– Вместо мамы? Шурочка, уймись – кругом полно хорошеньких девчонок. Крути романы со сверстницами!
– «На тебе сошелся клином белый свет», – красиво пропел подросток и, как само собой разумеющееся, пообещал: – Не вышло штурмом, будем брать осадой.
– Не дерзи! – одернула его Мила.
– Классику читать надо, – Александр резко развернулся и пошел прочь. – Помяни мое слово: ты еще не раз за мной побегаешь! – выкрикнул он на прощание.
Мила горько усмехнулась. Самоуверенности подростка можно было позавидовать. Хотя его влюбленность тешила самолюбие, а порой даже вдохновляла, было необходимо держать дистанцию. Нравственность никто не отменял. Мальчишку понять было можно: гормоны пляшут – сносит крышу. Но ей-то далеко не семнадцать! Педагог и ученик – не просто моветон, серьезная статья уголовного кодекса. И никто слушать не станет, что он штурмовал ее, как Суворов неприступные Альпы. В отчаянии Мила бросила розу в грязную лужу. Хотелось, чтобы рядом было сильное плечо, а не безусый юнец. И пусть он вел себя, как разудалый мачо, возраст говорил сам за себя. От обиды хотелось плакать. Ну, почему судьба так беспощадна?
Дни один тоскливее другого оптимизма не добавили. Спасала работа – заказ к юбилею партийного секретаря не позволял расслабляться. Шедевра от нее никто не ждал, но Мила посмотрела на портрет чинуши, полистала иллюстрации к рассказам Тургенева и Бианки и изобразила охотника во всей красе. Благо, ваза была метровой высоты и не ограничивала простор для творчества. Кто только не приходил полюбоваться на ее работу. Бригадир хмурил лоб, понимая, какая головная боль всех ожидает в скором будущем – количество желающих получить оригинальные подарки резко возрастет, одной Миле новый фронт работ не одолеть, придется подключать других мастеров. Одного их энтузиазма будет недостаточно – приезжая слишком высоко подняла планку. Степаныч присел и рассмотрел рисунок ближе:
– Охота тебе, Яремчук, писать такое диво! Завалят после этого заказами.
– Сами же эскизы начальству вызвались везти.
– Бес попутал! – с сожалением признался старик. – А ты могла бы черкануть чего попроще. Ладно, пора тащить вазу на обжиг. Где Журавлева? Пусть кличет своего Кольку.
– Она у нас теперь не Журавлева, а Гриценко. Али ты, Степаныч, позабыл, как мы нашу Светку пропивали? – со смехом подколола Маня. – Голова, поди, трещит?
– Ты бы лучше так справно кисть держала, как языком мелешь. Не накинешь на роток платок, лишу премии! – пригрозил бригадир.
– Иди-ка ты, дружок, на …хутор дальний, – огрызнулась тетка.
Степаныч подхватил вазу и исчез за дверью. Маня потянулась и зевнула:
– Одна ты у нас, Людка, в девках засиделась…
– Беру пример с вас, тетя Маня, – уколола в ответ напарница.
Женщина запнулась на полуслове и тяжело вздохнула.
– Не засидись, подруга, в вековухах, – поддержала разговор Светлана. – Вон Славка из штамповочного по тебе сохнет. Чем не пара? Квартира есть и мотороллер.
– Больно много он за воротник закладывает, – огрызнулась Мила.
– А у нас непьющих нету. Тверезым им не баб, а граммы или литры подавай, – опять подала голос Маня.
– Выйду удачнее других! – не удержалась от бахвальства Мила.
– За инженера? – усмехнулась Света. – Так у него алименты на троих детей от двух прежних жен. А новый доктор уже дитем на стороне обзавелся, того и гляди распишется.
– А ты у нас знаток по кривотолкам?
– У нас тут, Мила, все, как на ладони. Не спрячешься, не скроешься – заметят то, чего и нет, – сочувственно вздохнула Маня, глядя на часы. – Рабочий день закончен, что нам спорить? Айда скорей, девчата, по домам.
Она встала первой и распахнула форточку. Светлана сухо попрощалась и ушла. Маня выглянула в коридор и, убедившись, что их не слышат, кивнула на окно:
– Твой ухажер снова забор подпирает. Сказала б ты ему, чтобы глаза народу не мозолил. Ославят – не отмоешься. Тебе это надо? Да и какой тебе от пацаненка прок? Попыхтит, потискает и обмочится на радости. Случись что посерьезнее, его мамаша в два счета в порошок тебя сотрет. У нее такие связи – сгниешь среди снегов и сосен.
Щеки молодой собеседницы запылали румянцем. Она выглянула в окно. К проходной под зонтами спешили люди. Как только дверь распахивалась, Саша бросался навстречу каждому. Мила отвернулась и как бы невзначай уточнила:
– Теть Мань, а кто у него мать?
– Второй секретарь. Почитай, весь район под ней. Знаешь, какое у нее прозвище? Салтычиха. За дитятко свое ненаглядное она порвет любого. Вылетишь на раз-два.
Мила задумалась – такого поворота событий она себе не желала. По стеклу с новой силой забарабанил дождь. Забыв попрощаться, девушка взяла пальто и закрыла за собой дверь. Глядя ей вслед, Маня печально вздохнула.
Вдоль проходной отчаянно метался Александр.
– Я думал, упустил тебя. Чего так поздно?
– Дела, – отмахнулась Мила. – Влюбилась, может быть.
– Не зли меня напрасно, – предупредил парень, с трудом справляясь с эмоциями.
Мила ускорила шаг и свернула в парк – ей не хотелось, чтобы их видели вместе. Поклонник не собирался отставать. Терпению Милы пришел конец. Она остановилась.
– Саша, а ты не боишься, что я пожалуюсь твоей матери?
– Телефон подсказать?
Девушка посмотрела на него, не скрывая любопытства.
– Что это значит?
Вместо ответа Александр неуклюже сгреб ее в охапку и стал целовать. Мила вырвалась и с силой оттолкнула незадачливого воздыхателя.
– Тебе мало сверстниц? – мрачно уточнила она.
– Мне нет до них дела – я тебя одну люблю, – по слогам произнес парень.
– Мальчик, а тебя не волнует мое отношение?
– Постольку поскольку.
– Это почему же?!
– Потому, что мужчина не должен бояться трудностей!
– Дурачок ты, а не мужчина, – чуть не расплакалась Мила.
– Однако же я тебе нравлюсь, – пошел в атаку Саша.
– С чего ты взял?
– Чувствую, – он раскрыл зонт, всучил его Миле и побежал прочь. – И все равно ты никуда не денешься и станешь моей! – прокричал уже издалека.
Озадаченная и растерянная девушка в недоумении долго смотрела ему вслед. Какого рожна судьба в который раз играет с ней злую шутку, взгромоздив на ее хрупкие плечи желторотого юнца? Ответа не было. Дождь становился сильнее. Не хватало только заболеть. Мила подняла воротник и поспешила к автобусной остановке.