В паутине лжи

Борис точным броском отправил окурок в урну, перешагнул через низкий заборчик, отделявший детскую площадку от парковки, и направился в сторону наблюдателя с тыла.

– Черт, – подпрыгнул Андрей от неожиданности.

– Ну зачем так официально? – съязвил Борис и, сплюнув себе под ноги, с въедливым любопытством посмотрел на стажера. – Ну и что ты здесь делаешь?

– Ну, я… Подумал…

– Подумал – это хорошо, – доставая жвачку, проговорил Борис. – Здесь что делаешь?

– Хотел проследить за психологом. Думал, может, замечу что-то подозрительное, – замялся Андрей.

– Как он трупы из дома выносит, что ли?

– Ну…

– Ладно. Всё с тобой ясно.

– Но вы тоже здесь, товарищ майор, – с нажимом добавил он и с мстительным злорадством уставился на Бисаева.

– Я, студент, от школы его вел. Надеялся, что он в свое тайное логово пойдет. Облом. Ладно, раз уж мы с тобой торчим здесь, как три тополя на Плющихе, давай дадим нашему злодею шанс на ошибку. Осмотримся, – пояснил он Андрею.

И действительно, не прошло и двадцати минут, как Блохин, переодевшись в джинсы и серую ветровку, вышел из подъезда с большой спортивной сумкой в руках и направился в сторону автобусной остановки. Сыщики прыгнули в машину и двинулись следом, предвкушая удачную погоню.

Однако стоило им припарковаться у железнодорожной станции Кузьминки, как Блохин растворился в толпе. Бросив машину прямо на проезжей части, взбешенный Борис и взволнованный Андрей вклинились в толпу и, раздвигая людей локтями, начали быстро продвигаться в сторону перрона. У железнодорожных касс они разделились, и каждый бросился в свою сторону. Их суетящиеся фигуры то и дело появлялись в монотонно двигающейся серой массе, чтобы снова исчезнуть и появиться уже совсем в другом месте. Время от времени они находили друг друга взглядом, показывая, что результат нулевой. Зычный женский голос пронесся над головами пассажиров, объявляя о прибытии электрички Москва – Ново-Сафроново. К одному из перронов, гремя вагонами, подъехал состав. Шипя распахнулись двери. Борис дал знак Андрею, который находился ближе к перрону, чтобы он двигался туда. Сам, преодолевая сопротивление толпы, рванул следом. Он чуть не сбил Юдина с ног на верхней площадке лестницы, двумя пролетами уходящей вниз к наводненной людьми, тонущей в запахе креозота платформе.

– Ну? – переводя дыхание, спросил Борис.

– Не вижу его, – продолжая обшаривать взглядом толпу, нервно бросил Андрей.

Поезд вздрогнул вагонами под гнусавое «двери закрываются».

– Вон, – Юдин выпрямился, показывая пальцем на один из вагонов в середине состава. – Вон, – еще раз крикнул он и бросился вниз по лестнице под шумный горячий выдох поезда. Двери резко сомкнулись, электричка дернулась, натянувшись в сцепке, покатились вагоны.

Борис медленно сошел со ступеней. Андрей, уперев руки в колени, с досадой наблюдал за удаляющимся составом.

– Ну как же так, Борис Сергеевич?

– Ладно, Шерлок. Теперь мы знаем, что домик у него имеется, – глядя в хвост удаляющемуся поезду, сказал Бисаев.

А потом вдруг приободрился и с задором хлопнул Андрея по плечу.

– Выпить хочешь, сыщик?

– Хо-очу, – несмело протянул Андрей, ожидая, что Борис рассмеется ему в лицо. Однако Бисаев остался серьезным и, махнув ему рукой, направился к своему верному чероки, который собрал за собой уже довольно большую пробку. Борис уверенным жестом остановил общий гвалт, и пока раздосадованные водители соображали, что происходит, быстро уехал.

По заполняющимся машинами улицам они добрались до места. Небольшое заведение на первом этаже жилой девятиэтажки радушно встречало гостей светящейся вывеской «Хромая кобыла», с дергающейся и всё время гаснущей «Х». Внутри было душно и довольно людно. Громко играла музыка. Борис с уверенностью частого гостя прошел через заставленный круглыми столиками зал к бару. Поприветствовал бармена и уселся в конце стойки, подальше от гремящих колонок.

Андрей был в подобном заведении в первый раз и поэтому старался не отставать от патрона, вертя головой из стороны в сторону, разглядывая посетителей и довольно смелый интерьер. Он поймал себя на мысли, что ему нравится и эта музыка, и слишком громкие голоса посетителей, и то панибратство, с которым клиенты обращаются к веселому услужливому бармену. Он почувствовал себя крутым ковбоем из старых фильмов с Клинтом Иствудом, которые любил смотреть в детстве.

– Ну как тебе? – громко спросил Бисаев, разглядывая довольного Андрея.

– По-моему, здорово!

– Э, брат, ты еще не видел, какие тут драки закатывают, – усмехнулся Борис. – Расслабься, – и уверенным жестом завсегдатая заведения привлек внимание бармена.

Тот немедля подошел и замысловатым движением руки поздоровался с Борисом.

– Кирыч, познакомься, мой напарник – Андрей.

От неожиданности Андрей так резко выставил руку для приветствия, что сбил со стойки вазочку с орешками.

– Просите, – стушевался он и засуетился, собирая разбежавшийся арахис.

– Кирыч, сделай-ка нам твой фирменный коктейль, тот, что «опа-опа-опа». Нам есть что праздновать.

Борис говорил совершенно спокойно, однако Андрей чувствовал в его голосе улыбку, она краской растекалась по щекам. Наконец он стряхнул со стойки последние крошки соли и поднял глаза на Бориса. Тот внимательно на него смотрел. Его взгляд всегда смущал Андрея. Такой прямой, даже наглый. Он штопором ввинчивался в мозг, вызывая зудящее во всем теле неудобство. Неловкость могла перерасти для Андрея в новую волну паники, но, к счастью, к ним со стаканами в руках подошел бармен.

– Ваши коктейли.

Он поставил на стойку два широких стакана, наполненных красно-коричневой жидкостью, щедро приправленной кубиками льда и украшенной долькой лимона.

– За наш маленький, но всё же успех, – отсалютовал Борис, поднимая свой.

– За успех, – поддержал его Андрей и тоже приложился к стакану. Он хотел сделать небольшой глоток, но видя, что шеф разом влил в себя всё, решил последовать его примеру и, не отрываясь, начал небольшими глотками пить обжигающую горло жидкость. Дыхания у него не хватило, и, хватая воздух ртом, он отставил его на стойку.

– Крепкий, – виновато улыбнулся Андрей. – Что это?

– Это Сазерак. Напиток для настоящих мужчин.

– Да, – просиял Андрей, – я о нем читал. Его придумали джазовые музыканты в Лос-Анджелесе. В основе коньяк и абсент.

– Все-то ты знаешь, студент. Повторим? Или ты будешь что-то другое? Полегче?

– Нет, – поспешил ответить Андрей. – Я буду то же, что и вы.

Три коктейля спустя Андрей забыл о волнении. Расслабившись, оперся на барную стойку, слушая Бисаева. Тот перестал восприниматься как раздражитель, заставляющий держаться всё время чуть настороже. Андрей настолько расслабился, что позволял себе даже перебивать патрона или высказывать собственное, порой диаметрально противоположное, мнение.

– Любовь. Любовь, она сложная штука, студент. Это для молодых она – вспышка, озарение. А ты попробуй любить, когда погашены огни, – продолжал Борис.

Он говорил уверенно, иной раз даже насмешливо, но едва заметная, щемящая сердце грусть порой проскальзывала в его взгляде и голосе.

– Я женился на однокурснице. Вернее, она была на курс младше, да неважно. Мы так хорошо знали друг друга, что не оставалось места загадке. Всё время соревновались, как и положено сверстникам. Никто не хотел уступать. А потом родилась Аня, и начались обиды. А еще быт. Минное поле, которое без потерь преодолевают далеко не все любови. Ты вечно не так сидишь, покупаешь не тот сыр. Смешно. А, к черту, – махнул он рукой. – Не слушай меня.

– Вы не можете ее простить? – осторожно спросил Андрей.

– Простить? Нет. Я ненавижу ее.

– За что?