– Нет, – нашла в себе силы Энн.
Террелл отстранился и продолжил расстёгивать пуговицы. Вот последняя. Энн дышала так тяжело, что, казалось, скоро начнёт задыхаться. А Террелл не торопился, о, нет, только не он!
Сорочек было три. Самая верхняя застёгивалась на потайные пуговицы, и Террелл принялся расстёгивать одну за другой. В темноте Энн не видела его лица, но знала, что он улыбается. Руки Террелла скользнули по её талии и он расстегнул юбку. С шуршанием поднял её вверх. Сердце Энн бешено забилось, но это было только начало. Вот застёжки второй сорочки. И яркая нижняя юбка из зелёной тафты. Террелл снова опустился на колени, чтобы развязать завязки, которые скрепляли слои юбок. Благодаря этим завязкам юбки так плотно обтягивали ноги спереди. Энн опустила руки Терреллу на плечи. У неё были холодные пальцы: в библиотеке царила прохлада. Террелл повернул голову и поцеловал её в запястье. Движение невинное, но на коже как будто распустился огненный цветок. Террелл поцеловал ещё раз. Лизнул место поцелуя. Энн одёрнула руку, и Террелл поднялся на ноги. Поймал её запястье, поднёс к губам и принялся целовать её пальцы. Один за другим, так же неторопливо, как расстёгивал сорочку. Сначала мизинец, потом указательный палец, потом безымянный и средний. Нежно, чуть посасывая, а потом дразня языком. Кожу покалывало от таких прикосновений, и Энн задыхалась в своём тесном корсете.
– Не надо, – простонала она. Слабели ноги и она была принуждена ухватиться за его обнажённое плечо.
Террелл выпустил её руку и вернулся к одежде. Он снял ещё одну нижнюю юбку и после неё отцепил от талии cage, ту конструкцию, которая помогала дамам образовывать модный силуэт. Требовательно сжал ягодицы, прижимая женщину к себе. Энн не сопротивлялась, она послушно ухватила его за плечи. Руки-предательницы скользнули по широкой спине мужчины. Он принялся оглаживать Энн сзади, и у неё перехватило дыхание.
– Прошу тебя, – простонала она, задыхаясь.
Новый смешок.
Он же обещал не смеяться!
Он отстранил её и стащил через её голову последнюю надетую поверх корсета сорочку.
– Пожалуйста, – простонала она.
– Да?.. – с еле уловимой усмешкой спросил он.
– Пожалуйста.
– Да?
– Да!
Он распустил завязки на последней нижней юбке. Она была тонкая, нежная, украшенная вышивкой и кружевными оборками. Юбка упала к босым ногам женщины и Энн переступила через неё. Положила руки на плечи Терреллу и требовательно посмотрела ему в глаза. Вернее, направила взгляд туда, где были его глаза. Видеть в темноте она так и не научилась.
Террелл взялся за бюск на её корсете, сжал. Она подавилась стоном и тут же его перекрыл вздох облегчения. Тиски, которыми было сковано её тело, наконец-то распались. Она казалась себе моллюском, которого извлекли из раковины. Нежное тело не могло держать само себя. Вот-вот она упадёт к ногам…
Энн сделала шаг вперёд, начала падать и Террелл подхватил её, прижал к себе. Сквозь тонкую ткань нательной сорочки его тело обжигало. Правой рукой Террелл продолжал удерживать женщину от падения, левая скользнула по тонкой ткани панталон, нашарила разрез внизу… Энн зажмурилась, вжимаясь в плечо своего мужчины. Это было – как будто там пробился родник и от него по телу расходились волны почти невыносимого наслаждения. От этого слабели и подгибались ноги.
И вдруг пол снова ушёл из-под ног. Энн подумала, что ей это кажется, но Террелл отстранился и по обнажённому телу (когда он успел?) скользнула прохладная ткань. Энн узнала свою сорочку. Террелл перенёс её в спальню.
– У тебя завтра встреча с леди К***, – напомнил демон, подталкивая женщину к кровати. – Тебе надо выспаться.
Тяжело дыша, Энн протестующе взвыла. Тело скручивало нестерпимое желание. Уснуть после этого?!
Террелл мягко опрокинул Энн на кровать. Она попыталась удержать его, но демон струйкой дыма выскользнул из её объятий и подоткнул одеяло.
Энн попыталась высвободиться, но демон прижал одеяло с двух сторон и заставил её лежать неподвижно.
– Пожалуйста! – взмолилась женщина, но Террелл только усмехался.
– Тебе не говорили, что смирение желаний возвышает душу?
Спорить было бесполезно. Это Энн поняла с самого начала их… знакомства.
В их местности в графстве Л*** всё было как у всех, кроме одного. Проклятого дома возле болота. Детям запрещалось о нём расспрашивать. Нельзя было смотреть туда, подходить близко. Заглядывать в окна. Мальчишки на спор подбегали и стучали в его двери. Если кто-то пропадал, то говорили, что он пропал в Доме, что нахальный паренёк не в добрый час постучался в дверь, она открылась и высоченный дворецкий с мёртвым голосом затащил несчастного внутрь.
Это было неправда.
Некоторые пропавшие мальчики сбегали во флот, другие тонули в болоте. Одного до смерти забили бродяги.
Тайну дома знали девушки, да-да, приличные девушки из хороших семей. Они шептались об этом перед зваными вечерами, обсуждали, что там происходит, в комнате для рукоделия, делились тайнами Проклятого дома перед сном. Секрет состоял в том, что раз в сколько-то лет – когда вокруг луны три дня держится дымка, – всегда летом, всегда в ясные ночи, двенадцать девушек и ещё одна тайком покидали свои дома. Никто им не мешал: родители, слуги, все спали. Они собирались у Дома. Исчезали доски с заколоченных окон, горел свет, звучала музыка, но музыкантов нигде не было видно. Зато были кавалеры, и их было всегда двенадцать и один. Одетые по последней моде, галантные и приветливые, они ждали девушек, чтобы пригласить их танцевать.
Волшебный бал, из тех, о котором мечтает каждая.
Музыка, улыбки, танцы…
Сказка, которая случается только раз в жизни. В следующий раз сюда придут другие.
Правил всего два. Первое простое: ничего не есть и не пить. Даже если проголодалась. Даже за весь день во рту и крошки не было. Даже если разгорячилась от танца. Второе… второе было сложнее. Ровно в полночь часы начинали бить. Тогда умолкала музыка, стихали разговоры, распадались пары. Надо было простоять, пока не пробьют все двенадцать ударов и тогда – бежать. Бежать со всех ног. У девушек была всего минута, чтобы выскочить за дверь. Удрать и тогда всё будет хорошо. Проклятый дом останется запертым и сохранит свои тайны. Девушки вернутся домой и никто не узнает, куда они ходили. Всё будет хорошо, надо только дождаться двенадцатого удара и пуститься бежать.
Энн – её действительно звали Энн – нарушила правило.
Она пришла последняя, едва не опоздав. Ей было дальше всех добираться.
Для Дома это не имело значения.
Если бы у тринадцатого кавалера не было бы партнёрши, они все вырвались бы наружу, не дожидаясь полуночи.
Но Энн всё-таки пришла.
Её кавалер был прекрасен.
Они все был прекрасны, но этот – лучше всех.
Хотя, быть может, так считала каждая девушка.
Танец сменялся танцем. Кавалер – один и тот же, что было бы невозможно на обычном балу – что-то шептал ей на ухо, приближая свои губы так близко, что это было неприлично. Энн не слышала, что он говорил, она наслаждалась одним только звуком его голоса, волнующим ощущением его дыхания на груди и шее. Его горячий взгляд будоражил, и Энн отводила глаза. Один только раз, когда смолкли звук вальса и кавалер, закрутив, прижал Энн к себе крепче, чем должен был бы, она, не удержавшись, заглянула ему в глаза. Там полыхало адское пламя. Взвизгнув, Энн вырвалась. Раздавшийся в тот же миг бой часов ударил по нервам, и Энн кинулась бежать, не дожидаясь, когда бой смолкнет. Погас свет. Праздничный зал заполнился женскими воплями и жутким злорадным хохотом. Сильные руки удержали Энн за талию, прижали к горячему мужскому телу. Девушка закричала от ужаса…
И проснулась.
Она спала в своей постели.
В доме было тихо.
О таком не принято было говорить после того, как всё случилось, и Энн молчала. Та ночь тяжело далась ей, она слегла в нервической лихорадке. Такая же лихорадка трепала и её подруг. А потом у одной из них, самой младшей, голубоглазой Лиззи, начались загадочные припадки. О них говорили шёпотом, выставив незамужних барышень из комнаты. Лиззи пыталась раздеться посреди гостиной. Лиззи говорила мужским голосом на латыни, которую не знала. И изрыгала на этом языке ужасные непристойности, о которых тоже ничего не могла знать. По ночам Лиззи билась в судорогах и выкрикивала чьё-то имя.
А потом заболела и Мэри.
Страшная болезнь поражала девушек одну за другой.
Не помогали ни холодные ванны, ни обливания, ни молитвы сельского священника.
Поговаривали, что в Лондоне будто бы есть какой-то специалист, который может остановить загадочную напасть.