Эсперанса

… – ваши апартаменты тринадцать и четырнадцать (фр.);]…

К великому неудовольствию обоих комнаты оказались рядом.

Решив, что еще устроит администратору первоклассный скандал, Киттейя первым делом приняла душ, как и собиралась, добрую кучу времени проведя в белоснежной ванной, после вылизала шерстку с ног до головы – до самых ушек! – умыла за ушками, долго-долго настраивая пахучие железки на подбородке и вокруг глаз. Не оставив без внимания шикарный хвост, распушила его. Приняла таблетку от аллергии на драконов, выудила из чемодана самый сексуальный наряд – ярко-красное декольтированное платье с высоким разрезом на юбке – и пошла вниз. Время спускаться к ужину и искать своего прекрасного собеседника!

Как назло, все похожие на котэйцев существа были или с парами, или не интересными. Один – до безобразия облезл, второй – с обрубком вместо хвоста, третий… ух, как он шикарен… издали! Стоял у барной стойки, не шевелясь, в его позе сквозило столько благородства… Когда котэйка подошла поближе, углядела рядом палочку, на которую опираются при ходьбе. Увы, старик!.. И слезились подслеповатые глазки, когда котэ обернулся и посмотрел на нее. Он на самом деле был шикарным… лет надцать назад.

На него Китти зариться не собиралась, ей нужен был производитель! Молодой и сильный!

Но его не было.

Зато первый же землянин, которого она увидела, объявил, что чертовски мечтал познакомиться с женщиной-кошкой. И увязался за ней. Чудом умудрившись от него избавиться, в фойе котэйка увидела потрясающую картину. В кресле сидел шикарный представитель некого котэйского племени. В зубах у него была сигара, в руках – газета. Это он! Шикнув на топтавшегося с ней рядом землянина, Кит послала импульс узнавания. Еще один. Еще! Киттейя мысленно застонала. Не работает здесь! Подойти самой? Может, он?.. Она облокотилась о колонну, повела плечиками, соблазнительно изогнулась, отставила в сторону шикарный хвост…

– О, прекрасный! – услышала котэйка истошный вопль откуда-то со стороны.

Тяжело дыша, прямо на нее несся тот самый знакомый дракон из звездолета. Несся, волоча за собой противно скрипящий по полу длинный хвост. Мерзкий чешуйчатый гад появился опять! Он налетел на котэйку и забился, словно под током, когда они оба оказались на полу, образовав неаппетитную кучу-малу.

Киттейя шипела, выворачиваясь из-под дракона, совершенно неграциозно пытаясь встать на четвереньки и подняться. Платье затрещало и порвалось, явив миру соблазнительное нижнее белье, когда дракон зацепил подол хвостом. Не глядя на нее, даже не извинившись, он подхватился и рванул прочь.

Киттейя взвыла и тщетно попыталась прикрыться тряпочками, оставшимися от шикарного наряда. Котэ в кресле, ухмыляясь, наблюдал.

«Не он! Это не он! Он не может быть таким!» – думала котэйка, злясь на ухмыляющегося котэйца.

Подрагивая всем телом, от кончика хвоста до несчастных крыльев, дракон, если бы мог, взлетел. Но он бежал, и топот отдавался в коридорах. Следом бежала землянка, простирая руки и причитая:

– Укради меня, утащи в пещеру! Я буду послушной девочкой! Обещаю! Твоей принцессой!

Шикарный котэ поднялся и подошел к Киттейе.

– Мадам, разрешите проводить вас в номер? Вам нужно переодеться… Вы превосходны, мадам… но такая красота не предназначена для всех. Она – для избранных…

И приобнял по-свойски.

В голосе звучало столько самоуверенной пошлости, а глаза – совсем не красивые! – мутные, бегающие – туманились такой неприкрытой похотью, что Китти рывком освободилась из цепких объятий. Он продолжал тянуться и смотреть сальным взглядом, и Кит захотелось отмыться. Сейчас, срочно. Опять.

– Для избранных. Именно! – рявкнула она, и добавила: – А еще я мадемуазель!

Гордо развернулась и отправилась в номер.

Там она сняла остатки платья и, оставшись в белье, повалилась на кровать и вдруг горько разрыдалась. Не он. Ее избранник не позволял себе пошлостей. Его голос не сочился грязью. Пусть голос с другого края Галактики был искажен, в нем звучали другие интонации!

Честное слово, в убегающем от землянки драконе, в том, как он искренне реагировал на ее притязания, было больше честности и порядочности, чем в этом прекрасном на вид, но таком мерзком котэ! Китти усмехнулась сквозь слезы, вспоминая, как огромный дракон в страхе бежал от маленькой землянки.

Кит готова была поклясться, что незнакомец из галло-ская галантен, добр, и… и…

Она скучала. Скучала именно по нему!

Киттейя внезапно в ужасе поняла, что на самом деле влюбилась.

До рокового разговора по галло-скаю масляный котэ вполне сошел бы за производителя – устроить пару концертов на крыше, и совсем не обязательно заводить котят, развлечься можно знатно…

Но Киттейе отчего-то ужасно этого не хотелось. Ей хотелось совсем другого.

Ей нужен был ее прекрасный собеседник – тот, кого она в жизни не видела.

Расстроенная Кит заказала ужин в номер и больше не вышла из комнат до утра.

Весь вечер она терпела доносящиеся из соседнего номера звуки контрабаса и виолончели.

Рогадор утешал себя. Он заказал еду в номер и слушал музыку вместо того, чтобы веселиться на самом крутом межгалактическом курорте. Он хотел видеть только свою Кит. Как узнать ее?..

Киттейя, лежа в одиночестве, снова и снова представляла, как она и ее избранник, вернувшись на Котэ, залезут на самую высокую крышу планеты и закатят такой концерт, какого не слышали уже лет тысячу! Их вопли будут как самый страстный, острый и резкий звук скрипки. А потом она родит полдесятка котят. Нет, лучше два десятка… и всех выкормит собственным молоком… Бросит работу, растолстеет, станет почтенной мамашей…

Рогадор вечно во всем сомневался. Он не был популярным, не был и неудачником, но имел склонность принижать свои достоинства. Кровь его была холодна, как и подобало драконам, да не совсем… В общем, Рогадор страдал от заниженной самооценки.

Как и многие сородичи, он жил один – и одиночество тяготило. Вот и теперь, понимая, что очаровательная незнакомка с приятным голосом может оказаться вовсе не самкой дракона, предпочитал видеть ее в мечтах такой. У него проскальзывали мысли, что сработал голосовой переводчик, и она могла оказаться розоволосой улиткой со Сли

[11 - планеты Сли,], студенистой и склизкой. Или многорукой и многоногой жительницей с Зи[12 - Зи  – планеты с разумной жизнью;]. Но в мечтах представлял собеседницу прекрасной, темнокожей, покрытой гладкими, ювелирно подогнанными чешуйками с замысловатой татуировкой, настоящей драконихой, с которой они вечером зажгут свечи на террасе, заботливо обустроенной его лапами на пологом склоне горы Каракоде родной Радоки.

Рогадор в свободное от работы время с удовольствием играл на контрабасе. И воображал себе ее, дракониху, играющую на виолончели – вот ее инструмент, скрипка слишком остра. Рогадор представлял, как вернувшись на Радоку вместе с возлюбленной, по вечерам, глядя на алеющее закатное небо, романтически озаренное с одной стороны – пламенеющим диском опускающегося за горизонт Ткаллилока[13 - Ткаллилока  – солнце Радоки;], с другой – серебристое от сияния восходящих четырех Лладор[14 - четырех Лладор  – Лладоры – Луны Радоки;], они сядут у входа в благоустроенную пещеру и сыграют что-нибудь старинное – она на виолончели, он на контрабасе. А рядышком, в лучах заходящего светила, будут греться полдесятка яиц. А лучше два десятка… Это ничего, что самки драконов откладывают лишь по одному. Рогадор был мечтателем. И мечтал о большой любви и большой семье.

***

Едва проснувшись, еще облаченный в пижаму Рогадор приоткрыл дверь в коридор. О нет! Землянка! Снова! Дежурила, что ли? Дракон нервно засучил хвостом и всунулся обратно в номер, попутно задев полку с мелочовкой… И обрушил ее. Все посыпалось на пол, дракон кетцльнулся[15 - кетцльнулся – чертыхнулся (драк. яз.);] и обхватил голову.

Цветочки на гостиничной пижаме подмигивали и складывали лепесточки в поцелуях. Рогадор поплелся переодеваться, снимая на ходу одежду с улыбающимися растениями.

Утро не принесло радости. День тоже. Как, впрочем, и вечер этого дня, и следующего…

За Рогадором по пятам ходила особа, вообразившая себя принцессой – и назойливо предлагала утащить ее в пещеру. У стеснительного Рогадора начал дергаться глаз, он зеленел, синел, прятался в номер и почти не выходил. Никаких красот планеты-курорта он не видел, тратя драгоценное время на прослушивание музыкальных концертов – благо, фонотека, как и все на этой планете, была великолепной.