Люк у моря

– Где он?

– Ушёл вон туда, – Диана показала в сторону Мосфильмовской.

– Давай сделаем так: когда мы в следующий раз будем встречаться, ты специально опоздаешь минут на десять-пятнадцать, чтобы я тебя ждал, а не наоборот, ладно?

– Ладно. – Диана потупилась, а потом рассмеялась. – Ты удивительный! Наверное, единственный в мире мужчина, который сам предлагает девушке опаздывать на свидание.

– Ну, наверное, не единственный… Куда ты хочешь пойти?

– Давай просто погуляем в том парке, – Диана указала на сквер напротив китайского посольства, тянущийся вдоль улицы Дружбы. – Я слышала, там пруд есть, и лебеди раньше жили.

– Жили, да. Прекрасные белые лебеди. – Роман горестно усмехнулся. – Пока один идиот не допился до белой горячки и не свернул им шеи.

– Как ужасно! Его нашли?

– Нашли. А что толку? У нас закона нет, чтобы наказывать за убийство птиц.

Молодые люди перешли на противоположную сторону Ломоносовского проспекта и углубились в парк. Роман оживился:

– Когда я учился на первом курсе, китайское посольство – вот это здание, видишь? – несколько месяцев стояло в чернильных подтёках. Все стены были изукрашены разноцветными чернилами. Тогда погибло больше тридцати наших пограничников на острове Даманском. Московские студенты устроили акцию протеста в ответ на китайскую провокацию. Приехали не только из МГУ, но и из других институтов. Многие прибывали со своими чернильницами, а те, у кого их не было, могли купить по пути от Киевского вокзала до улицы Дружбы. Специальные такие лавки стояли вдоль маршрута следования. Получается: булыжник – оружие пролетариата, а чернильница – орудие студенчества.

Диана внимательно вглядывалась в стены посольства, как будто рассчитывала увидеть на них следы прошлых событий. Роман продолжал:

– Я думаю, что китайцы специально долго не замазывали чернильные пятна: боялись, что студенты опять бросаться будут. Решили подождать, пока ситуация устаканится и потом все пятна заодно почистить. Любопытно, но с метанием чернильниц связаны и другие истории в студенческой жизни. Мне одногруппники рассказывали. Физики и химики на первых двух курсах жили в корпусах ФДС[3 - ФДС – Филиал Дома Студента] напротив друг друга. Корпуса стоят не так уж близко. Ну, ты знаешь. Так вот, студенты физфака и химфака, бывало, устраивали раз в год баталии. Некоторые «снайперы» умудрялись докинуть чернильницы до соседнего корпуса. Не знаю, как у химиков, а наша молва приоритет отдавала, конечно, физикам.

– Весёлая жизнь у студентов!

– И не говори. Всегда такая была. Мама одной сотрудницы в нашем институте училась в Ленинградском университете тридцать лет назад. Тоже астроном. Так у них в студенческом фольклоре даже была такая песенка: «От сессии до сессии живут студенты весело, а сессии всего два раза в год».

Некоторое время шли молча, любуясь разноцветными осенними листьями. Кое-где на деревьях ещё блестела прозрачная серебристая паутина, развешанная трудолюбивыми членистоногими для потомства, покидающего родительские коконы. Ещё не все юные паучки разлетелись на этой паутинке в осенние дали. Молодые люди дошли до прудика, усеянного опавшими листьями.

– Это тот самый пруд, где когда-то жили лебеди.

– А почему их опять не запустили сюда? Я смотрю, даже домик лебединый остался.

– Не знаю. Наверное, опасаются, что любитель лебедятины до сих пор жив.

Диана зябко поёжилась. Это движение не ускользнуло от Романа. «Совсем лёгкая куртка, – подумалось ему. – У неё проблема с одеждой».

– Сегодня прохладнее, чем вчера. Скоро зима. Более тёплой куртки у тебя нет?

– Пока нет. Собираюсь поехать в магазин, но всё некогда. Стараюсь не пропускать лекции и семинары, даже пообедать не всегда удаётся до конца занятий. – Диана спохватилась и предложила: – Давай сменим тему. Нам лекции по матанализу читает замечательный и весёлый лектор. Сейчас проходим дифференциальное исчисление, так он вместо dx/dy пишет на доске dю/dщ. Все уже в курсе этой его невинной шалости и с замиранием сердца ждут, когда он начнёт писать производные. Сразу улыбаться начинают и в ладоши хлопать. А он, как артист на сцене, прохаживается вдоль доски и расцветает, впитывая в себя весёлые смешки и одобрение студентов.

Диана с восторгом рассказывала о любимом лекторе, но лицо её при этом оставалось грустным. Не будет же она говорить Роману, что стипендии ей едва хватает на еду! Обед – сорок или даже пятьдесят копеек, да ещё завтракать и ужинать надо. А какие там завтраки и ужины? Бутылка кефира с булочкой утром, чай с бутербродами вечером. На тридцать рублей в месяц особо не разгуляешься. Но Роман понял без слов.

– А ты не пробовала обращаться за материальной помощью в студенческий комитет?

– Что ты! Неловко.

– Ничего в этом особенного нет, – начал убеждать девушку Роман. – Я понимаю, тебе не хочется писать в заявлении «в связи с тяжёлыми материальными обстоятельствами», но это дежурная фраза, все это так и воспринимают. Тем более ты же не кутить в ресторане собираешься, а куртку покупаешь. Так и напиши: «для покупки тёплых вещей». Всё будет нормально, вот увидишь. Раз в семестр студент имеет право просить о помощи. В деканате знают, что у тебя родителей нет, обязательно помогут, – убеждённо заключил молодой человек.

Диана благодарно посмотрела на него:

– Спасибо, Рома. Я напишу. Действительно, холодно на улице становится.

– А я с тобой могу съездить в магазин «Весна» на Ленинском. Там хорошие женские вещи продают. Моя мать всегда там покупает. Договорились?

– Да.

Прошли всю улицу Дружбы и вышли на Университетский проспект. Роман наконец решил задать вопрос, который вертелся у него на языке:

– Скажи, Диана, тебе удаётся высыпаться?

– Не очень. Иногда сплю по четыре часа. Задачки очень сложные, по полночи решаю. Это ещё у нас интегралов пока нет. Лектор пугает: дифференцированию, говорит, и зайца научить можно, а вот интегрирование – это искусство.

– Если сразу не получается решить, бросай, не ломай голову, – убеждённо посоветовал Роман. – Лучше высыпаться, полезнее будет.

Роман приобнял девушку за плечи, и она на мгновение прижалась к нему.

– Пойдём обратно. Холодно. Я чувствую – ты вся дрожишь.

Глава 4. История, рассказанная Глебом

– Глеб, ты действительно не помнишь ничего из своего пребывания на Люкморе? А как же запомнил само название планеты? Странно это. Тут помню, там не помню… Как переносился туда и обратно на Землю, тоже не можешь рассказать.

– Ты что, Ромка, мне не веришь?

Похоже, молодой человек, который задал этот вопрос, всерьёз обиделся. Он резким движением откупорил бутылку коньяка и налил себе в стакан на полпальца, не предложив собеседнику. Потом, так же порывисто, выпил содержимое и понюхал дольку лимона, но откусывать не стал, хотя и старательно поморщился.

– А ещё друг, называется! Я тебе как на духу, а ты…

– Да верю я тебе! Просто это действительно странно – одно ты помнишь, другое не помнишь. Могли бы полностью тебя памяти лишить, когда отпускали обратно на Землю. Зачем ты им здесь нужен с обрезанными воспоминаниями? Горе-спецагент, резидент несостоявшийся!

– Ну-ну, ты полегче. – Глеб остыл и решил восстановить справедливость, наливая Роману в опустевший стакан золотистую жидкость, по мнению некоторых знатоков слегка отдающую клопами. – Может, в этом моя сверхзадача как раз и состоит: своим возвращением доказать тебе, что бояться нечего. Склонить, так сказать, к сотрудничеству.

– Вербуешь меня, что ли? – Роман от возмущения чуть не поперхнулся коньяком.

– Ты уже завербован. И не надо делать такое гневное лицо! Уже одно то, что ты не пустился во все тяжкие, не запил по-чёрному, не бросил работу и продолжаешь ходить в институт, говорит о том, что ты принял их предложение. А они тебе помогают продвигаться вверх по служебной лестнице. Диссертацию тебе уже предложили защитить?

– Да. Но откуда ты..?

– Видел я твоё так называемое «досье». Вернее, план внедрения. Там чётко сказано: «Покровский Роман. Земля. 1983 год местного солнечного времени – защита докторской диссертации».

– Постой-постой! Какой докторской? Я же ещё не кандидат наук даже!

– Ничего не знаю. Что видел, то и говорю. А что, не бывает так – чтобы сразу в доктора наук, минуя кандидатскую степень? – поинтересовался Глеб.

– Бывает, что присуждают по итогам защиты сразу докторскую. Но очень редко. Надо сделать большое открытие в науке и при этом умудриться ни с кем из диссертационного совета не испортить отношений.