Память плоти

– Ну, те, которые на кладбищенской плите. Копии…

– Вы хотите сказать, с которых было сделано изображение на памятник ваших родителей? А какого они там возраста, уже старенькие?

– Да как вам сказать… Не молоденькие.

– Понятно… Но это не беда, это поправимо, – призывная улыбка Светланы ушла из глаз и теперь сострадала. – В таком случае у меня для вас даже сюрприз. Я привезла среди прочих и ваши снимки, где вы с мамой, с отцом, когда вам шестнадцать лет. Надеюсь, вам будет приятно увидеть себя шестнадцатилетнего вместе с родителями, быть может, это позволит вам… поможет вам что-то вспомнить из того времени.

– Вы что же, полагаете, что я ничего из того времени не помню?

– Нет, что вы, откуда мне знать, помните вы что или нет! Просто Кира поставила меня в известность – в некоторую известность, заметьте, я не в курсе подробностей – относительно вашей болезни, и я…

– Какой болезни?

– Какой болезни, это я так сказала? – Светлана выразила удивление, округлив пухлый рот и накрашенные глаза в три заманчивых кружка. – Никакой болезни, я оговорилась. Кира говорила мне о ваших проблемах с памятью, которые были в прошлом, но вот я говорю с вами и вижу, что болезнь отступила, у вас все в порядке. Выглядите вы очень даже ничего, вполне пристойно, с вами можно общаться…

– Хотите сказать, что ожидали увидеть психопата в смирительной рубашке? Рады, что я не пускаю слюну себе на грудь и не рву на голове волосы?

– Зачем же так, Илья Петрович! Вы производите впечатление…

– Это я на своей голове не рву волосы. До первого глюка.

Светлана засмеялась, надсадно и чересчур громко, но, похоже, услышала себя и вовремя остановилась. Выражение лица Ильи, холодно спокойное и недвижное, как у статуи, мешало ей раскрепоститься и почувствовать собеседника, разговорив его как своего клиента. Она считала себя психологом, умеющим оказывать на людей влияние, способным добиться их расположения в целях решения производственных, а также иных задач, возникавших по ходу производственных. По крайней мере внешность и ее молодость давали ей такое основание, не оставались незамеченными, особенно мужчинами в возрасте, представитель которых сейчас сидел рядом с ней и раздевал ее взглядом до кишок, до мозга костей. Так глубоко открываться она не любила.

– Какие глюки, Илья Петрович, я приехала по делу. Что меня действительно радует, так это наличие у вас чувства юмора. К сожалению, я ограничена во времени. Давайте посмотрим фотографии.

– Зачем? – Илья смотрел на нее не моргая, с безразличием патологоанатома выворачивая Светлану наизнанку и встряхивая перед глазами, как старую ненужную тряпку, которую самое время выбросить. – Вопрос, конечно, риторический, но ведь говорят же люди о погоде. Ладно, не будем придираться к словам, каждый может оговориться. Выкладывайте, что вы там привезли.

На снимках, которые Светлана разложила прямо на тахте, где они расположились, были отпечатаны четыре лица в разных сочетаниях между собой. Худощавый высокий мужчина в костюме, полнеющая женщина в строгом платье по моде семидесятых годов, обещанный шестнадцатилетний парень, напяливший на себя бесформенный свитер, и пухленькая девочка при бантике лет трех-четырех от роду. Мужчина и женщина вместе с парнем, парень один и с женщиной, все это на фоне каких-то цветущих кустов и неотождествленной акватории на заднем плане. На двух других фотографиях – там, где общий фон меняется с лона природы на пейзаж мегаполиса – девочка с мужчиной и женщиной, одетыми в том же стиле, как и в вариантах, где они с парнем. Все четыре лица на пяти снимках не без печати интеллекта, но не более того.

Илья понимал, что ему демонстрируют. Девочка – это Кира, у парня с ней общие родители, – отсюда все представленные комбинации. А сама история такова, что берет за душу. Трагедия в том, что брат был разлучен с сестрой по воле родителей, но уже по собственному произволу, от холодного сердца и черствой души, даже не знал о том, что сестра у него есть. Или по болезни?

– Говорите, она родилась в Италии?

– Да, ваша мама на шестом месяце беременности отправилась в Италию. Это была чисто туристическая поездка, трехдневка, из тех, что галопом по Европам, вы понимаете. Конечно, она сильно рисковала, но ее или уговорили, или хотела очень, надеялась, что все обойдется.

– Она поехала туда одна, без отца?

– Разумеется, одна, это ж Италия! В конце семидесятых подобная путевка, в капстрану, шла на вес золота, для провинциала мечта несбыточная… По ней было не очень заметно, что она в положении, иначе ее не посадили бы в самолет. Возможно, ей удалось взять справку, что с ней все в порядке. Так или иначе, она села в самолет и приземлилась в Риме, откуда на следующий уже день выехала экскурсионным автобусом в составе своей группы в Милан. Раз выехала, значит, чувствовала себя неплохо. Но этот автобус оказался для нее роковым, для нее и для всей вашей семьи. Прямо с него она попала в больницу.

– Не помешаю? – из детской приоткрылась дверь и в полку беседующих прибыло. – Хотела не показываться, но мне так и так все слышно.

– Так и так, значится, – скучно повторил Илья. – Это Лена, моя жена. А это, Ленушка, Светлана, собкор от Торопа. Ты ее уже видела, когда она входила во двор.

Женщины любезно кивнули друг другу, не двигаясь с места. Обе они были на своих законных местах, а потому двигаться без крайней нужды не собирались.

– Я невольный свидетель вашего разговора, вы уж извините. Сижу там и чувствую себя неловко. Выходит, я как бы подслушиваю. Предлагаю на выбор: или я ухожу из дома, или сижу тут с вами. В любом случае я не в обиде.

– Оставайтесь, конечно, – в голосе Светланы слышалось облегчение: можно менять тактику и прекратить напрасно обнажать зубы. – Я догадывалась, что Илья Петрович дома не один. Это даже к лучшему. Думаю, вдвоем вы разберетесь быстрее. Вы слышали, Лена, о чем я говорила перед тем, как вы вошли?

– Да, как я поняла, вы подошли в вашем рассказе к завязке вашей истории.

– Не моей, вашей. Истории семьи вашего мужа, а значит и вашей. В какой-то мере.

– В какой-то – да. Пока в неопределенной. Спасибо, что позволили мне остаться. Вы говорили о роковом автобусе. Мама Ильи села в экскурсионный автобус, который отбыл из Рима в Милан, но в дороге с ней что-то случилось. Мне подумалось, что самое время выйти из укрытия, напомнив о себе. Я укладывала ребенка спать, Ванечке второй годик.

– Конечно, конечно, я понимаю… Извините, что я не совсем вовремя, но это не моя прихоть, это работа. Да, автобус оказался роковым… Прямо с него маму Ильи Петровича, Наталью Семеновну, внезапно почувствовавшую себя плохо, сняли и доставили в отделение скорой помощи в предместьях Дуомо. Это бесплатная поликлиника рядом с Миланом и туда везут всех, у кого нет денег. Возможно…

– Простите, Светлана, а можно опустить эти туристические подробности? – прервал Илья, шумно втянув в себя воздух. – Все эти Дуомо, возможно… Мы же не адвокаты. Хотите, я закончу рассказ за вас?

– Что ж, попробуйте… Я только хотела придать своему рассказу большую достоверность.

– Достоверность – это то, что не вызывает сомнений. Аксиома, константа. Ее нельзя прибавлять или вычитать, здесь другая арифметика, – он покосился на Светлану. – Вам кажется, что я не очень вежлив?

– Нет, отчего же, хотя вежливость, если на то пошло, тоже величина постоянная. Как и терпение.

– Да вы зубр, Светлана! Два один в вашу пользу.

– Можно вмешаться? – Лена приподняла правую руку, прося слова. – Стороннему человеку?.. Благодарю вас! У меня отчего-то складывается впечатление, что вас обоих мало интересует тема, суть вопроса, ради которого вы встретились. Или это репетиция вашего шоу?

– Мы никак не решим, кто из нас продолжит рассказ, – объяснила Светлана.

– А что тут продолжать? – Илья пожал плечами. – Мама попала в больницу на сохранение и вместо трех дней провела в Италии три месяца. Существовала опасность потери плода, и благородные миланцы предложили ей доносить ребенка под их присмотром, уладив необходимые формальности через наше посольство. Через три месяца она разрешилась девочкой, а вот почему эта девочка осталась в Италии, нам скажет Светлана. Я прав?

– Ну, в общем и целом… Только вместо трех месяцев был один с хвостиком, Кира родилась семимесячной и очень слабой.

– И тогда врачи настояли на том, чтобы оставить девочку на стационаре, а мама отправилась домой, на родину. Так?

– Так. Она уехала в Союз, потому что не получилось продлить визу, а забрать с собой ребенка не представлялось возможным. Ваша мама собиралась вернуться за дочкой, как только эта возможность представится. Она плохо разбиралась в политике и не могла даже в мыслях допустить, что ей не позволят вернуться. В этом же ее убеждали врачи.

– Они были итальянцами и тоже ничего не понимали в политике.

– Кто знает, кто знает… С новой визой в Союзе тянули, проверяя и перепроверяя Наталью Семеновну и ее мужа, а также всех родственников до седьмого колена. Конечно, что-то там откопали… Например, секретный НИИ, в котором трудился старшим лаборантом двоюродный племянник вашего отца.

– И это послужило формальной причиной отказа в визе.

– Сложно сказать… Мы тоже копали, но не так глубоко. В этом не было нужды, Кира предоставила нам все необходимые документы.

– А эти документы вы проверяли?

– Они подлинные, можете не сомневаться. Честно говоря, я вообще не очень хорошо вас понимаю, Илья Петрович… Такое событие, у вас нашлась родная сестра, о существовании которой вы и не подозревали! От всей этой истории сердце просто разрывается. Любой другой на вашем месте плакал бы от счастья, а вы…

– Что я? Предлагаете мне инфаркт? Я тоже по-своему переживаю, но мое сердце давайте оставим в покое. Можете считать меня монстром, но пока я не разберусь со всем этим по уму, не ждите сильных эмоций. Под стол валиться не буду. Вот познакомлюсь с сестрой и припаду к вам на грудь в слезах благодарности.

– Зачем же ко мне…

– Илья!

– Что, Леночка?