот и мой троллейбус, – развела руками я, немного переусердствовав с веселостью в голосе.

– Хорошего дня, – сказал мне Глеб, а я, заходя в троллейбус, только коротко обернулась к нему и кивнула, принимая пожелание.

Усевшись возле окна, я не посмотрела на Глеба, который все еще стоял на остановке, сжимая в руках портфель. Только когда троллейбус тронулся, Глеб медленно двинулся в сторону метро, оторвав долгий взгляд от удаляющегося троллейбуса.

ГЛАВА 11

Я совсем не разбиралась в грибах, более того – я не любила их, но походы в лес осенью были скорее данью уже сложившейся традиции, нежели временной прихотью.

В лесу густо пахло влажной землей и сухими листьями, хотя земля еще не была укрыта тем оранжево-красным ковром, какой будет в начале октября. Лес дышал, распахнув широкие макушки сосен и елей, березы позванивали бусами уже желтеющих листьев, а ветер обнимал влажные стволы, по которым то тут, то там бегали маленькие паучки.

В лесу никогда не бывает тишины: все в нем живет, движется, стрекочет. Здесь не ветер хозяин пространства, а дух, что едва касается лица и волос. Лес обнимает, укрывает, погружает в пучину дурманящего аромата хвои и земли – самого родного для русского человека аромата.

Мы вышли из дедушкиного дома ранним утром, когда солнце, медленно поднимаясь над верхушками высоких сосен, своими вездесущими холодными языками проникало в каждую щель между раскидистыми ветвями, отбрасывая белесые тени на землю. Казалось, лес погружен в туман, кустарники покрыты инеем, а деревья своими махровыми лапами держат сгустки искрящегося серебра. Но это обман. Воздух был чист, свеж и прозрачен, а туманом были озорники-лучи, резвящиеся в лесу как непослушные дети.

Под резиновыми сапогами похрустывали веточки, слева и справа то и дело щебетали лесные птицы, перелетая с ветки на ветку и шурша засыхающей листвой. Где-то стучал дятел, отбивая ритм осеннего утра, а где-то, за сорок километров отсюда, трещали клавиатуры компьютеров, за которыми сидели вынужденные выйти на работу в субботу сотрудники «Вестиндаст-Ком». Одним из таких сотрудников была Альбина.

Накануне, в пятницу, вышел приказ и был представлен перечень сотрудников, которым требовалось в обязательном порядке выйти на следующий день на работу. К своему безграничному восторгу, в списке свою фамилию я не обнаружила. Таким образом, я в тот день ходила по лесу в компании родителей, деда и брата, а не сидела в стеклянном офисе за монитором компьютера. Этти вместе с родителями и сестрой на несколько дней улетела в Халльштатт, так что в кафе Lilla rosso меня никто не ждал.

В грибах я не разбиралась, поэтому, в отличие от деда и родителей, которые ходили чуть в стороне и заглядывали под каждый куст, и брата, который не отставал от деда ни на шаг и серьезно и заинтересованно слушал все, что тот рассказывал ему о грибах, я просто совершала утренний променад, позволив себе побыть в одиночестве и предаться своим мыслям.

В тот день привкус счастья был особенно ярок на моих губах. Моя игра, которая с каждым днем все больше увлекала меня, накануне приняла неожиданный для меня и необыкновенно приятный поворот.

По окончании рабочего дня, оставив Альбину разбирать стопку документов, я, как обычно, наспех переобувшись и набросив на плечи пальто, вышла из отдела и направилась к лифтам. Нажав кнопку, в ожидании лифта я застегнула пальто и затянула поясок. Лифт скоро приехал, и я, зайдя в кабину, сразу же нажала на кнопку первого этажа. В этот момент дверь, ведущая в коридор, щелкнула, и через мгновение в проеме между закрывающимися створками лифта я увидела его. По всей вероятности, от неожиданности глаза мои слишком откровенно впились в него, потому как на его широком лице мелькнула улыбка. Он нажал кнопку вызова, и лифт, не успев сомкнуть своих створок, мгновенно распахнул их. Я посторонилась, пропуская его в кабину. Помедлив, створки сомкнулись, и мы стали спускаться на первый этаж.

Я бросила на него короткий взгляд. Мне показалось, что его губы едва дрожат в улыбке, а в глазах блестят веселые искорки. На нем было темное пальто, из-под которого едва выглядывал белоснежный воротник рубашки. Я отвернулась, устремив свой взгляд на металлические створки лифта. В створках этих стояли мы, отражения наши были лишь тенями, но тени эти были запечатлены в чем-то материальном, и оттого мне почему-то захотелось улыбаться.

Лифт остановился – как жаль, что счастье и восторг – короткий миг! – створки бесшумно распахнулись, и в безмолвие кабины ворвался шум холла первого этажа.

– Всего доброго, – произнес он, бросив на меня короткий взгляд и улыбнувшись мне.

– До свидания, – ответила я на слова, показавшиеся мне в тот момент лучшими словами на свете.

Еще долго потом я повторяла про себя эти его слова, чувствуя на языке сладость предвкушения. Будет еще много-много дней, и, может быть, в один из них взгляд его, обращенный ко мне, будет бесконечен и многословен…

Я услышала позади себя тяжелые шаги и шорох потревоженных рукой листьев – это Боря пролезал через кусты и низкие ветви. В руках у него была плетеная корзина, полная белых грибов, на широких шапках которых блестела роса.

– Смотри, сколько мы насобирали, – сказал он, нагоняя меня. – У деда еще такая же и тоже уже полная.

На Боре была стеганая охотничья куртка, из-под которой выглядывало высокое горло свитера, а джинсы он заправил в высокие резиновые сапоги. Лицо его было румяным, глаза его возбужденно блестели.

– В этом году много грибов, – заключила я, бросив взгляд на корзину.

– Дожди были тихие, – объяснил Боря, – и осень не слишком холодная. Сейчас в лесу влажно – для грибов в самый раз.

Мы вышли на узкую лесную тропку. Слева от нас, среди ветвей и кустов, то и дело мелькала спортивная отцовская ветровка с темными продольными полосами.

– Вера, – услышала я за своей спиной приглушенный голос брата, – я хотел кое о чем поговорить с тобой…

Я остановилась, обернувшись к Борису.

– О чем?

Боря пошел рядом со мной по траве, сбивая тяжелыми сапогами лежащие в ней темные шишки.

– Я пригласил на обед Жанну, – сказал он спокойным, ровным голосом, без каких-либо оттенков нерешительности или страха. Боря редко с кем-либо советовался, а если и спрашивал совета, то только у отца, и, как правило, принятых решений никогда не менял. Поэтому это его утверждение прозвучало как-то особенно основательно. – Помнишь, я рассказывал тебе?..

– Да-да, – перебила я его, – я помню.

Жанна, так же как и мы с Борисом, приезжала в деревню к бабушке и деду на выходные из небольшого подмосковного городка. Я знала о ней мало и никогда с ней не общалась. Борис же, проводивший летом в деревне большую часть своего времени, успел с ней познакомиться и, несмотря на свой сдержанный характер, увлечься ею. Статный, красивый, он, несомненно, не прилагал больших усилий для того, чтобы привлечь к своей персоне внимание довольно симпатичной, но несколько провинциальной Жанны. Я знала об этой связи и не воспринимала ее всерьез, думая, что с окончанием лета эта интрига растворится в пелене осенних дождей. Но Боря, по-видимому, не собирался так быстро сдаваться перед возникающими преградами.

– Родителям я уже сказал, – произнес он, утвердительно кивнув головой.

– Хорошо, – встретила я серьезный взгляд брата. Лицо его было непроницаемо.

Мы двинулись дальше по тропе, каждый думая о своем.

Обед в тот день был особенно хлебосольным. Стол накрыли в открытой беседке, которая находилась в восточном крыле участка среди высоких стройных сосен. На столе дымился котел с грибным супом, в корзинках лежал свежий хлеб. Наваристый, суп источал дурманящий аромат, разносившийся, казалось, по всей округе. Здесь же лежали в широких глубоких тарелках печеные яблоки и тушеная картошка с грибами. А в центре стоял высокий графин с брусничным морсом. Вокруг беседки расхаживал Персик, то и дело водя своим холодным носом и принюхиваясь к тягучим ароматам осеннего обеда.

Жанна не выглядела смущенной – во время обеда она была живая и улыбчивая. У нее были прямые пепельные волосы средней длины и несколько кривоватый нос, но особенно мое внимание привлекали ее глаза – большие, они были глубокого серого цвета. Она сидела рядом с Борисом, по лицу которого трудно было определить, какими мыслями была занята его голова, и то и дело как будто ненароком касалась своим плечом его плеча. Боря не особенно отвечал на эти ее порывы, как будто не замечая их, однако я время от времени отмечала тень улыбки на его губах.

Чтобы быть счастливым, человеку непременно нужно чем-то заниматься, никуда не спешить и, несомненно, кого-то любить…

ГЛАВА 12

Вечером того дня я сидела в открытой лоджии своей комнаты на втором этаже дома бабушки и деда. Окна выходили на запад, и потому небо, над головой бывшее уже совсем темным, на горизонте было все еще голубым, будто можно было сделать всего несколько шагов, чтобы перегнать наступающую ночь и вновь окунуться в прожитый день.

Я с ногами забралась в кресло-качалку, закуталась в теплый плед и смотрела, как у самого горизонта тонет в набегающих волнах ночи алый закат.

Внезапно в комнате на туалетном столике завибрировал телефон. Я откинулась на спинку кресла-качалки, и оно мгновенно пришло в движение, как и бледнеющий горизонт, маятником закружившийся на чьем-то рассвете. Телефон продолжал вибрировать, испуская жалобные глухие звуки. Я поднялась с кресла и прошла к столику.

На телефоне светился незнакомый номер. Мне даже невольно подумалось, что это какой-нибудь работодатель спустя два месяца вдруг вспомнил обо мне. Устало потянув за зеленое кольцо на экране мобильного, я поднесла телефон к уху.