Давай поженимся! (сборник)

– Нет!

Лариса опустилась на стул и обхватила голову руками:

– Тебе не кажется, что все это напоминает спектакль для двух актеров?

– Кажется, – Максим отошел к окну, – и даже знаю автора пьесы. Я предложил тебе пожениться, а ты…

– Отказала.

– Могу я спросить почему?

Он смотрел в темное окно и говорил глухо:

– Почему ты решила, что я отдам моего ребенка ботанику на воспитание? Почему ты не хочешь быть моей женой?

– Потому что мне не нужен супруг, которого я насильно тащу под венец. Потому что ты не любишь детей!

– Да? – развернулся Максим и посмотрел на Лару. – Точно, не люблю, с ними возня бесконечная. Но до сих пор я видел только чужих детей. К собственной дочери питаю совершенно другие чувства.

– Это мальчик.

– Оставим этот спор.

– Ты никогда не хотел детей! Ты презервативы мешками сюда таскал!

– А потом ты сказала, что гондоны отменяются, пьешь-де таблетки гормональные противозачаточные. Врала?

– Врала.

– Зачем?

– Суду не ясно?

– Ясно. Задумала и осуществила.

– Притом не забывай, что взяла одну-единственную твою клетку. Жалко, что ли? У тебя их миллионы. И ничего не требую за использование твоих генов. Дверь открывается легко, тапочки сбросил, ботинки надел и – гуд бай! Вино не забудь.

– Лара, ты меня подлецом считаешь?

– Я тебя не считаю и никогда не считала. Я тебя любила до самозабвения, до забвения элементарной женской гордости.

– И я тебя люблю! Ты – женщина, которая вписывается в мою натуру с точностью до молекулы.

– Прекрасно! Чтобы услышать от него слова любви, надо было забеременеть и показать на дверь. Максим, иди ты к черту! То есть вон из моего дома!

– Ты орешь!

– Ору, имею право.

– Лара?

– Что еще?

– Ты не понимаешь, что делаешь мне страшно больно?

– Разве? – сникла Лара и забормотала: – Я хотела, напротив, чтобы тебе проще…

– Мне проще, когда моя дочь…

– Сын…

– Заткнись! Когда моего ребенка в качестве бонуса во мхи бросают? Ты полагала, что я, пузо набив твоим ужином, сытый и довольный, выслушаю твою информацию о беременности и замужестве с ботаником, жирные губы вытру, салфеточку рядом с тарелкой положу и довольный восвояси уйду?

– Полагала. Хотя про салфетки все время забываю.

– Салфетки – к дьяволу! Как ты можешь любить меня, если держишь за бесчестного негодяя?

– Сердцу не прикажешь.

– Лара! Дура ты дура! Только любимая женщина может ударить по самолюбию так, что самолюбие в пыль разнесет. Но я тебя прощаю. Ты просто ошиблась. Выйдешь за меня замуж?

– Нет.

– Но ведь ты хотела?

– Было.

– А теперь, когда повод в твоей селезенке, когда я умоляю, выкобениваешься?

– Максим, повтори!

– Что повтори?

– Предложение руки и сердца.

Он набрал воздуха в легкие, опустился на одно колено, протянул Ларе руку и притворно пафосно, хотя на самом деле искренне, стыдясь и радуясь своему порыву, произнес:

– Миледи! Окажите мне честь быть вашим мужем.

Лара выдержала паузу и сказала:

– Прекрасно! Тут занавес падает. Спектакль удался, публика рукоплещет. Вставай с колен, еще на поклон выходить. Поклоны отвешивай за моей дверью.

Максим уронил голову и руки, из коленопреклоненного положения плюхнулся на пол, оказался в углу между стеной и мойкой. Сидел точно пьяный, не удержавшийся на ногах, свалившийся куда ни попадя.

– Театры и кино отменяются, – говорил он, явно набирая злости. – В пятый раз спрашиваю. Давай поженимся?

– Нет.