Когда мы вернулись в холл, на столиках уже белели бланки, и народ усердно их заполнял. Пенкин сидел перед своей бумажкой с брезгливым выражением лица.
– Где ты ходишь? Я что, вместо того, чтобы отдохнуть с дороги, должен ждать, пока ты нагуляешься?
– Виктор Алексеевич, сейчас заполню, – присела я к столу.
Блин, развопился, такое настроение спугнул. Я быстренько списала данные наших паспортов, написала, что прибыли из Москвы и поставила завтрашнюю и сегодняшнюю дату. Всех дел на пять минут, и чего орал, спрашивается? Английский в школе надо было учить!
Портье за стойкой, получив от меня бланки, протянул ключ. Это он что, нас с Пенкиным в один номер селит?
– Нет, – замотала я головой. – Ноу. Алёна, скажи ему, что мы с тобой в одном номере, а то он меня с Пенкиным хочет определить!
– Ви а тугезе ин уан аппатмент, – протянула Алёнка свой бланк, и портье, улыбнувшись, дал мне другой ключ. – Пошли, подруга. Сумки можешь не тащить, принесут. Витя, иди, ключ от номера возьми, ты живёшь на пятом!
И мы пошли к роскошному лифту мимо Пенкина, смотревшего на нас ошарашенным и обиженным взглядом. Так смотрят дети, которым пообещали катание на карусели, и даже в парк привели, да так и оставили сидеть в стороне на скамеечке.
– Ты знаешь, мне его даже жаль немного стало. – сказала я. Лифт поднимался медленно и плавно. На безупречной серой стене было выцарапано русское слово из трёх букв. Это в Тунисе-то, где ещё кроме нас и нашего гида – как его зовут-то? – никто и слова не сказал по-русски!
– Иди, пожалей, он через три номера от нас жить будет, – подмигнула Алёнка.
– Да ну тебя. Просто он с таким лицом сидел, будто его в лучших чувствах обманули.
– Переживёт. Мужиков нельзя жалеть, они от этого на голову садятся. А портье-то как нам улыбался, а? Наверное решил, что мы лесби.
– С чего вдруг?
– Ну, с мужиком спать не хочешь, ко мне просишься. Ха, и Танька с Иркой тоже за лесбияночек сойдут!
Номер был очень красивый: светлый, с балконом, ванной комнатой. И огромной двуспальной кроватью под золотистым покрывалом. Ё-моё, вот это ложе любви!
– Ну, может быть, всё-таки к Пенкину пойдешь? – толкнула меня локотком Алёнка и во весь голос захохотала в ответ на мою возмущенную гримасу.
Глава 4
Всю ночь за окном грохотала гроза – молнии сверкали неоновым светом не хуже, чем у нас в России. Алёнка похрапывала, свернувшись клубочком под своей частью одеяла, – одеяло на этом королевском ложе было одним, но огромным, – а я завидовала её крепкому сну. Меня гроза разбудила. Вечером мы обе, уставшие от перелёта и обилия новых впечатлений, заснули сразу, даже в вечерних развлечениях в холле не стали участвовать. А сейчас, среди ночи, сна у меня не было ни в одном глазу.
Я встала, подошла к окну. Ливень хлестал плотным потоком, судя по звуку, заливая балкон. Только по звуку и можно было судить – темнота за окном была абсолютная, глухая, чёрная. Про такую, что ли, говорят «тьма египетская»? Хотя в данном случае – тьма тунисская. Надо же, первая майская гроза, и я встречаю её в Африке.
Отгрохотав, гроза ушла куда-то дальше, ливень сменил звук на тихий шёпот, я уснула. А утром проснулась от лучей, бьющих в лицо сквозь отодвинутую ночью штору. Oпять выглянула в окно и ахнула: картина открывалась потрясающая! За окном виднелись деревья в фантастических малиновых и белых цветах, а дальше – лазурный кусочек моря. Алёнка дрыхла, а я быстро оделась, подхватила фотоаппарат и побежала эту красоту фотографировать.
Свой цифровик – пожалуй, единственный доход от сетевого бизнеса – я купила ещё в Челябинске за солидную для меня сумму и взяла с собой в Москву. Зачем – не знаю. Наверное, чтобы делать фотолетопись своего знакомства со столицей. Новый город, новые впечатления. Если уж в Челябинске, где выросла, и где всё знакомо, я умудрялась такие моменты подмечать, что мама поражалась, а местная газета брала мои снимки на фотоконкурс «Город и горожане», то в столице, думала я, будет столько всего «вкусненького»! Но со всеми моими хлопотами первых недель – поиски жилья, работы, привыкание к Пенкину, опять поиск жилья и обустройство – мне было не до фотографирования. А когда узнала, что еду в Тунис, тут же вспомнила про своего дружочка.
Первый снимок я сделала в самом отеле. Очень уж хорош был их зимний сад: пальмы и кустарники росли в полную высоту на площадке, вокруг которой галереями располагались этажи с номерами. Яркая зелень изумительно сочеталась с бежево-коричневой гаммой интерьеров. Особенно меня умилили плафоны настенных светильников, напоминавшие половинки амфор из простой обожжённой глины. А когда я вышла на вчерашнюю террасу, то и вовсе замерла, впитывая красоту утра. Сколько всего! Залитый дождем бежевый камень террасы и лужи, где отражаются небо и гнутые кованые ножки изящных стульев. Ступени, красиво сбегающие к нижней площадке, где сбились в кучку столики и скамьи. Голубой бассейн с белым изгибом окантовки. Если встать вот так, то в кадр попадает часть крыла отеля, и кажется, что одни линии дублируют другие, а голубизна бассейна – словно кусочек моря.
Снимая всё, на что падал взгляд (в номере посмотрю, что не удалось – сотру), я добрела до моря. Люди по дороге не попадались, видимо, рановато было для них в семь утра вставать. Или знают, что после ночного ливня делать у моря нечего. Просто гулять неприятно, не то что загорать. Вода холодная, пляж завален водорослями. Водоросли тянулись тёмным воняющим йодом валиком вдоль всей прибрежной полосы, и вдалеке уже появился маленький бульдозер, который деловито сгребал их в стога.
– Привет! Тебе тоже не спится? – спросили за спиной, и я оглянулась. Ирина.
– Привет. Утро какое красивое!
– Да, здесь хорошо, – кивнула она и начала раздеваться. – Я искупнусь. Пойдешь со мной?
– Нет, вода холодная.
– Нормальная, градусов шестнадцать, – потрогала она воду ногой. Поправляя трусики бикини, пошла в море, – я успела камерой поймать момент, как она входила в воду. Вот ведь моржиха! Через несколько шагов поплыла. Плавала не меньше четверти часа, – бульдозер подобрался совсем близко, когда она вернулась.
– Слушай, отличная вода! Только вначале кажется холодной, а потом так здорово! Окунись не бойся!
Она выглядела абсолютно довольной, стряхивая капли с волос. А я, глядя на её спортивную фигурку и потемневшие от воды волосы, поняла, что Ирина совсем молодая ещё. Вчера в аэропорту мне показалось, что ей за сорок. А она просто выглядела уставшей. А то, что я приняла за седину, оказалось мелированием.
– Ир, а сколько тебе лет? – решила проверить я.
– Тридцать шесть, а что?
– Да просто сегодня ты лет на десять моложе себя вчерашней.
– Потому что расслабилась и отдохнула. Все проблемы в Москве оставила.
Она быстро оделась и накинула на голову полотенце:
– В воде тепло, снаружи холодно. А тебе сколько?
– Тридцать семь.
– Да? Тогда ты тоже сегодня выглядишь гораздо моложе вчерашнего. Ну что, пошли завтракать? Через пятнадцать минут ресторан откроют.
Мы вернулись в отель. Ирина пошла переодеваться, а я – отпирать Алёну. Ключ от номера был один на двоих, дверь не захлопывалась, так что мне пришлось закрывать её снаружи и носить ключ в кармане.
Алёнка ещё не встала, хотя уже проснулась.
– О, привет, ранняя птичка. Ты что, бегаешь по утрам?
– С фотоаппаратом ходила. И вообще-то – пташка.
– Кто пташка? Ты? – Она потянулась и стала шарить на тумбочке сигареты.
– Говорят «ранняя пташка», а не птичка.
– Да пусть говорят, что хотят, – отмахнулась Алёна, нашарив пачку и вытаскивая сигарету. – Как на улице?
– Красиво. И не жарко. А ночью гроза была. Ты слышала?
– Не-а, я отсыпалась, – зевнула Алёна. – Я ведь прошлую ночь не спала почти, мы с Олькой Крестовской в ночной клуб ходили, гудели почти до утра. Я вчера еле успела сумки собрать.
Она щелкнула зажигалкой и закурила.
– Знаешь Крестовскую?
– Нет. А кто она?