Глупые шутки – это нервное.
Волк не пошевелился, и Катя бочком-бочком прошмыгнула мимо него к дому. Ей стало не по себе. Этот зверь – насколько понятлив? И если его интеллект такой же, как у Данира, то пусть бы этот сторож держался подальше, когда она посещает кустики. Заодно вспомнилось, как она переодевалась в своей комнате, когда Данир развалился рядом на ковре и лениво на неё посматривал. А ей, глупенькой, не приходило в голову, что нужно стесняться домашнего пёсика…
Вот пусть только попадётся ей этот блохастый, она ему скажет всё!
Не этот, конечно. Тот. Который притащил её сюда, и придёт ночью.
Так, стоп. Данир днем волк, а ночью человек – потому что заколдован, то есть проклят? Да-да, она продолжает притворяться, что верит. А какой тогда был Данир до проклятья? Какое он имел отношение к волкам? Возможно, никакого, а волков этих, Хорта и его подругу, он приручил?
А если дело не в проклятье – то какое отношение к волкам имеют остальные Саверины? Айя Лидия, которая в два счёта находила белок среди ветвей и показывала Кате лисьи норы. И жадно принюхивалась к ветру в лесу. Элегантная пожилая дама. И она вроде бы обладала некой магией. С другими Савериными Катя не ездила в лес, так что не видела, как те находят лисьи норы. Алита безошибочно провела их лесом к источнику, но в этом как будто нет ничего особенного. Но почему Катю не удивляло, что айя Лидия в лесу как дома, и нюх у неё острее человеческого, иначе как она находила белок и всё прочее?
Нет-нет, Катенька, хватит фантазий, так неизвестно до чего додумаешься! Надо спросить у Данира! Он ещё не всё рассказал о себе. И о проклятье тоже.
Она съела половину хлеба и сыра, запила чаем и принялась разбирать узел с одеждой. В узле нашлись два длинных платья – льняные, покроя бохо, они были бы неплохи и дома, если бы Катя не предпочитала джинсы. Там было белье, плотные колготки из хлопка, жилет на шнуровке – он прикольно выглядел и подошёл бы и к джинсам, а также несколько платков и то ли пальто, то ли длинный жакет из толстого, мягкого сукна. Дома, в их мире такой комплект одежды на женщине выглядел бы, может, и странно для кого-то, но был вполне возможен, сейчас в чем только по улицам не ходят. Точно не прабабушкин гардероб из позапрошлого века. А тут, что же, так одеваются?..
Отдельно, в наволочке – о счастье! – зубная щётка в упаковке и паста, лосьон для лица, ватные диски и палочки, пачка прокладок, кремы для лица и ног, маникюрный набор и пилки для педикюра – всё-всё такое нужное, но зубная щётка вне конкуренции! Большинство упаковок вскрыты – кажется, Юланка наспех вытряхнула в наволочку содержимое своего туалетного несессера. Значит, планы насчет Кати построили и осуществили быстро, и наличие новой зубной щетки – это везение, которое следует ценить.
Кстати, и простыня, в которую Юлана завязала вещи, и наволочка – хорошего качества, льняные, с одинаковой небольшой вышивкой на углах – буква «С» в обрамлении ветки с листьями. Всё постельное бельё в доме на Лесной было такое, одинаковое, приятное и стильное. Не сумка, не чемодан, которые, наверное, и теперь есть в кладовой – Юлана собирала всё это, кидая вещи в простыню, а потом бросила узел в портал им с Даниром вслед. Катю тогда что-то ударило в спину – значит, этот узел.
Она вышла наружу и почистила зубы – опять под неодобрительным взглядом волка, потом вернулась и переоделась в платье, волосы заплела в рыхлую косу. Ещё бы в душ. Полцарства за душ! И воды чистой набрать, а то чая во фляжке маловато будет. Тут горы, должно быть полно воды, причем питьевой, пройтись немного и наткнёшься на источник, на ручей, река тоже годится. На Кавказе, куда Катя ездила несколько раз в студенческий лагерь, было так. А тут?..
И вообще, айя Лидия обещала ей положение «знатнейшей женщины Веллекалена». Но она не говорила, какой уровень комфорта к этому прилагается. Может, каменная хибара без штукатурки – верх того, на что тут могут рассчитывать знатнейшие женщины? Если судить по семейству Савериных, то вряд ли, конечно…
Катя увязала вещи обратно в простыню и оставила на кровати. В сундуки заглянула, в одном была плотно уложена посуда и разные хозяйственные мелочи. Жестяное ведерко обрадовало, как родное – теперь можно поискать воды. И где-то, наверное, должны быть дрова, чтобы растопить печь.
Она надела поверх платья свою куртку, взяла ведерко и отправилась прогуляться и поискать воду.
В легкой куртке было зябко, но Катя затягивать прогулку не собиралась. Обошла хибару вокруг – пришлось идти то резко вверх, то так же – вниз. Увидела впереди совсем крутой подъем и хлипкую деревянную лесенку и решила подняться, но снова чуть не подскочила от волчьего рыка – оказывается, этот наглый хвостатый сторож следовал за ней, и стоило ей чуть отдалиться от хижины, рявкнул.
Ну да, ей же велено его слушаться.
– Слушаю и повинуюсь, – крикнула Катя. – Может, сам покажешь, где вода? А то пить хочется!
Волк в ответ зарычал, показав клыки. Между прочим, он ведь сам должен где-то пить, то есть вода рядом есть! Впрочем, Катя уже и без него догадалась, куда идти: вниз по склону, там наверняка в низине что-то протекает, если эти горы хоть немного похожи на тот же Кавказ. С виду – очень похожи.
Катя пошла вниз, не обращая внимания на недовольного волка, поскользнулась на влажной траве и упала, уронив ведро, которое самовольно покатилось вниз. К счастью, остановилось в ложбине, и теперь придется за ним спускаться…
Правильно, такие кроссовки не для горных походов. И это напомнило первую поездку в горы, куда Катя взяла с собой тоже неподходящие, скользкие кеды. Тогда, к счастью, друзья раздобыли для неё поношенные, но классные туристические вибрамы.
Волк перестал скалиться и теперь посматривал с интересом. Катя вставать не спешила – ушиблась.
– Принеси ведро, а? – попросила она, сообразив, что собаки, вообще-то, носят и тапочки, и всё что хочешь. – И давай уже за водой смотаемся? Ну волчик, ну хороший. Я буду слушаться, обещаю. А?
– Ах, айя Катерина, с вами всё хорошо?! – раздался пронзительный женский голос.
Катя попыталась приподняться и повернуться на голос, но лодыжка отозвалась острой болью. Как же некстати…
Тем временем незнакомка уже подбежала. Невысокая худенькая женщина, одетая в жилет из овчины мехом наружу и широкую коричневую юбку. Она тащила на плече корзину, подвешенную на длинный ремень, тут же сбросила её и принялась деловито разувать Катю.
– Какая у вас обувка, айя, – восхитилась она, – мягкая, гибкая, и где такое стачали? Небось в столице купили? Не двигайтесь! – прикрикнула она, когда та опять попробовала присесть, – вот я сейчас…
Она пару раз нажала на Катину ногу, потом дернула, та опять вскрикнула и перевела дух. А незнакомка уверенно нажимала, задерживая пальцы, на какие-то точки на пострадавшей лодыжке, и боль отпускала.
– Вот, всё, – сказала она, возвращая обратно расшнурованный кроссовок. – Теперь хорошо будет. Только сейчас отдохните. А ногу я вам замотаю.
– Спасибо, айя Турей, – сказала Катя, – вы меня спасли. Вы ведь айя Турей, из ближней деревни?
– Я Турей, да, – кивнула женщина, – только не айя. Не надо меня так называть. Давайте-ка я вас в дом провожу, полежите. Вот, опирайтесь об меня!
– Я сама дойду, мне не больно! – пробовала протестовать Катя, но спасительница не думала её отпускать и почти внесла в дом, довела до кровати, а сама убежала за брошенной корзиной.
Скоро она извлекла из этой корзины глиняную посудину с широким горлом, похожую на крынку, закрытую деревянной пробкой, и несколько мешочков и бутылочек.
– Это молоко, айя Катерина. Налить, отведаете? У моей коровы вкусное. А это мука и крупа на первое время. А вот немного копчёного мяса. Закваска для хлеба. Яиц вам завтра раздобуду, пока не нашлось ни у кого, не сердитесь. Мяса свежего наш айт обещал сам на охоте добыть,
– Наш айт?
– Айт Данир. Говорил, что поохотится сегодня. А вы скажите, что ещё требуется, я принесу. Закваску и молоко в холодную поставлю…
Говоря это всё, она налила молока в чашку и подала Кате, уложила припасы в один из сундуков, а холодная – это, оказывается, шкаф в стене у двери, имеющий отверстие наружу и потому холодный.
– Спасибо вам, Турей.
– Ох, айя Катерина! – нахмурилась спасительница. – Не смущайте меня. Что вы со мной, как с айей, разговариваете? Я просто Турей, никакая не «вы». И не айя. Это, может, в городах так принято, всех айями звать, а мы простые люди. Это вы для меня айя, вы жена моего айта. Мне лишнего не надо.
От такого заявления смутилась Катя. Она ведь просто обращалась вежливо к женщине, которая явно была её старше. Употребляла оборот, который соответствовал вежливому «вы» в русском. Причём Турей именно так разговаривала с ней – подчёркнуто уважительно.
– Айт Данир сказал, что вы чужеземка, – добавила Турей, – что не привыкли к нашим нравам, и чтобы я вам всё рассказывала. Потому и поправляю. Уж простите.
– Ничего, поправляйте, – сказала Катя. – Спасибо вам. То есть… тебе спасибо. Я действительно чужеземка и могу через раз глупости делать. Если что, не обижайтесь… не обижайся.
– Вот так хорошо, – заулыбалась Турей. – Я-то не обижусь, что вы. Я понимаю, всякое видала.
Она отыскала к одном из сундуков кусок ткани, с треском оторвала полоску и принялась туго бинтовать Кате ступню, потом сунула ей под спину подушку и скатанное одеяло, приговаривая:
– Вы сидите, сидите пока, айя. Не вставайте. Ножку поберегите.
Катя вздохнула. Ну действительно, в чужой монастырь со своим уставом не суются. Любая мелочь разные смыслы может иметь, так что пока не вникнешь, не стоит умничать и что-то менять. А тут ещё и мир другой…
Ох, елки ж зелёные. Вот это надо не забывать, что мир-то другой, и у неё как бы муж-оборотень, который её этак самовольно женой назначил.
Катя решила прояснить про мужа.
– Так айт Данир сказал, что ушёл на охоту? А с чем у вас тут охотятся? С ружьём, с луком, с копьём, может? Что он с собой взял? – и затаила дыхание в ожидании ответа.
– Что вы, айя, – всплеснула руками Турей. – И правда, такое спрашиваете, что лучше вам пока на людях помалкивать! Точно вы издалека, это видно. СаверИны на своих землях только в волчьем лике охотятся, это закон. У всех двуликих так, если на своей земле, иначе бесчестным считается. Вот в иных землях – в человеческом лике, конечно же.
Вот, Катенька, что хотела – услышала. Даже больше того. Все Саверины, значит – в волчьем лике.