«Странности… Нет никаких странностей. Есть просто неровности. Внешние свидетельства непостижимой тектонической деятельности в глубинах человеческой натуры, где разум насмерть бьется с предрассудками, где будущее насмерть бьется с прошлым. А нам обязательно хочется, чтобы все вокруг были гладкие, такие, какими мы их выдумываем в меру нашей жиденькой фантазии… чтобы можно было описать их в элементарных функциях детских представлений: добрый дядя, жадный дядя, скучный дядя. Страшный дядя. Дурак» [13;241].
Человек, видимый как шаблон, лишенный индивидуального подхода, права на чувство собственного достоинства, превращается в часть толпы со всеми ее мерзостями.
Пытаясь накормить и одеть заключенных, герой – человек гуманного будущего, вступает в конфликт с концлагерником ХХ века – Саулом:
«– <…> Самых слабых мы накормим сразу же.
– Не делайте глупостей. Они увидят еду. Они увидят одежду. Они вас растопчут вместе с вашими мешками» [13;281].
Шаблонность, одинаковость, серость видится как главное зло и Гуром Сочинителем в «Трудно быть богом»:
«Но больше всего я боюсь тьмы, потому что во тьме все становятся одинаково серыми» [15;134].
Искренняя забота о человеке, его жизни, душе, безопасности – вот что отличает будущее от настоящего и прошлого в «Попытке к бегству» (достаточно вспомнить изумление Вадима по поводу того, что он не видит поисковых партий, брошенных на спасение людей после катастрофы).
Милосердие будущего вступает в конфликт с цинизмом по отношению к отдельной человеческой жизни; драматично то, что циничную философию прошлого проговаривает Саул, чья судьба исковеркана этим цинизмом:
«– Лучше бы они пустили эту технику, чтобы искать разбежавшихся, – сказал Вадим.
– Ну, это вы зря, – возразил Саул. – В такой каше не до отдельных людей.
– Как это так – не до людей? Для кого же они город восстанавливают? Тем [погибшим – Н. С.] мальчикам город уже не нужен…
Саул пренебрежительно махнул рукой.
– Во время взрыва погибло, наверное, тысяч десять таких мальчиков. Жалко, конечно, да не до них.
Вадим взбеленился. Глайдер рыскнул в сторону.
– Вы, Саул, извините меня, но ваш уютный кабинет и занятия историей повлияли на вас странно. Вы рассуждаете, как я не знаю кто. Вы еще нам тут скажите, что цель оправдывает средства.
– А что же, – согласился Саул хладнокровно, – бывает, что и оправдывает» [13;271].
Цинизм Саула – это цинизм жертвы, порожденный ненавистью к своей жизни, поскольку жизнь эта рассматривается и организуется палачами как лагерный срок.
Это цинизм жертвы, понимающей, что человечество на всем протяжении своего существования пытается сделать вековечным законом циничное отношение к отдельному человеку.
Это цинизм, парадоксально переплетенный с ненавистью к такому пониманию вечности:
«– Я им внушу другие понятия о вечности, – сказал Саул и замолчал.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: