– Они, словно шакалы… Я не доверяю им, – скептически заметил Каюм. – Быть может, нам стоит втереться в доверие, чтобы пустить их по ложному следу, вынудив таким образом перенести строительство базы и… – он щелкнул пальцами, вспоминая «иноземное» слово, – гео… геологоразведку подальше от Адыкера? А еще лучше было бы стравить их с местными дикими племенами. Конечно, аборигенам с военными не тягаться, но нервы они им потреплют основательно.
Ахмед усмехнулся изобретательности советника; его теплые карие глаза смотрели вдаль пристально и с долей отчужденности. Смуглое, обожженное местным солнцем лицо и проступающая на висках седина выдавали возраст – Фалиху оставалась пара лет до пятидесятилетия. Но несмотря на суровые условия жизни в пустыне и недостаточное медицинское обслуживание, он был в хорошей форме, обладал крепким здоровьем и довольно энергично и с энтузиазмом управлял поселением, будучи его незаменимым хакимом, то есть главой и высшим судьей. Авторитет его, как и прежде, был беспрекословен, однако после случившегося немногим более двух лет назад нападения аборигенов тау на Адыкер, приведшего к многочисленным смертям и разрушениям, Фалих лично принял решение о создании Собрания мусташаров[1 - Мусташар – советник, местная диалектическая производная от арабского], или Совета визирей, как иногда говорил народ, что было неверно, так как наличие визирей предполагало и наличие султана. Собрание организовывалось с целью более оперативного, продуманного и эффективного управления Адыкером, численность населения которого составляла около полутысячи человек. Совет-собрание мог временно взять на себя управление в случае болезни или смерти хакима, а также при отсутствии наследника либо в случае его слишком юного возраста. Глава обязан был выслушать мнение членов Собрания, при этом мог и не согласиться с ним. В свою очередь, мнение и главы, и мусташаров следовало довести до сведения населения и в случае, если народ принимал строну Собрания, в силу вступало именно его решение, но не хакима. Таким образом, власть Ахмеда перестала быть абсолютной – это был с его стороны вполне осознанный шаг. Впрочем, такого рода прецедента, как отклонение Советом и народом решения главы, еще не было, и в силу архаичности и патриархальности общества всё в Адыкере текло своим неизменным чередом. Из-за постоянного отсутствия младшего брата Ахмеда Фалиха – Бату – преемником власти предстояло стать его сыну Амману, но сейчас это был двухлетний ребенок, и в случае внезапной смерти Фалиха-старшего управление перешло бы к Совету до исполнения преемнику семнадцати лет. Сложившаяся ситуация весьма беспокоила хакима, он опасался, что советники в критической ситуации не сохранят единодушие, так как некоторые из них могут скрытно жаждать власти, соблазны которой очень сильны даже при почти полном отсутствии преференций у главы небольшом пустынного поселения.
Также Ахмед позаботился об усилении охраны Адыкера, об увеличении продовольственных запасов и о систематической доставке особо необходимых медикаментов со станции «Безымянная». Последний пункт исполнялся со скрипом, но все же для поселения это был прогресс.
Он снова навел бинокль.
– Думаю, твой метод слишком изощренный, Искандер. Я бы предпочел пригласить для переговоров с этими пришельцами людей с «Безымянной» и совместно убедить их о недопустимости строительства комплекса по соседству с нами. Они не уйдут с Тауруса, поэтому нужны переговоры.
Внезапно о камень чиркнул лазер, раздался хлопок и следом со злобным «шёпотом» зашуршали осколки обожженной породы. Все присели. Ахмед и Каюм спешно укрылись за изрезанной ветрами глыбой, а охранники достали бластеры и легли, заняв позиции. Через прицелы они молча наблюдали за происходящим на равнине, изредка обмениваясь между собой только им известными условными знаками. Повисла пугающая тишина, нарушаемая лишь отдаленным завыванием ветра. Ахмед осторожно показался из-за укрытия и снова достал бинокль, присмотрелся. Было видно, как работавшие под прикрытием военных люди побросали свои дела, а кое-кто даже поспешил укрыться внутри краулеров, что вызвало у Фалиха горькую усмешку.
У периферии строительной площадки, ближе к холмам, двое вооруженных мужчин в военной форме без отличительных знаков смотрели в их сторону и переговаривались. Один из них то и дело указывал на вершину холма, где находились адыкерцы, но стоило второму навести оружие, как охранник Фалиха открыл огонь. Завязалась перестрелка. Вылетали искры, дробились и рикошетили каменные обломки, поднялся дым с отвратительным запахом расплавленного минерала. Один из охранников схватил Ахмеда и, прикрывая собой, повел его вниз по склону на противоположную сторону холма, за ними в полусогнутом положении увязался фонтанирующий проклятьями советник. Со стороны стройки стреляли уже трое военных. Второй секьюрити Фалиха продолжал с остервенением огрызаться огнем, и тут его посетила идея…
На равнине раскатисто бахнуло. Вздулся огненный шар, и следом ударная волна стремительно расползающимся кольцом прокатилась по запыленной равнине – это находчивый охранник Фалиха попал в топливный отсек одного из краулеров. Машина взорвалась, разбросав покореженные обломки, ранив нескольких человек и выведя из строя одного дроида.
Стихло. Охранник с удовлетворением окинул взглядом «поле боя» и, закинув бластер за спину, торопливо спустился с холма. Несмотря на организованный разгром, он сообщил хакиму, что необходимо срочно оставить это место. Ахмеду это было не по душе, но он предпочел подчиниться охране, так как она объективнее оценивала ситуацию. Адыкерцы оседлали хауров и погнали их в сторону Адыкера.
Подскакивающий на спине вьючного животного Искандер нагнал Ахмеда и не без доли сарказма спросил:
– Вы все еще за переговоры, господин?
– Нет, полагаю, нужно силовое воздействие, – невозмутимо ответил Фалих-старший. – Но это только в силах «Безымянной». Необходимо усилить охрану поселения и сообщить о случившемся руководству базы.
– Да, господин, – поклонился мусташар. – Я поеду вперед и передам ваши распоряжения.
– Будь осторожен.
Каюм зацокал языком, постучал плеткой о широкий бок могучего животного, и хаур понес его к поселению, поднимая волны песка.
Глава 3. Дурная весть
Черкасов окинул взглядом открывшийся с лоджии живописный вид на Эрикон, шумно втянул своей широкой грудью несколько литров свежего воздуха и довольно потянулся до хруста в позвонках. Заныла отсиженная в звездолете поясница – вестник предательски приближающейся старости. Впрочем, для человека почти шестидесяти лет Дмитрий был в прекрасной форме, выглядел значительно моложе, был неизменно энергичен и физически крепок, поэтому вполне мог дожить до среднестатистических для современника ста двадцати лет. Мужчина вытолкнул из груди воздух и расслабленно облокотился на стальные перила парапета.
– Да, ребята, хорошо тут. Авенир – прекрасное место для исцеления души и тела, – геолог допил крепкий чай и повернулся к Дарье. – Весьма благодарен за гостеприимство!
Белых приняла у Черкасова пустую чашку и с улыбкой ответила:
– Мы очень рады вашему внезапному приезду.
– Я и сам не ожидал, что вместо отпуска меня командируют в Эрикон. Но командировка обещает быть недолгой – всего двадцать дней, после чего я вернусь на Землю, в Новороссийск. Сейсмически Авенир-2 не столь активен и в свете наложенного запрета на добычу здесь каких бы то ни было полезных ископаемых не представляет особого интереса для корпораций с Земли. Двухлетние экспедиции, как на Таурусе, здесь не предусмотрены.
– Ты можешь разместиться на все дни у нас в свободной комнате, – предложил Бату.
– Ребята, я вам признателен, – геолог приложил пятерню к груди, – но мне предоставили неплохую служебную квартиру. Работаю я увлеченно, до глубокой ночи и, полагаю, мое шарканье под утро тапками сорок пятого размера и звучное похлебывание чая не доставят вам особого удовольствия, особенно если кто-то из вас вернется из рейса. Бату в период студенчества жил несколько лет у меня в новороссийской квартире и испытал все прелести совместного проживания со мной.
Фалих улыбнулся, прислонившись спиной к парапету и сложив руки на груди.
– Я помню это время. После прибытия с Тауруса мне было нелегко, я мало что понимал и далеко не все происходящее на Земле мог принять, но твое терпение в отношении моих неврозов и систематических протестов компенсировало твое ночное шарканье.
Черкасов усмехнулся.
– Что же, зато теперь ты достиг многого, превратившись из юнца, бегающего по пустыне с луком наперевес, в пилота первого класса. Да… Кто бы мог подумать, что человеку из отсталого поселения за пределами Галактики удастся вырваться и подняться на такой уровень?..
Геолог быстро «ощупал» взглядом юношу, за которого несколько лет назад перед коллегами поручился и о чем ни разу не пожалел. Такой же импульсивный в движениях, поджарый, со смуглой кожей и колоритной внешностью. Типичные для населявших Таурус людей генетические мутации, казалось, еще сильнее проявились на его лице за прошедшие два года: миндалевидные глаза имели выраженный аметистовый цвет с прожилками красного; неестественно высокое переносье придавало его лицу инопланетные черты, ставшие за прошедший период нарочито точёными. Пытливый взгляд Фалиха утратил былую дикость, но необузданность по-прежнему проскальзывала в его движениях и словах, и Черкасов понимал, что образование, штурвал и космос не изменили природы этого человека, не лишили его увлеченности окружающим миром, не втянули в обыденность и не насытили. В Бату было много жизни – это была та самая энергия, которая даёт возможность созидать из ничего и разрушать до основания, и сейчас эта энергия тихо дремала в нем, но если бы только потребовалось – восстала бы, поднялась, словно морская волна, и безжалостно накрыла бы собой все вокруг. Эту природную силу родившийся на планете пустынь Фалих впитывал с рождения, черпая ее отовсюду: от света красного карлика, от ветра и песка, даже от пустынного зноя, и именно эта способность аккумулировать энергию в себе позволила ему кардинально изменить свою жизнь и добиться, казалось бы, невозможного.
Черкасов понимал, что в нем самом никогда не было такой энергии и не будет. Дарья тоже не владела этой силой, однако ее внутренняя уравновешенность, целеустремленность и склонность к анализу успешно балансировали необузданную энергию супруга.
– Вы очень помогли Бату в профессиональном росте, Дмитрий. Мы всегда будем благодарны вам, – сказала хозяйка дома.
Геолог провел пальцами по русой бородке.
– Благодарить меня не за что. Все это – заслуга вашего мужа. В думающую голову можно вложить много знаний, в пустую – вбить кое-что, в дурную – ничего и никогда. Я всегда придерживался мнения, что надо поддерживать того, кто стремится к знаниям.
Щурясь под солнцем, Черкасов всмотрелся в глубину видневшейся из-за верхушек деревьев долины. Витиеватые рукава разбившейся на несколько потоков реки тянулись между горными обрывами к горизонту, где растворялись в молочной дымке. Растительность лазурного, мятного и бирюзового цветов стелилась богатым ковром вдоль всей долины и щедро покрывала собой холмы, низины и ступенчатые обрывы, на которых был отстроен Эрикон. В воздухе витали ароматы цветущих кустарников и трав. Высокие и стройные, словно башни, деревья чередовались с коренастыми ширококронными соседями и так, произрастая в два яруса, зачастую создавали на улицах Эрикона «живой» арочный заслон от солнца и зноя. Пробивавшиеся вниз лучи света скользили по широким тротуарам и изящным небоскребам, рисуя паутину света и создавая иллюзию внутреннего свечения.
Поставив чашки на поднос, девушка передала его компактному домашнему дроиду и что-то тихо приказала. Робот ответил ей с ящичным призвуком и удалился с лоджии.
Бату смотрел на супругу одурманенным влюбленным взглядом. Легкая ткань летнего платья струилась вниз, подчеркивая ее стройную фигуру, асимметричная короткая стрижка была Дарье к лицу. Чистый воздух Эрикона нанес на ее щеки румянец и добавил блеска глазам. Дарья приблизилась к Бату, и он сразу оживился, подавшись вперед и коснувшись ее руки.
– Мне бы хотелось прогуляться, – сообщила она. – Я оставлю вас на час. Думаю, вам есть что обсудить, ведь вы не виделись два года.
Черкасов запротестовал:
– Ну уж нет! Лучше мы с Бату разомнемся, а вы отдыхайте. Кстати, как обстоят дела с местными питейными заведениями? Должно же в этом сонном царстве заповедного покоя и умиротворения быть хоть одно злачное место! – предвосхищая реакцию Белых, Дмитрий поднял руку в успокаивающее жесте. – Дарья, обещаю вернуть Бату в кондиционном виде.
– Боюсь, ты перепутал груз и курьера, – с улыбкой заметил юноша, намекая геологу на его «продуктивные» выходные, случившееся три года назад под Ялтой, когда Черкасов перебрал с алкоголем, свалился в воду с пирса и встретился затылком с подводной галькой. Встреча завершилась в пользу последней со счётом 3:0 – в больнице на затылок геолога врачи наложили три шва. В качестве бонуса он получил выразительный синяк на скуле, когда с уже разбитым затылком под ударом волны наткнулся на опору пирса. Примечательно, что даже после этого «разогретый» Черкасов не только не сдал свои позиции, но принялся менторским тоном дискутировать с опорой пирса, заочно с теми, кто этот пирс построил, с окатывающими его волнами и, наконец, с плавающими в воде рыбами. С пафосным красноречием он рвался в бой. Собственно, раунд мог бы закончиться куда плачевнее для ныряльщика, если бы Бату не сдержал его порывы пересечь Босфор, дабы штурмовать Анатолийскую крепость Стамбула, и не вытащил его из воды. Уже на берегу позабывший о злосчастной опоре Черкасов громогласно припомнил туркам их «варварское османское прошлое», потребовал отдать Константинополь и принялся пророчить «османам» утерю станций на спутниках Юпитера, что базировались там наряду со станциями других стран для промышленной добычи газа с поверхности гиганта. «Выступление» Черкасова было завершено строфой кого-то из классиков и вызвало вялые аплодисменты среди полусонных отдыхающих. Позже Фалих доставил геолога в больницу, где тот декламировал уже собственные стихи «штопающему» его затылок киберножу и утомленным медикам. К вечеру юноша привез Дмитрия в гостиницу, куда они ранее заселились; там мужчина резко стал вялым, апатичным и вскоре погрузился в крепкий сон.
Наутро у Черкасова наступил этап звенящей головной боли, осознания и самобичевания. Справедливости ради надо отметить: за все годы, что Бату знал Черкасова, такой случай был единичным и носил случайный характер. Дмитрий просил адыкерца не распространяться о случившемся, и юноша не нарушил своего молчания. Дарья не знала, что скрывалось под ответом супруга.
Услышав реплику Фалиха о грузе и курьере, Дмитрий изобразил удивление: положил пятерни на выгнутую колесом грудь, выпучил глаза и картинно вытянул шею.
– Monsieur, je suis un honn?te homme![2 - Месье, я порядочный человек! (фр.)]
– Иншаллах![3 - Если Бог пожелает! (араб.) Здесь в значении «Дай Бог!»] – ответил пилот с выразительным глухим «х» на конце, такое произношение было свойственно жителям Тауруса – потомкам выходцев с Аравийского полуострова.
– Бату не подходит в компаньоны для распития спиртных напитков, – сказала Белых. – Он ведь мусульманин, а Коран не приветствует алкоголь. И даже при довольно либеральном отношении в Адыкере…
– Да знаю, знаю, – с досадой отмахнулся геолог. – Пара глотков местного вина – это все, что он позволял себе в родном поселении в праздник. Да и жаркий климат Тауруса не способствует распитию горячительного. Но я куда более грешен и не откажусь от чего-нибудь покрепче. На Таурусе ситуация с алкоголем, знаете ли, оставляет желать лучшего, а пить в одиночестве в Новороссийске мне не захотелось.
– Здесь нет баров, но думаю, я знаю, куда нам стоит пойти, – сообщил Бату.
***
В полусумрачном, наполненном перемешавшимися запахами жареного мяса, спиртного, кофе и копченостей помещении было довольно шумно: под неразборчивый говор и гогот присутствующих посетителей с большого экрана лилась болтовня – транслировались новости, полученные с Земли. Мощный сигнал передавался из Солнечной системы через гиперпространство лишь дважды в сутки, что не позволяло развиться информационному голоду, но уберегало жителей Эрикона от стресса. V-образная подсвеченная стойка баристы и бармена в одном лице находилась под светящимися заострёнными арками у входа в обеденный зал и отделялась от обеденной зоны декоративным водопадом по стеклу. Такое размещение располагало визитёров к откровенным беседам.
Мужчины заняли высокие барные стулья. Черкасов пробежался взглядом по полкам с ровными рядами банок с листовым чаем, молотым кофе и немногочисленными бутылками с алкоголем и указал на пузатую бутылку коньяка. В зале снова грянул хохот и посыпались остроты. Несколько утомленный атмосферой бармен-бариста вяло кивнул геологу. Наполнявшая очередную чашку кофемашина натужно шипела и распространяла в помещении головокружительным аромат свежемолотого кофе. Бармен протер зеркальную поверхность столешницы, положил салфетку, поставил рюмку и наполнил ее алкоголем. Черкасов немного помедлил, затем поднял рюмку, глядя на Фалиха и символично чокаясь за его здоровье, и сделал глоток. Бату предпочел чай.
– Ну, как семейная жизнь? – поинтересовался мужчина. – Ваш дом выглядит благополучным.