Душа просила рассказать. Первый выпуск

Спустя месяц Мастер увидел ту Женщину и спросил:

– Добрый день, уважаемая! Осмелюсь узнать, как Вам новые сапожки?

– Плохие ты делаешь сапоги, башмачник. Целый месяц мучилась, все ноги истерла, чтобы разносить, – с укором ответила Женщина.

– И что? Разносила?

– Разносила, да не ношу!

– А что же так?!

– Да я с ними так намучилась, что и видеть их не могу!

– Так что же ты, дорогая, не купила сразу то, что тебе впору? – удивился Мастер. – Зачем терпеть и мучиться, если не твоё было?

– А я именно эти хотела и думала, что разношу их под себя. Ведь я что только не пробовала, чтобы подделать твои сапоги! Да только время зря потеряла! И деньги не малые, между прочим, тебе заплатила!

– А ты разве башмачник, что берёшься сапоги подделывать?!

Даже я не возьмусь менять то, что уже есть.

Вернись ко мне в Мастерскую, дорогая. Удели себе время. Не спеши. Выбирай с любовью к себе. И ты найдёшь свою пару. Ту, что будет именно твоей. С такой парой тебе не придётся думать, что нужно что-то переделывать в ней. Тебе не будет тесно. Тебе сразу станет легко, и ты пойдёшь, как будто не касаясь земли.

_________________________________________________________

Поздним вечером Башмачник провожал свою гостью из Мастерской.

Глаза её сияли радостью и благодарностью.

Мастер улыбался, глядя вслед уходящему по вечерней улочке силуэту.

Казалось, будто Женщина сбросила со своих плеч усталость и года.

И шла Она такой невероятно лёгкой походкой, словно плыла, не касаясь земли.

Светлана Петрова

ЛЕТАТЬ

Ия уже не помнила, кто и когда сказал ей, что племя барухов не летает, но верила в это безоговорочно. Да и как не верить, если сама сколько пробовала, взлететь не могла. Наросты на спине, может, и были когда-то крыльями, но сейчас превратились в два уродливых симметричных шрама. Она помнила все попытки подняться в воздух: каждая заканчивалась неудачей. Место, где могло быть крыло, грубело еще больше и шрам становился толще.

Да и зачем летать? И так люди живут. Гайва вчера восторженно рассказывала, как скакала на зибуне. Волосы развиваются, в ушах свистит – чем не полет?

Ия попробовала. Не полет. Хотя в ушах действительно свистело и волосы развевались. По крайней мере, те пряди, что выбивались из под шлема.

Шлем, как и доспехи, Ия носила давно. Мир опасен, мало ли что случится. Вчера вон выбежала во двор, не успела нагрудник затянуть и напоролась на соху. Ребро от удара до сих пор саднит.

А летать хотелось. По ночам Ие снилось, как она взмывает в воздух и за спиной расправляются два огромных белых крыла. Она видела такие у креалов, кто порой проносился над их горами. Жаль, они никогда не останавливались в поселке. А то она бы расспросила их, к какому лекарю обратиться? Вдруг шрамы можно срезать, и под ними появятся крылья?

Однажды Ия нашла у реки корзину, в которой плакал детеныш. Плач разрывал сердце, по всему телу бежали мурашки, а доспехи покрылись мелкой сетью трещин. Ия обежала всех соседей, спрашивала, кто потерял ребенка, но никто не сознался. Так и получилось, что Ари поселился у Ии дома.

Малыш рос, плакал все реже, зато научился петь. От песен Ари доспехи Ии трескались так же сильно, как когда-то от слез. Пришлось вовсе отказаться от стали и ходить в мягкой одежде.

Оказалось, что это даже удобнее. На соху она до сих пор иногда натыкалась, но научилась уклоняться от ударов. Зато шлем теперь не натирал затылок, и волосы на макушке вновь начали виться, набирая силу.

Маленькие Наросты на спине у Ари Ия заметила не сразу, а когда заметила, обомлела. У нее в доме рос потомок креалов. Уж они то летали не хуже птиц. Осознание близости с существом, которому доступна твоя мечта, причиняло невыносимую боль. Ия стала избегать Ари, ругалась, цеплялась к мелочам, ворчала

по любому поводу, но приемыш лишь улыбался в ответ. И обнимал ее так нежно, что сердце плавилось воском.

Когда ему исполнилось пять, Ари сказал: «Хочешь, я научу тебя летать? В полете главный секрет – это вера. Если на самом деле поверишь в себя, полетишь. Как в во сне». Ия очень хотела летать. Но поверить? Поверить у нее не получалось. Ари не отступал. Каждый день они начали ходить на скалу Абра. Там нужно было закрыть глаза и подставить лицо дыханию ветра. Маленькая ладошка сжимала сухую руку Ии, а звонкий голос повторял: «Ищи веру внутри себя».

А потом шрамы начали зудеть. Ия сходила с ума от чесотки, царапала спину всем, чем могла. Тянулась руками к лопаткам, выворачивалась, как кошка, и в какой-то момент, содрала ненавистные куски кожи. Боль казалась невыносимой. Неделя, две, месяц, полгода. Ия потеряла счет дням, когда приходилось каждые 3—4 часа менять повязки, чтобы не залить дом кровью.

Наступила весна. На скале пахло свежей зеленью, а в порывах ветра чудилось обещание перемен. В день, когда зацвел вереск, под шрамами появились два белых комочка. Прикосновения к ним вызывали ощущение невероятной легкости, хотелось кувыркаться и от души хохотать. Без причины. Просто потому что живешь.

Ия поверила, что она сможет летать.

Светлана Петрова

ВЫБОР

Асха знала, что близится ее двести двадцать вторая ночь полной луны – Рубеж. Время выбора. От этого осознания хотелось расколоть вдребезги новую чашу, сделанную неделю назад. Разрушить то, что другие признали совершенством, чтобы вновь почувствовать силу.

В голове жужжит рой бессмысленных вопросов. Почему у одних племен есть рубеж, а у других нет? Кто придумал, что истинный арулл, достигнув Рубежа должен прервать связь с родом и обрести собственный путь? Как Асху вообще угораздило родиться аруллом? Мать в ответ на все вопросы твердит одно: «Позже

поймешь». Но позже не надо. Надо сейчас, когда жизнь рассыпается как груда камней.

Традиция – беспощадное слово. Все аруллы уходят в мир после двести двадцать второй луны. Спустя еще тридцать лун можно вернуться, если, конечно, захочешь. Или жить вне племени. Это уже не важно. Важно другое – дети аруллов способны родиться и выжить только в Аргуне рядом с Источником.

Азара, мать Асхи, ушла из Аргуны в свой Рубеж и вернулась спустя почти сто пятьдесят лун с ребенком под сердцем и умением делать лучшую посуду на всю округу. Отец Асхи не захотел идти с женой, и девочка росла без отца. С молоком матери впитала запах обожженной керамики. Освоила, как различать сорта глины, с какой скоростью вращать круг. С возрастом стала мастерицей не хуже Азары. Заказы посыпались. А сейчас все бросить?

Руки дрожат. Хочется зарыться головой в подушку и не высовываться. Как пережить эту ночь? Куда идти? Даже вопросы затихли. В голове пустота.

* * *

На ритуал собралось все племя. Асха стоит в длинной льняной рубахе спиной к Аргуне. Близкие провожают ее в собственный путь в полном безмолвии. Хочется выть волчицей на эту полную луну, но Асха лишь до крови кусает губы.

Пламя танцует. В его языках Асха видит свою прежнюю жизнь. В любви, в радости, в достатке.

Огонь затихает. Аруллы растворяются в предрассветном лесу вместе с его последними всполохами. Остаются угасающие угли, по которым перейти Рубеж.

Асха делает шаг навстречу неизвестности.

* * *

Прошло сто лун, когда Асха вернулась в Аргуну с легкой котомкой за плечами и своим избранником. Ее мужа не пугала необходимость переезда. Его вообще мало что пугало. Азара с радостью согласилась делить мастерскую с дочкой, места хватало.

Под сердцем Асха носила дитя. Она знала, что когда придет время выбора, у нее хватит сил отпустить сына. Потому что жизненно важно научиться слышать себя и выбирать, куда идти. Даже если дорога уже знакома, это должен быть твой выбор.