Ищите кота

Она не может покончить с собой, потому что жизнь сына во сто крат дороже ее собственной. Открывшаяся было дверь с надписью «Запасной выход» ей не подходит. Нужно повернуться и идти в другую сторону, снова во мраке, без кислорода, без надежды.

Максим наблюдал очередное превращение Дины из разумного человека в зомби. На ее лице застыла улыбка, но это уже была улыбка жалкой сомнамбулы, которая бродит во сне с открытыми невидящими глазами.

– Пойдемте! – взял Максим Дину за локоть и повел к выходу.

Она безропотно, механически подчинилась. Если бы он оставил ее на скамейке и сказал: «Сидите!» – она бы сидела. Если бы развернул от себя и велел идти в противоположную сторону, она бы пошла. На более сложные команды: «Говорите!», «Отвечайте!» – Дина не реагировала. Максиму не удалось узнать, где она живет, по какому номеру можно связаться с ее родными. И советы не расстраиваться, не отчаиваться, потому что все пройдет, зарубцуется, были пропущены мимо ушей.

Два вопроса: «Как он мог?» и «Как она могла?» – сначала просто стучали в Дининой голове. Потом вырвались наружу, разрослись до гигантских размеров, одеревенели, превратились в ящик, который накрыл Дину. Ящик напоминал крышку гроба. Она не пропускала воздух, звуки, но под нее свободно заползали другие вопросы-муравьишки, упреки-букашки, обиды-жучки. В душном темном гробу насекомые кусались безжалостно.

Дина очнулась от боли в пальцах. Они с Максимом сидели друг напротив друга на диванчиках в полутемном ресторане. Столики отгорожены высокими панелями, тихо звучит музыка, слышен гомон и звон приборов. Дина не помнила, как они сюда пришли, как Максим сделал заказ официанту. Максим крепко сжимал ее кисть.

– Ой! – Дина попыталась выдернуть руку.

Максим ослабил захват, но руку не отпустил.

– Навели на резкость? – спросил он. – Я, конечно, благодаря кинематографу знаю, как выводить людей из ступора. Но представьте, как это будет выглядеть, когда я начну вас хлестать по щекам, брызгать водой? Очнулись? Прекрасно.

– Ресторан? – удивленно оглянулась по сторонам Дина.

– Ресторан, – подтвердил Максим. – Сейчас вы будете есть и пить. Сначала пить.

Он пододвинул к ней пузатый фужер, наполовину наполненный коричневой жидкостью.

– Коньяк. В лечебных целях. Быстро выпить.

– Я не пью.

– Пьете! Или я насильно волью, предварительно надавав по физиономии. Я не шучу!

«И вы мне порядком надоели, – добавил он мысленно. – Что б мне было уйти с работы на полчаса раньше».

– Но… – начала Дина.

– Никаких но! – жестко сказал Максим.

– Хорошо, – неожиданно согласилась Дина.

Подчиняться чужой воле – это тоже выход. Не нужно терзаться, принимать решения, можно тупо, не рассуждая, выполнять приказы.

– Пейте! – повторил Максим и вложил в руку Дины фужер.

– А вы?

– А я за рулем. На раз-два-три. На выдохе. Вздохнула, выдохнула. Раз, два, три!

Дина зажмурила глаза и выпила половину, огненный остаток не лез в горло.

Но Максим не позволил опустить фужер, придержал своей рукой:

– До конца. Не дышать! Это лекарство. Молодец! Сейчас полегчает. Как ощущения?

Дина прислушалась к себе. Ощущение было такое, что коньяк, минуя органы пищеварения, сразу поступил в кровь, растворил внутреннюю дрожь, согрел.

– Лихо! – оценила Дина и свои ощущения, и командирские замашки Максима.

Официант поставил перед ними большие тарелки с салатами.

– А теперь ешьте! – велел Максим и сам принялся орудовать ножом и вилкой.

– Спасибо, не хочется.

– Через не хочется! Сытое брюхо к горю глухо.

– К ученью.

– Что?

– Пословица звучит: сытое брюхо к ученью глухо.

– Сойдемся на том, что оно ко всему глухо: к ученью, к горю, к любви, к ненависти. Вам сейчас требуется сытое, пардон, брюхо? Требуется! Вот и ешьте без капризов.

Обычно у Дины пропадал аппетит во время болезней, острых переживаний. В институте за сессию она теряла по пять килограммов. Когда хворал сын, не могла себя заставить ложку супа проглотить. После того что сегодня случилось, у Дины должна была начаться злостная анорексия. Она с легким ужасом смотрела на тарелку размером с небольшой тазик, на гору салата «Цезарь» – столько она и в добром здравии осилить не смогла бы.

– Приступайте! – с набитым ртом приказал Максим. – За маму, за папу и за себя любимую. Вы уже поняли, что со мной шутки плохи?

– Да, – кивнула Дина, наколола листочек салата и отправила в рот.

Когда официант принес горячее, тарелка Максима была чиста, а Дина справилась с третью салата. В одной руке официант держал тарелку с рыбой, зажаренной на гриле, в другой – сочный стейк с гарниром.

– Рыба или мясо? – спросил Максим Дину.

Она помотала головой и посмотрела на него жалобно.

– Значит, даме рыбу, – постановил бессердечный Максим.

К своему удивлению, Дина съела почти всю порцию, рыба была отменно вкусной. Потом они выпили зеленого чая. От коньяка и обильной еды Дина слегка осоловела. Ее уже не накрывало страшной гробовой крышкой. Боль поселилась внутри, в сердце. Точно в него вживили маленького ежика с очень острыми иголками. Но если забыть про ежика и дышать не глубоко, а мелко, то иголки почти не кололись, не дырявили сердце насквозь, и оно почти не кровоточило.

Максим расплатился, они вышли на улицу, сели в его машину.

– Куда вас отвезти, Дина?

– Куда? – переспросила она и почувствовала, как иголки зашевелились.

– Может быть, к родителям?

– Мама с сыном в доме отдыха.

«Если бы Сережа-маленький был дома, – подумала Дина, – этого бы не случилось. Но, может, это у них не в первый раз, а триста двадцатый. Как больно!» Иголки впились в сердечную мышцу.