– Ты была у Германа?
Когда он вернулся, жена была уже дома, готовила обед, изо всех сил делая вид, что ничего не произошло. Вопрос мужа обидел ее:
– Как ты мог такое подумать?
– Что подумать?
– Что я и Герман…
Она покраснела. А он разозлился:
– В том, что я это подумал, нет ничего удивительного! Всем известно, что он первый в городе кобель! И я видел, как ты на него смотришь!
– И что в этом такого? – тихо сказала Маша. – Он красивый.
Завьялов не выдержал, с надрывом закричал:
– Вы все с ума посходили! Все бабы в городе! От своих дурацких сериалов! Вы чокнутые! Беситесь со скуки, от серости жизни, от тоски! Вам хочется изменить свою жизнь, ох, как хочется! А как изменить? Как? Бежать некуда. Ваша единственная отрада – сплетни. И единственный способ хоть что-то поменять – это одного мужа на другого. Или любовника. Потому что с работой гораздо сложнее. Ее в городе нет, а вот мужиков, сколько угодно! И устраиваете в городе Санта-Барбару, не замечая, что это только жалкая пародия! Пародия на жизнь и на любовь!
– Саша, что ты такое говоришь?!
– То, что думаю! Я теперь много думаю!
– Ты болен, – сочувственно сказала Маша. – Тебе надо пить лекарства.
– Ты взяла рисунок? – резко спросил он.
– Какой рисунок?
– Тот, что я нарисовал сегодня ночью?
– Нет, – поспешно отвела глаза жена.
– Куда же, интересно, он делся? Испарился? А витрина разбита! И манекен изломан! Ты хотя бы понимаешь, что все это значит?
– Что?
– В городе скоро будет труп! Мертвец! Покойник! Со следами насильственной смерти! Я полагаю, что все вертится вокруг Германа. А его ли это будет труп…
– О Господи! – вскрикнула Маша.
– Ага! Я так и знал! Он тебе небезразличен!
– Я не то подумала, – оправдываясь, сказала жена.
– Да то! То!
Александр забегал по кухне, ища сигареты. Потом вспомнил: Маша их выкинула. Жена напряженно за ним следила. Когда остановился, сказала так тихо, что пришлось читать по ее губам:
– Хорошо. Мы говорили о работе. О твоей работе. Я попросила Германа Георгиевича куда-нибудь тебя устроить. Ведь он может все.
– Ну разумеется! Герман может все! Молодцы! Хорошо придумали! Складно врете!
– Саша!
– Я все-таки в милиции работал. Понимаю, что к чему.
– Да ничего ты не понимаешь!
– Ну так объясни! Чего именно я не понимаю?
Маша молчала. Характер у тихой женщины – кремень. Терпение обточило камень так, что он стал абсолютно гладким. Но камнем остался. Кого она так бережет? Его? Себя? Или Германа?
– А ты знаешь, что у него сейчас любовница в постели? – мстительно сказал Завьялов.
– Перестань! Немедленно перестань!
– Ах, тебе обидно! А уж как мне обидно, ты себе даже представить не можешь!
– Хорошо, что у нас нет детей, – вздохнула Маша.
– Что? – опешил он.
– Хорошо, что у нас нет детей, – отчетливо повторила она.
И он ничего не смог на это сказать. Ни-че-го. Слова застряли в горле. На этом ссора закончилась. Он затаил зло, а что на душе у жены, по ее лицу было не понять. Мысленно поставил веху: закончился еще один день долгой безлунной ночи. А насчет трупа он не пошутил. Чутье подсказывало – к этому все идет.
День пятый
Герман позвонил через несколько дней и пригласил к себе в прокуратуру. Завьялов удивился, но пошел. Что еще придумал бывший друг? Уж не к себе ли хочет его устроить?
– Нет – вздохнул Горанин. И поспешно добавил: – Пойми меня правильно. Твое здоровье…
– Ну да! – перебил Завьялов.
– Хочешь работать страховым агентом?
– Кем-кем? – удивился он.
– Страховым агентом. Ограничений по здоровью нет, большой нагрузки тоже. Сейчас многие страхуют свои дачи. Лето было жаркое, сухое. Дома горели как спички.
– Да, я помню, – поморщился Александр. При воспоминании об июльской жаре голова вновь нестерпимо заболела. – У соседей тоже дача сгорела.
– Ну, вот видишь! Страховая контора расширяется, хотят открыть филиал у нас на Фабрике.
– Ты хотел сказать: у вас на Фабрике, – поправил Завьялов.
– Да хватит тебе к словам цепляться! У вас, у нас. Открывают филиал. И точка.