Свод небес

– Подождем здесь, пока пилот свяжется с диспетчером, – сказала проводник, ставя фонарик на стол и направляя его свет к потолку. – На улице стоять холодно.

– Да и здесь не теплее, – отозвался кто-то из группы.

Обернувшись на полный скепсиса голос, Марфа встретилась глазами с недоверчиво-сомневающимся взглядом молодого человека, так же обладавшего крепким телосложением, как и первый, но с совершенно подавленным выражением на лице. Он посмотрел на Марфу так, будто он один оказался в ситуации абсолютно непредвиденной и нештатной. Марфу возмутила эта жалобность в его глазах, и она пренебрежительно отвернулась от молодого человека, подавив при этом глубокий вздох.

Эту нетерпимость по отношению к проявленной молодым человеком, мужчиной, слабости духа Марфа испытала не потому, что ей были свойственны высокомерие и надменность, не допускавшие обнаружения в другом, особенно в мужчине, безвольности и слабохарактерности, хотя самой Марфе были присущи именно эти качества, – она так категорично отвергла подобную обескураженность потому, что сама испытывала совершенно иные чувства: сквозь испуг, который зародился в ней так же, как и в других пассажирах, и трепет перед обликом покинутого места и ликом опасности, в ней пробивался колосок удовольствия. Она предвкушала что-то новое, неиспытанное доселе, а потому увлекательное и прелестное своей диковинностью и нестандартностью.

Из вертолета принесли еще два фонаря; на окнах открыли ставни, так что в комнате появилась относительная видимость. Кто-то нажал на выключатель у двери, надеясь включить верхний свет, но электричества не было. Кровати раздвинули, немного стряхнули с них пыль и расположились на жестких древесно-стружечных плитах.

В домике было холодно и сыро. У одной из стен была выложена каркасная печь, облицованная глазурованной плиткой, что местами была отколота. Но печь растапливать не стали: не было уверенности в том, что трубы не забиты и группа не отравится угарным газом. К тому же все были абсолютно уверены в том, что вот-вот придет пилот и объявит о скором прибытии спасательного вертолета.

Никто не спрашивал проводника о причине запустения туристической базы: что она собой представляла, кому принадлежала и что послужило основанием для того, чтобы сюда перестали приезжать люди, – мысли всех были заняты неожиданной аварией, размышлениями о предстоящей ночи и поиском объяснения невозможности выйти на связь с администратором «Яшмы» или диспетчером. Кто-то выносил предположение о грозовом фронте, кто-то говорил о недолжном обслуживании вертолета, а кто-то даже видел в случившемся чей-то расчет. Так прошло несколько часов ожидания, пока утомленные переживаниями, размышлениями и впечатлениями туристы не ощутили непреодолимую усталость.

Спать было негде и не на чем. Молодые люди решили вскользь обыскать другие дома базы в надежде найти что-нибудь походящее на матрацы, подушки и одеяла. Спустя некоторое время они вернулись с сообщением, что в одном из домиков они нашли раскладывающиеся диван и кресло, на которых могли разместиться женщины.

Планировка другого домика ничем не отличалась от первой: те же прихожая, комната с каркасной печью и нефункционирующая ванная. Даже в полумраке и белом свете фонарика было видно, что обивка дивана, стоявшего у стены, была совсем выцветшей, однако целой и даже выглядевшей почти новой, если бы не пятна, образовавшиеся от воды, что во время дождя текла с проломленной упавшим на нее деревом крыши.

Марфа, Таня и девушка с упрямым лицом и медно-красными волосами, которые в свете фонарика приобретали кофейный оттенок, остались в этом домике с диваном, а молодые люди вернулись в дом с кроватями. Проводник же пошла к пилоту, который продолжал свои тщетные попытки связаться с диспетчером.

Диван был совсем холодный, но, к счастью, сухой и не пах плесенью. Марфа предложила Тане и девушке, которую, как она узнала, звали Марьяной, лечь на диван, а сама она расположилась бы в кресле, однако Таня сказала, что всем было бы лучше, если бы в кресле разместилась она. К слову, это были первые ее слова после недавнего обморока; трудно было в темноте рассмотреть лица, но Танино казалось Марфе совершенно белым, и только губы выделялись на нем – неестественно темные. После обморока Таня выглядела так, будто взору ее открылось нечто ужасное, не оставляющее надежды, а потому ошеломляющее своей безысходностью и неизбежностью. Мелюхин был все время рядом с женой, изредка бросая короткие обеспокоенные и в то же время озадаченные взгляды на Марфу, которая отвечала ему только недоуменными кивками головы. Марфа хотела поговорить с ним о своих домыслах насчет его жены, посетивших ее в вертолете, но случая незаметно остаться наедине в тот вечер им не представилось. Когда Таня отозвалась на предложение Марфы, голос ее прозвучал твердо и убедительно. Возражать с ней ни Марфа, ни Марьяна не стали.

Надев на голову капюшон толстовки и натянув на пальцы рук ее рукава, Марфа легла на диван, прижав к груди колени и обхватив их руками, чтобы согреться. Марьяна легла на другой стороне дивана и почти сразу уснула – в тишине дома послышалось ее мерное, сопящее дыхание. Таня же долго не спала. Сквозь приоткрытые веки Марфа видела ее искривленную фигуру, выделявшуюся на фоне серого проема окна с раскрытыми ставнями. Таня долго стояла, застыв подобно глиняной статуэтке: будто затаив дыхание, она смотрела на просматривавшиеся из окна домики базы, на огонек в окне дома, где расположились мужчины, на сосны, темневшие налитыми стрелами. А Марфа, поначалу с непониманием рассматривавшая замершую тень Тани, скоро уснула, потому как ей было все равно, что занимает мысли жены ее любимого.

?

Утром Марфу разбудила какая-то птица, громко и ритмично чирикавшая свой мотив под окном.

Не сразу к Марфе пришло осознание того, где она находится. Потом, когда сон несколько отступил, Марфа вспомнила события прошедшего дня и, взглянув на наручные часы и обнаружив, что всего только пять часов утра, разочарованно вздохнула. Марьяна еще крепко спала позади нее, отвернувшись к противоположному краю дивана; спала и Таня, робко вжавшись в разложенное кресло так, будто она заняла чужое место и ее могли в любой момент прогнать с него. Марфа чувствовала себя совершенно бодро и поняла, что больше не уснет, и мысль о том, что еще какое-то время ей придется ждать пробуждения остальных, тяготила ее.

Марфа решила пройти к вертолету: вдруг кто-нибудь так же, как и она, уже проснулся или же появились какие-нибудь новости относительно спасательного вертолета?

Быстро светало. Когда Марфа вышла из домика, птичье пение стало еще громче – мир уже пробудился ото сна, и только человек продолжал наслаждаться полузабытьем. На улице было холодно; дыхание, вырываясь изо рта и носа, превращалось в пар, что седым облачком еще некоторое время держался в пространстве, не теряя своей формы. Небо было совсем серым, низким и тяжелым. Ветер несколько утих, однако продолжал безустанно гнуть макушки сосен, по земле проносясь только слабым дуновением.

Ожидания Марфы оправдались: пилот вертолета и проводник уже бодрствовали – они стояли у раскрытой кабины вертолета и о чем-то говорили вполголоса, при этом с настойчивостью и упрямством глядя друг на друга.

– Доброе утро! – поздоровалась Марфа, приближаясь к ним. Разговор их тут же оборвался, и пилот и проводник обернулись к Марфе. – Есть какие-нибудь новости?

Проводник и пилот переглянулись между собой – на лицах обоих Марфа видела задумчивую отрешенность.

– Что-то случилось со связью, – сказал пилот. – Я не могу ни с кем связаться…

– Вчера мы должны были вернуться к вечеру, – заметила проводник. – В любом случае за нами должна вылететь поисковая группа.

– Мы немного отклонились от курса, – вставил пилот, – но, думаю, это не помешает им в скором времени обнаружить нас. Место здесь открытое, и в пансионате о нем знают. Наверняка в ближайшее время все уладится.

Пилот улыбнулся Марфе, и та ответила и ему, и проводнику улыбкой. Утвердительно кивнув на заверения проводника и пилота, Марфа направилась обратно к туристической базе.

Марфа не была склонна к излишней эмоциональности в восприятии событий, происходивших с ней и вокруг нее, однако что-то в голосе, глазах, лице и самих словах пилота и проводника заставило ее на мгновение испытать чувство обманутости и даже безвыходности. Когда она прошла на территорию базы и окинула ее взглядом, в ней зародилось ощущение стесненности, связанности, словно кто-то намеренно доставил их в это место, заключив их в изолированную от внешнего мира область. Но ощущение это исчезло так же неожиданно, как и появилось, – бросив взгляд на домик, где заночевали мужчины, в Марфе дрогнул прилив радости: она подумала о Мелюхине, об их будущем, и ощущение безвыходности и обманутости тут же исчезло.

Все пробудились ото сна в начале седьмого утра. Когда информация о том, что положение группы оставалось неизменным, была услышана и принята членами группы, Марьяной, хваткой, темпераментной, инициативной, был поставлен вопрос о завтраке. В вертолете находился довольно большой контейнер с съестными припасами: бутылками с водой, сухарями, упакованными тостами с ветчиной, миниатюрными овощными и мясными консервами и небольшими плоскими баночками с вареньем. Так был организован небольшой завтрак, который состоялся на кроватях из ДСП за маленьким круглым столиком.

– Эта база не функционирует? – спросил Лев, тот самый молодой человек, который помог проводнику открыть дверь в дом.

При этом вопросе взоры всех обратились к проводнику, которая в ответ только безмолвно отрицательно покачала головой.

– Почему? – удивленно протянул Максим, критично настроенный молодой человек. – Такую базу отгрохать и допустить такое запустение… – Максим разочарованно поморщился: – Ее явно кто-то не поделил.

Проводник ничего не ответила. Она глубокомысленно разглядывала начинку тоста, который ела неспешно и вдумчиво.

Обсуждение судьбы заброшенной туристической базы на этом прекратилось. Ни проводник, ни пилот эту тему разговора не поддержали, а все члены группы были на Алтае впервые и не владели сведениями о появлении и исчезновении пансионатов, турбаз и санаториев в этом крае. На какое-то время разговор прервался, однако скоро новая тема посетила размышления его участников: турбаза, в которой они оказались, находилась намного севернее расположения пансионата «Яшма», к тому же значительно выше, так что здесь было несравнимо холоднее и ветреней. Ожидание спасателей растянулось на всю ночь и могло длиться еще неопределенное время, за которое, продолжая пребывать в таком холоде и не имея возможности должным образом согреться, легко можно было заработать простуду. Мелюхин предложил проверить вытяжку в печах и попробовать их растопить. Его предложение было поддержано.

Сразу после завтрака Мелюхин, Лев, Максим и пилот вертолета занялись печами двух открытых накануне вечером домиков. Проводник ушла к вертолету, чтобы в случае появления связи сказать диспетчеру местоположение аварийной посадки. Марфа же и Таня во главе с Марьяной отправились исследовать другие строения базы, рассчитывая найти в них то, чем можно было бы укрыться для согрева.

Марьяна предложила начать с бревенчатого двухэтажного строения. Марфа шла за Марьяной, замечая, что Таня едва поспевает за ними. Марфа вообще считала, что от Тани едва ли будет какая-то польза, – ходила она медленно, стоять без трости не могла.

Вход в здание был туго заколочен, и Марьяна предложила разбить стекло и попасть в здание через окно.

– Можно попробовать зайти через черный ход, – кротко произнесла Таня. – Может быть, его не стали заколачивать…

И в самом деле: обойдя здание кругом, девушки нашли дверь, ведущую в подвальное помещение. Дверь также оказалась запертой, однако деревянные наличники на двери отсырели и несколько подгнили, и стоило Марьяне как следует дернуть за ручку, как дверь податливо распахнулась.

Осветив фонариком бетонную лестницу, девушки спустились в подвал.

Марьяна направила свет фонарика на блеснувшие в дневном свете металлические стеллажи, рядами выстроившиеся здесь, на которых, должно быть, хранились когда-то бакалейные товары. Теперь же стеллажи были абсолютно пусты. Девушки направились по узкому коридору в следующее помещение.

Здесь, по всей видимости, когда-то была небольшая кухня, посреди которой темнел металлический разделочный стол, а по периметру были расставлены пустые ящики, которые остались от вынесенного отсюда оборудования.

Из кухни девушки поднялись по невысокой лестнице наверх и, толкнув деревянную дверь, вышли в маленький необставленный зал, залитый серым дневным светом.

Едва ли в здании возможно было найти что-нибудь стоящее – здание было абсолютно пустым. Девушки обошли каждое помещение, и, кроме пыли на дощатом полу, свитков полиэтилена и отдельных частей от вынесенной отсюда мебели, они ничего не нашли. Только оказавшись в главном холле – таком же небольшом, как и все помещения здания, но по причине необставленности его казавшемся просторным, – где когда-то, по всей вероятности, регистрировали гостей, девушки нашли в нем рассыпанные по полу рекламные листовки.

Подняв одну такую листовку, Марфа прочитала на ней: «Турбаза "Аполлинария" – одна из самых популярных баз отдыха на Алтае! Вас ждут качественное обслуживание и насыщенная экскурсионная программа…» На листовке была изображена счастливая улыбающаяся семья, запечатленная на фоне тех самых деревянных домишек базы, что теперь утопала в зелени завладевшей ею тайги.

– Идем отсюда, – раздался гулкий голос Марьяны. Она, так же как и Марфа, подняла с пола листовку и, просмотрев ее, равнодушно бросила обратно.

Последовав примеру Марьяны, Марфа вышла из холла. Таня пошла за ними, предварительно проследив взглядом за тем, как брошенная Марфой листовка спикировала на пол.

К девяти часам утра ветер снова усилился. Над головой трещали ломаемые порывами ветки, угнетенно скрипели терзаемые бурей стволы сосен. Пепельное небо, нахохлившись, сердито сдвигало густые брови облаков.

К этому времени были вскрыты и обысканы еще четыре домика. В них были обнаружены двухместная кровать с матрацем, два стула, раскладное кресло, столик, точно такой же, как и в первом домике, деревянный гребень для волос, авторучка и забытая кем-то газета от шестнадцатого июня две тысячи девятого года.

Скоро ветер стал приносить с собой не только мелкую пыль и фрагменты веток и сосновых иголок, но и дождевые капли, которые становились все чаще и крупней, штрихами полосуя пыльные стекла. Внезапно из низкого плотного покрова неба хлынули изобильные потоки дождя, объявшего мутной дымкой территорию базы. В этот момент Марфа вместе с Марьяной была в том домике, где девушки провели ночь, – они двигали диван и кресло так, чтобы дождь из проломленной крыши не заливал их. Печь этого домика была совершенно негодной для отопления, и было решено на время ожидания спасателей поселить девушек в соседнем домишке, где и печь, и крыша обеспечивали относительно комфортные условия. Для этого нужно было перенести в него диван и кресло, но разыгравшаяся буря не позволила сделать это, и теперь Марфа и Марьяна прикладывали немалые усилия, чтобы не лишить себя единственного места для отдыха. Тани с ними не было: вернувшись из административного корпуса, она не стала вместе с ними обыскивать дома, а решила обойти территорию турбазы, чтобы составить общее представление о ее расположении. И Марфа, и Марьяна увидели в этом решении Тани стремление оградить себя от нежелательного общества и остаться наедине с собой.

У Марфы мелькнула мысль о том, что Таню не следовало бы оставлять одну, и она решила, что настал подходящий момент, чтобы поговорить о ней с Мелюхиным.

Она оставила на несколько минут Марьяну и, войдя в соседний домик, в котором работали мужчины, подозвала к себе Мелюхина. Юра сразу же вышел к ней.

– Таня не способна на это, – заключил он, когда Марфа рассказала ему о своих наблюдениях за его женой. – Это абсурд.