Шкатулка Люцифера

– Удар узким лезвием в сердце, – ответил инспектор, невольно понизив голос.

– Ку де грас… – пробормотал Старыгин.

– Что, простите? – переспросил инспектор.

– Так называемый удар милосердия, – пояснил Дмитрий Алексеевич. – Так называли в Средние века удар в сердце узким острым стилетом, который должен был прекратить мучения тяжело раненного противника. Для этого предназначался специальный стилет с трехгранным лезвием, мизерикорд, или мизерикордия, который мог проникать в сочленения рыцарских доспехов.

– Интересно… – инспектор сделал какую-то пометку в своем блокноте. – Надо будет спросить у медицинского эксперта, какова форма оружия, которым убили профессор.

– Да, спросите… – Старыгин поднял взгляд. – А я в свою очередь хочу спросить у вас, могу ли я уехать. У меня, знаете ли, много дел, и больше нет причин задерживаться здесь.

– Да, вы можете уехать, – разрешил инспектор. – Я задал вам все вопросы и получил на них ответы, так что не вижу причин задерживать далее вас…

Вдруг к их столу подошел огромный бородатый человек в тяжелых армейских ботинках, потертой кожаной куртке и с повязанной вокруг головы черной банданой в черепах.

Хлопнув инспектора по плечу, он разразился длинной тирадой на эстонском.

Инспектор что-то ответил байкеру и повернулся к Дмитрию Алексеевичу:

– Извините меня, это знакомый мой, с которым мы в Тарту учились когда-то. Не виделись десять лет мы…

– О, конечно! – Старыгин улыбнулся, простился с инспектором и покинул ресторан, оставив на столе деньги.

Он шел по улице Пикк и думал о странной и нелепой смерти профессора Саара.

Это убийство изобиловало какими-то нелепыми мистическими деталями, как будто на дворе не двадцать первый век, век Интернета и глобализации, а пятнадцатый или шестнадцатый. Латинские нравоучительные стихи, страница из старинной книги, крадущийся в ночи таинственный убийца…

Старыгин не любил мистики, он считал, что все в жизни имеет простые, реалистические объяснения. Однако судьба, как будто насмехаясь над его практическим мировоззрением, то и дело подсовывала ему удивительные приключения, которые трудно было объяснить житейскими причинами. Он вспомнил, как занимался поисками чаши Грааля, как пытался расшифровать древнюю тайну, записанную музыкальными знаками, как искал странные картины безумного художника и еще многие удивительные истории, случавшиеся с ним время от времени[1 - См. романы Н. Александровой «Хранители чаши Грааля», «Клавесин Марии-Антуанетты» и «Завещание алхимика».].

Вот и сейчас он чувствовал присутствие какой-то темной силы.

Нужно скорее уезжать из Таллинна, пока вся эта мистическая карусель не затянула его…

Он решил завтра же отправиться домой, а пока еще раз заглянуть в церковь Нигулисте.

Его смущала какая-то странная, подозрительная деталь в убийстве профессора, и он хотел снова увидеть «Пляску смерти», чтобы разобраться в своих сомнениях.

На улице уже стемнело. Вокруг не было ни души, только древние каменные фасады клонились над Старыгиным, как будто средневековый город разглядывал его с пристальным и неприязненным любопытством, как незваного и дурно воспитанного гостя.

Дмитрий Алексеевич опасливо покосился на мрачный высокий дом по правую руку. Он знал, что одно из окон на третьем этаже фальшивое, нарисованное на стене сотни лет назад. За этим окном находилась так называемая «чертова квартира», в которую нельзя было попасть никаким образом, но из которой время от времени доносились громкие голоса, шум веселого застолья – тогда горожане говорили, что черт снова играет свадьбу. Вот и сейчас из-за нарисованного окна Старыгину послышался звон бокалов и фальшивое, нестройное пение…

Посчитав эти звуки слуховой галлюцинацией, вызванной фантастической атмосферой средневекового города, Дмитрий Алексеевич прибавил шагу, свернул направо и вышел к подножию холма. Впереди замаячила мрачная громада собора.

Поднявшись по булыжной мостовой, Старыгин нерешительно толкнул тяжелую дубовую дверь. Она оказалась не заперта, и он вошел в просторный холл.

Никого из служителей не было видно, и в холле царила темнота, только в дальнем его конце тусклый огонек дежурной лампочки словно нехотя показывал вход в главный придел собора. Старыгин зябко поежился, огляделся по сторонам. Ему хотелось выйти прочь, вернуться в гостиницу, к теплу и к свету, к живым людям, но он не уступил своему малодушному желанию и пошел вперед.

Внутри храма мрак был еще гуще, еще мрачнее. Тяжелым каменным грузом навалился он на Старыгина.

Дмитрий Алексеевич уже пожалел о том, что пришел сюда в неурочный час – никакого прока от этого визита не будет, разглядеть в темноте «Пляску смерти» он все равно не сумеет, а значит, не сумеет проверить мелькнувшую у него неясную догадку.

Он хотел уже развернуться и покинуть собор, но в это мгновение в готический переплет окна вкатилась огромная яркая луна, и ее лимонный неврастенический свет, расколотый на гулкие куски старинными цветными стеклами, осыпал холодными осколками каменный пол и уходящие в страшную высоту стены собора. Старыгин перевел дыхание и свернул направо, в часовню святого Антония.

Мрачная картина в лунном освещении казалась еще более зловещей. Надменный епископ в пышном праздничном облачении смотрел на Старыгина гневно и раздраженно, как на наглеца, посмевшего нарушить его многовековой покой. Его вел за руку нагло ухмыляющийся скелет в наброшенном на плечи полуистлевшем саване. Следом выступали в медленном торжественном танце император в пурпуре и багрянце под руку с другим скелетом и бледная красавица в роскошном платье из бархата и затканной золотом парчи, доверчиво опирающаяся на костлявую руку безносого кавалера…

Сейчас, когда лунный свет окутывал картину холодным пламенем, Старыгин понял, что показалось ему странным, какая мысль привела его в ночной собор… Чтобы проверить свою мысль, он полез в карман пальто за старинной лупой, с которой никогда не расставался…

Но в эту самую секунду за его спиной раздались быстрые неровные шаги. Дмитрий Алексеевич обернулся и успел заметить стремительно приближающуюся фигуру в темном плаще с поднятым капюшоном. Лица ее не было видно, но таинственная фигура казалась сошедшей с мрачной средневековой картины.

Старыгин отшатнулся, вскинул руки, защищаясь…

Но было уже поздно: на его голову обрушился тяжелый удар, как будто стены собора рухнули на него всей своей тяжестью, и он упал на каменные плиты, погрузившись в бездонный мрак.

– Хозяин! Хозяин!

Мастер Бернт неохотно оторвался от работы, повернулся к двери. В дверях мастерской стояла Мицци, его новая служанка, тринадцатилетняя девчонка из Тюрингии. Она приехала в Любек с родителями, богатыми крестьянами, бежавшими из родных мест от Болезни. Но Болезнь нагнала их здесь, в богатом торговом городе. Родители умерли на постоялом дворе, Мицци чудом уцелела, но хозяин постоялого двора прогнал ее прочь, боясь Болезни, боясь рассердить других постояльцев, да заодно боясь упустить свою выгоду – ведь он имел полное право завладеть имуществом умерших постояльцев.

Мицци оказалась на улице, она просила приюта и подаяния – но никто ее не хотел слышать: все сердца, двери всех домов были закрыты из страха перед Болезнью.

Совершенно случайно мастер Бернт наткнулся на умирающую с голоду девчонку и подобрал ее.

Жена, Анна-Луиза, накричала на него.

Но у них как раз накануне умерла прежняя прислуга, Ханна, и ей нужно было найти замену.

Немного остыв, жена согласилась взять в дом девчонку.

Мицци оказалась толковой и работящей, она не даром ела хозяйский хлеб, все время была чем-то занята – если не помогала кухарке, то прибиралась в доме, стирала или хотя бы вытирала пыль.

Одно в ней не нравилось мастеру Бернту – Мицци была тихой и незаметной, как домовая мышь, у нее был виноватый и забитый вид, как будто она сделала что-то дурное.

Может быть, девчонка чувствовала себя виноватой в том, что Болезнь пощадила ее, забрав жизни всех ее родных…

– Хозяин! – повторила служанка, робко прижимаясь к дверному косяку. – Хозяин, дозвольте сказать…

– Что тебе? – недовольно осведомился мастер Бернт, откладывая кисть. – Что тебе нужно? Сколько раз я говорил тебе – не мешай мне работать! Вот бестолковая девчонка!

– Хозяин, там пришел какой-то человек, он говорит, что у него до вас важное дело…

– Что еще за человек? – поморщился мастер. – Небось посыльный от мясника пришел за деньгами… Позови госпожу Анну-Луизу!

– Простите, хозяин, это не посыльный от мясника. Это слуга из богатого дома, и он непременно хочет видеть вас!

– Ну что с вами поделаешь… – Мастер Бернт вытер руки куском чистого полотна и пошел вслед за прислугой.

В полутемной прихожей его поджидал шустрый малый в потертой красно-синей ливрее и в щегольских башмаках, явно доставшихся ему от хозяина. У посыльного были бегающие вороватые глаза и большие оттопыренные уши.

– Мое почтение, мастер Бернт! – проговорил посыльный, угодливо согнувшись. – Значит, хозяин мой велел тебе кланяться и очень просил пожаловать. Дело у него есть до твоей милости. Хорошее дело, богоугодное и денежное.