И целый космический объект – фрагмент Космоса, планета Радуга, превращен в полигон.
Планета Радуга – это планета—лаборатория, в которой исследуется возможность мгновенного переброса материальных тел через пропасти пространства.
Сначала это называлось «проколом Римановой складки», затем «гипер-просачиванием», «сигма-просачиванием», «нуль-сверткой», и, наконец, «нуль-транспортировкой», «нуль-Т».
Нуль-переброска даже маленького платинового кубика на экваторе Радуги вызывает на полюсах планеты гигантские фонтаны вырожденной материи, огненные гейзеры и черную Волну, смертельно опасную для всего живого.
Мир физиков планеты Радуга постиг раскол: если Этьен Ламондуа ведет нуль-физику в русле нуль-транспортировки, то школа молодых физиков считает самым важным в нуль-проблеме – Волну.
Такова расстановка сил на планете.
А отсчет сюжетного времени в этом пространстве начинается со среза сознания человека, принадлежащего к школе молодых физиков только формально.
Роберт Скляров – нуль-физик, но он смотрит на окружающую его природу, космические объекты не как холодный препаратор-аналитик.
Ночная степь планеты Радуга полна для него темными, возбуждающими запахами.
Этот природный, естественный мир, дарующий Склярову счастье быть с любимой, дан в противовес миру работы Склярова: миру «…постоянной спешки, постоянных заумных разговоров, вечного недовольства и озабоченности, весь этот внечувственный мир, где презирают ясное, где радуются только непонятному, где люди забыли, что они мужчины и женщины, – <…>» [12;354].
Именно при помощи «естественного» человека Роберта Склярова и его возлюбленной Тани мы получаем первые сведения о планете, ставшей главной героиней повести «Далекая Радуга»:
о плотности населения на планете Радуга (один человек на миллион квадратных километров) [12;364],
о прошлом планеты (страшной Волне, которая полностью выжгла жизнь на Радуге),
о ее местоположении относительно Солнечной системы:
«– Смотри, вон Солнце, – сказала Таня
<….>
– Вот четыре яркие звезды – видишь? Это Коса Красавицы. Левее самой верхней сла-абенькая звездочка. Это наше Солнце» [12;363—364].
Именно при помощи сознания «естественного» человека Роберта Склярова авторы предлагают читателю увидеть картину расстановки научных сил на планете-лаборатории, « <…> свирепых, пугающих своей непримиримостью схватках в среде самих нуль-физиков, <…>» [12;367].
А финалом первой главы повести станет диалог «простодушного, естественного» человека Роберта Склярова и холодного аналитического ума – Камилла, личности загадочной, подвергающей все сомнению и все предвидящей.
Этот диалог – столкновение двух мироотношений: наслаждения радостями естественного бытия и мироотношения пессимистического.
С аналогичного контраста начинается и вторая глава повести «Далекая Радуга».
Но здесь уже другие герои выстраивают оппозицию.
Патриарх космических исследований – командир корабля-десантника «Тариэль-Второй» – Леонид Горбовский своим восторгом перед всем, что воплощает естественную жизнь, будь то пчелы, кошка или крапива, противостоит своему молодому недовольному всем и вся штурману Марку Валькенштейну.
Конфликтность, пронизывающая мир планеты Радуга, подчеркивается постоянно; еще год назад:
«Нулевик нулевику был друг, товарищ и брат, и никому в голову не приходило, что увлечение Форстера Волной расколет планету пополам!» [12;379]
Проще говоря, есть те, кто вызывает Волну, ставя нуль-эксперименты (Этьен Ламондуа) и те, кто изучает Волну (Маляев и его соратники).
Даже Совет планеты Радуга превращается в конфликтный орган.
Атмосфера дисгармонии, чрезмерного накала страстей подогревается и персонажами-аутсайдерами: директор Радуги Матвей Вязаницын просит Леонида Горбовского характеризовать Камилла, и, услышав определение, «обыкновенный гений», сетует на манию Камилла все время предсказывать.
«– И что же он предсказывает?
– Да так, пустяки, – сказал Матвей. – Конец света» [12;388].
Именно в этот момент и начинается сюжетное время «конца света» для планеты-лаборатории.
Авторы переносят нас в степь, на пост Роберта Склярова, где Камилл обращает внимание Роберта на процессы, сопровождающие Волну, идущую по планете (степь, кишащая зерноедкой, тысячи тысяч птиц, летящих с севера).
Пройдет совсем немного сюжетного времени и Скляров увидит саму Волну:
«Далеко-далеко над северным горизонтом за красноватой дымкой оседающей пыли сверкала в белесом небе ослепительная полоса, яркая, каксолнце» [12;396].
Но это уже случится после смерти «обыкновенного гения» Камилла, предсказавшего конец света.
Обостренный конфликт человека «естественного» Роберта Склярова и его начальника (еще одного «холодного ума» – Маляева) заканчивается не в пользу Роберта, поскольку в нарушение всех биологических законов Камилл оказывается жив, а чудом спасшийся Роберт Скляров мгновенно превращается из полу-жертвы, полу-героя в лжеца, труса, предателя.
По тому же принципу контраста авторы выстраивают эпизоды, пронизанные различным пафосом.
Только что мы наблюдали за сценами, связанными с личной трагедией Роберта Склярова, и вдруг нас переносят в иную атмосферу, в спокойную, пронизанную легким юмором, цепь игровых событий, связанных с распределением ульмотронов между физиками-нулевиками.
В этой непринужденной, шутливой атмосфере, где несметное количество физиков пытается вне очереди получить необходимое для экспериментов оборудование, и завязывается обсуждение проблемы, которая нерасторжимо связана с темой конца света.
Физик Альпа рассуждает о противоречиях науки как таковой:
«Испокон веков считается, что наибольшего внимания заслуживает та проблема, которая дает максимальный ливень новых идей. Это естественно, иначе нельзя. Но если первичная проблема лежит на субэлектронном уровне и требует, скажем, единицы оборудования, то каждая из десяти дочерних проблем опускается в материю по крайней мере на этаж глубже и требует уже десяти единиц. Ливень проблем вызывает ливень потребностей.
<…>
Стремление сохранить приток материальных ресурсов порождает гонку, гонка вызывает непропорциональный рост потребностей, и в результате возникает самоторможение» [12;410].
Отвлеченные рассуждения о противоречиях науки все более и более сужаются к проблеме скрытой угрозы процесса познания как причины конца света.
И здесь стоит вспомнить размышления Альпы о последствиях, которые может принести Волна, и микроновеллы, привнесенные в повесть Леонидом Горбовским.
Микроновелла о Массачусетской машине, которая «начала вести себя», предупреждает об опасности, грозящей всему человечеству.
Микроновелла о казусе Чертовой Дюжины (тринадцать фанатиков-ученых, которые сращивали себя с машинами, в результате разрушили сами себя: «Видимо, не сладко быть человеком-лабораторией.» [12;416]) предупреждает об опасности, грозящей отдельной человеческой душе и судьбе.
Тема конца света, смертельной опасности для планеты Радуга и рода человеческого, населяющего ее, набирает силу в эпизоде, где Ламондуа признается директору Радуги, в том, что Волна вышла из-под контроля: «харибды», сдерживавшие ее, повержены.
С этого момента в развитии сюжета повести начинается отсчет времени откровенной беды – попытки бегства человечества с Радуги.
В этом конвульсивно выстроенном художественном времени гибели целой планеты мечется душа Роберта Склярова, уже пережившего «собственный конец света» после неожиданного воскрешения Камилла.