– Да купила я его, – наигранно обиженно выдаю я и завариваю чай.
– Папа! – в палату вбегает Лерка и кидается к Платону, обнимая. – Алиса, – замечает меня и идет обниматься ко мне. Мы дружим, но видимся редко. Марьяна против нашего общения.
– Ну конечно, где ей ещё быть, – фыркает Марьяна, проходя в палату и стреляя в меня злыми глазами.
Я понимаю, что женщина всегда должна выглядеть хорошо, но вот приходить в больницу на шпильках и в кожаных штанах, обтягивающих зад, – как-то слишком. Игнорирую ее, поправляя Лере ободок.
– Привет, дорогой, – Марьяна оставляет сумку на кровати, подходит к Платону и целует его в щеку, а он приобнимает ее за талию. – Ну как ты? – так участливо спрашивает она, что меня начинает тошнить.
Марьяна вдруг резко выпрямляется, переводит на меня убийственный взгляд, всматривается, а потом нервно вынимает из сумки влажную салфетку и кидает ее Платону.
– Блеск сотри! – указывает на щеку, в то место, куда я его поцеловала. – А ты выйди из палаты, – тычет в меня своим острым маникюром. – Мне нужно поговорить с мужем, – приказывает мне, как собачке. Перевожу вопросительный взгляд на Платона. Надо было ей явиться и испортить нам обед.
– Алиса, возьми Леру и погуляйте в сквере при больнице, – спокойно просит меня Платон.
– Не отпущу я с ней свою дочь! – возмущается Марьяна.
– Идите, – с нажимом говорит мне Платон.
Я с язвительной улыбочкой беру за руку Леру и вывожу ее из палаты.
Глава 5
Платон
Я дома. В пентхаусе на десятом этаже. Нет смысла лежать в больнице. Хотя можно было переехать на восстановление и реабилитацию в санаторий. Там полный уход за пациентами, что меня в принципе удручает. Чувство беспомощности выводит из равновесия. Мирон звал к себе в особняк, там куча сочувствующих и жалостливых, что меня тоже не устраивает.
Инвалидное кресло – теперь мой постоянный аксессуар до полного заживления.
Отворачиваюсь от окна, смотря, как Марьяна спускает с лестницы сумку.
– Вызови водителя, у меня чемодан тяжёлый, – недовольно фыркает она, кидая сумку на пол. Рассматриваю ее. Беру телефон, вызываю водителя Костю, пусть поможет. Молчу, наблюдая, как жена суетится в поисках вещей. – Ну, Платон, – подходит ко мне, обнимает сзади за шею. – Ты же понимаешь, что в моем возрасте больше не будет такого шанса?
– Да, но… А тебе вообще нужен этот шанс? – снимаю с себя ее руки, отъезжая подальше. Неприятно. Может, конечно, дело в моей посттравматической депрессии, но внутри что-то кардинально поменялось.
– Конечно да, за три месяца контракта платят очень хорошие деньги.
– Тебе не хватает денег? – выгибаю брови.
– Хватает, но дело же не в них. Это я так, к слову сказала.
Входит Костя, откашливается, привлекая наше внимание.
– Там, наверху, мой чемодан. Отнеси его в машину, – распоряжается Марьяна. Парень быстро ретируется.
– А в чем дело? Хочется не упустить шанс посверкать задницей в европейском журнале? Да ты и так местная «звезда», – цокаю я.
– Зачем ты так говоришь? – обиженно надувает губы.
А, в общем-то, зачем я это все…
Черт его знает…
Ее присутствие мне не нужно. Тем более, когда я не в самой лучшей форме. Меньше раздражителей вокруг.
– Я уже не девочка, меня в кои-то веки оценили, пригласили в рекламную компанию, потому что я подхожу им по возрасту и типажу, – иронично усмехается. – Не все малолеткам светиться. Ну… еще знакомый помог… То есть порекомендовал меня. Я не могу отказаться и подвести его.
– Знакомый… – тоже ухмыляюсь.
– Ревнуешь? – сверкает на меня глазами и посматривает на часы.
А я ревную?
Может быть, но это не та причина, по которой я против ее отъезда.
– Разве это важно?
– Что?
– Все вот это важно для тебя? Ты правильно заметила. Ты не девочка уже, а взрослая женщина. Мать. И вот ты готова укатить в Европу за сомнительной карьерой, чтобы что?
– Чтобы… – задумывается.
– Чтобы потешить свое самолюбие, – заканчиваю я. Выходит нервно. Даже зло.
– А при чем здесь материнство? За Лерой присмотрит няня, она же отвечает за уборку и готовку. Ты в моей помощи не нуждаешься. Это всего на несколько месяцев. В чем проблема? Что ты от меня хочешь? Почему нет? – уже тоже нервно выдает Марьяна, запихивая в свою сумочку какую-то косметику с комода.
Чего я хочу?
Да, пожалуй, того, что она действительно не может мне дать. Семьи. Тепла. Уюта. Заботы. И той самой глубины, которой у нас никогда не было.
Мы как-то изначально были на разных полюсах. Сходились только в плане секса, и…
И что?
В тысячный раз задаю себе этот вопрос и никак ничего не могу найти.
Поначалу я заглушал Марьяной душевную боль, точнее, заменял настоящие разрывающие чувства плотскими утехами, куражом, алкоголем. Потом… потом – наверное, на зло Мирону. Я был не в том возрасте, чтобы рассуждать здраво. Мной руководили гормоны и эмоции. А потом случилась Лера. Марьяна – в слезах, я – в шоке. И ведь не косячил никогда в каком бы состоянии ни был – всегда предохранялись. Но вышло так, как вышло. Сокрушаться и выяснять, кто виноват, было бы неуместно. Ребенок уже есть. И я, как истинный «рыцарь», женился. Во мне всегда было повышенное чувство ответственности. Хорошее качество, говорил отец. Только иногда оно мешает жить.
А потом… А потом я втянулся. Дочь, жена-красавица, которая не напрягает, качественный интим… Почему нет?
Любовь?
Я вас умоляю.
Кому она нужна?
Прошли годы, я стал серьезнее, умнее, опытнее и понял, что меня все устраивает.