Прелестник

Луи продолжал пристально смотреть ей в лицо. Ее слова, казалось, не удивили его, и он понимающе заметил:

– Не знаю, есть ли определенность в действительности, но, дорогая, зачем же так? Твои дела обстоят куда хуже, чем я думал.

– Что же вы думали? – заинтересовалась она.

– Тебе это не нужно. Какой же определенности ты хочешь?

– Это сложно объяснить, – опуская голову, отстраненно сказала она.

– Послушай, разве я не в состоянии тебе ее дать?

Мари подняла на него глаза и улыбнулась:

– Ваша уверенность потрясающа.

Луи взял ее за руки.

– Я знаю, что тебе нужно, не удивляйся и не смейся.

– Вы уверены? – она все же смеялась.

– Абсолютно, – не сомневался Луи, – я готов поклясться, что знаю, чем угодить тебе, знаю, чего ты хочешь…

Она не выдержала откровенного взгляда, вновь ее ресницы опустились. Луи стоял так близко, что почти обнимал ее, и Мари, пребывая в нерешительности, невольно положила ему ладони на грудь, чтобы как-то защитить свое пространство. Еще мгновение, и Луи ринулся бы в атаку, но слова Мари удержали его на время.

– Не понимаю, чем вы завлекаете женщин… – шутливо и с каплей иронии проговорила она.

Луи уверенно ответил:

– Это меня завлекают. Понимание – к черту. Терпеть не могу это cogito, ergo sum.[11 - Знаменитая фраза французского мыслителя Р. Декарта: «мыслю, следовательно, существую».] Люсьен тоже вечно старается что-то понять.

– А вы? – она все еще держала оборону.

– К чему? – рассмеялся Луи. – Зачем что-то понимать, когда можно чувствовать? Прикосновение, одно лишь прикосновение (он ласково дотронулся до ее щеки тыльной стороной ладони и провел по шее до плеча) – и целая гамма ощущений. Чтобы все это понять, нужно время, а чувство является немедленно и проникает глубоко. Ты устала от своего разума, детка, где же твое сердце? Где чувства? Ты сама не знаешь, что хочешь их испытать, разве не так?

– Вот как вы морочите голову безмозглым девицам, – посмеялась Мари.

– Думаешь, я тебе морочу голову? – возбужденно отозвался он. – Ты же сияешь от удовольствия, или я не прав?

– Луи, разве можно позволять страстям руководить нашими действиями?

– Я не знаю, что можно. Я знаю другое: вчера мне было шестнадцать, сегодня двадцать три, а будет ли завтра, неизвестно. К чему же терять драгоценное время?

Мари не нашлась, что ответить, и только смотрела ему в глаза. Она потеряла ощущение окружающего мира, то есть сейчас до нее не долетали никакие звуки извне, ей было безразлично, что делается там, за окном или за пределами комнаты. Время исчезло. Только в комнате стало темнее, потому что солнце быстро уходило за горизонт.

Все ее внимание сосредоточилось на Луи, который ни на миг не ослаблял своего влияния. Он уже держал ее за талию и повторял, как заклинание, какие-то нежные, ласковые слова. И Мари с улыбкой слушала его приятный голос и таяла от его прикосновений. Жаркий и желанный поцелуй окончательно победил ее волю.

Луи же беспрепятственно расстегнул ей платье, с восторгом целуя гладкие плечи. Он с легкостью приподнял ее и усадил на подоконник, стянул юбку. Мари ощутила в себе нарастающее желание, но кавалер не торопился. Она же почти одета – и чулки, и нижняя юбка, и корсет – придется повозиться. Но разве это сложно для привычных рук герцога де Сен-Шели? Он и от этого получает немало удовольствия, и заставляет волноваться даму. Луи невозмутимо раздвинул ей колени и встал поближе, чтобы расшнуровать хитросплетения корсажа. Мари, терявшая с каждой минутой самообладание, целовала герцога, но он был сдержан, и лицо его казалось немного сосредоточенным. Мари тем временем сжала его бедра коленями, а потом ее руки потянулись к его панталонам. Луи уверенно перехватил ее кисти и, водрузив себе на плечи, сказал:

– Это подождет, дорогая. Мы сразимся там, – он указал ей на застеленную кровать и, освободив томную даму от корсажа, повлек ее с подоконника в постель, не переставая восторгаться красотой ее форм и уверяя, что она стала в тысячу раз прекраснее, чем была когда-то.

Странно, только Мари, как и в первую, самую первую ночь, проведенную с Луи в то лето, казавшееся непреодолимо далеким, чувствовала теперь, после «сражения», как выразился герцог, ту же смесь ощущений и дум: она ничуть не жалела о том, что уступила ему, но и тревожилась, не зная, к добру ли это?

Несмотря на вечные сомнения, копошащиеся в мозгу, Мари была очень довольна и признавалась себе самой, что такой радости, подступившей к сердцу и заставляющей невольно улыбаться, она давно не испытывала. Пока он рядом, она может себе позволить ни о чем не заботиться и расслабиться. Да, Мари вдруг поняла, как давно не отдыхала, насколько безутешно протекала ее жизнь, а при мысли, что она позволяла прикасаться к себе тем, кого не желала, ей становилось гадко и хотелось очиститься.

Сейчас Мари, удобно устроившись, прильнула к герцогу. От Луи исходило приятное тепло, ощущение надежности и удобства. Он не убирал своей руки из-под ее головы и временами целовал ее волосы, губы, шею.

Мари первой нарушила долгое молчание, задав неожиданный вопрос:

– Луи… вам приходилось убивать?

– Зачем ты спрашиваешь? – он приподнялся, приблизив свое лицо, будто хотел разглядеть выражение ее лица.

– Вы не ответили.

– Приходилось, Мари, но я не думаю, что сейчас время заводить такой разговор.

– Я хочу знать о вас как можно больше. Вот, у вас и шрамы, и царапины… Франция сейчас не воюет, вы деретесь на дуэли?

– Бывает, а что?

– Похоже, вы все их выиграли?

– Можно сказать и так. Я стараюсь не доводить до дуэли, чаще секундантом зовут – приходится драться.[12 - В XVII веке секунданты тоже должны были драться.]

– Ваши противники, вы их… – она не решалась сказать, но Луи развеял ее оцепенение ответом:

– Все живы. Бывало, ранил кого-нибудь, но, слава Богу, до сих пор удавалось решить без смерти.

– Удивительно, я думала, это очень опасно, и, наверное, все ваши дуэли из-за женщин?

– Само собой, и действительно опасно, просто я не люблю смерть, а вида крови не переношу. Раньше в обморок падал, как барышня.

– Не может быть, – не поверила Мари, – как же вы служите в армии?

– Так и служу, дорогая, – к Луи вернулся шутливо-игривый тон.

– Вы крепкий, сильный, – обнимая его, говорила Мари, – и в обморок при виде крови?

– Все говорят, что я здоровый, но чем черт не шутит. От духоты тоже бывает дурно, и в карете иногда укачивает.

– Как же воевать?

– Милая моя, поверь, на маневрах я себя чувствую великолепно. И уверен, что в драке со мной такого не случится.

– Почему?

– Просто уверен и все.