До свадьбы заживет

Из плетеной корзинки, стоящей рядом с Лолой, послышалось тихое поскуливание.

– Пуишечка! – проворковала Лола. – Дорогой, ты же знаешь, что в церкви надо соблюдать тишину! Ты обещал мне, что будешь хорошим мальчиком!

Пу И никак не хотел успокоиться, и Лола скорбным голосом проговорила:

– Вынуждена покинуть вас, святой отец, если вы закончили свои наставления, меня призывают мирские дела.

– Не забудь – откроешь дверь без семи минут двенадцать! – напутствовал ее «святой отец».

Лола приблизилась к особняку Тизенхаузенов. Трехэтажное старинное здание впечатляло своей монументальностью. Возле дома был разбит цветник, на клумбах сейчас, в сентябре, привольно расположились яркие осенние цветы. Был даже небольшой фонтан. Все это Лола разглядела через витую чугунную решетку, которая отгораживала дом Тизенхаузенов от остального мира.

Лола миновала ворота и, остановившись возле калитки, нажала на кнопку звонка. На звонок вышел толстый охранник. Потирая красную шею, он хмуро осведомился, кто Лола такая и что ей нужно. Лола сделала испуганный вид и протянула охраннику свою рекомендацию из агентства по найму прислуги.

– Мне говорили, что в дом нужна горничная… – прошептала она, опустив глаза.

Охранник ознакомился с рекомендацией, потом окинул взглядом девушку. Для визита Лола выбрала темненький скромненький костюмчик, но юбка открывала колени, и недорогие туфли все же выглядели вполне прилично на стройных ножках. Охранник задержался похотливым взглядом в вырезе костюма, потом перевел взгляд на ноги. Видимо, он остался доволен, потому что велел Лоле обойти дом и позвонить в дверь черного хода.

– У нас сегодня прием, прислугу набираем из ресторана «Бахус», но, возможно, тебя возьмут убирать в комнатах сегодня и завтра. Поговори с господином дворецким.

– Благодарю вас, – Лола отважилась поднять глаза и робко улыбнулась охраннику.

– Ну-ну, девочка, будь смелее, мы тут не кусаемся. Ты откуда, из Польши? – очевидно, он уловил легкий акцент.

– Да. – Лола снова опустила глаза.

В Германии полно поляков, поэтому охранник не удивился.

– О, я люблю польских девушек! – захохотал он. – Если будешь ласкова с дядей Вилли, я замолвлю словечко, и господин дворецкий возьмет тебя на постоянную работу.

На прощанье он похлопал Лолу по многострадальной попе.

«Врет все, свинья жирная, – обозленно подумала Лола, уходя, – станет его слушать господин дворецкий!»

Господин дворецкий выглядел едва ли не величественнее, чем сам герр Тизенхаузен, во всяком случае, гораздо надменнее. Он придирчиво оглядел Лолу, причем совершенно не с тем выражением, с каким глядел на нее похотливый любитель польских красоток старина Вилли. Господин дворецкий глядел на Лолу как на какое-нибудь невредное насекомое – божью коровку или ночного мотылька, случайно залетевшего в дом. Потом он поднял глаза к небу, брезгливо пожевал губами и сказал, что если бы не прием, он ни за что не взял бы в дом какую-то польку с сомнительными рекомендациями, но видит бог, ему не хватает прислуги, и поэтому он берет Лолу на три дня с испытательным сроком. Потом он предложил такую мизерную оплату, что, если бы Лола была на самом деле бедной польской девушкой без работы, она плюнула бы господину дворецкому в морду и немедленно ушла, хлопнув дверью. Но в данном случае она продолжала стоять навытяжку, скромно теребя сумочку, и господин дворецкий милостиво сказал, что она принята.

«Сквалыга немецкий! – подумала Лола и благодарно улыбнулась господину дворецкому. – Небось уволит через три дня, но мне-то это все равно…»

Лола поступила в распоряжение госпожи экономки, та выдала ей форму горничной – темно-синее платье с глухим воротом и белый передник – и велела приступать к работе немедленно.

Маркиз неторопливой прогулочной походкой завернул за угол и оказался возле задней стены особняка Тизенхаузенов. Заметив издали отмеченное на плане подвальное окошко, он направился к нему, осторожно оглядываясь по сторонам. Улица была совершенно пустынна – скучные немцы давно уже разошлись по домам. В конце улицы промелькнули огни полицейской машины и скрылись за углом.

Маркиз наклонился и нажал на раму окошка. Шульц не обманул: рама легко поддалась, и окно открылось. Маркиз скользнул в темноту ногами вперед, повис на руках и спрыгнул, не представляя себе, что окажется под ногами. Внизу был бетонный пол, высота приличная, но Маркиз мягко спружинил и не ушибся. Он включил фонарик и осмотрелся.

Узкий темный коридор уходил в обе стороны вдоль стены здания, по противоположной его стороне проходили водопроводные трубы и электрические кабели. Леня раздвинул складной шест вроде телескопической указки и закрыл за собой окошко, чтобы оно не привлекло чьего-нибудь внимания.

План дома стоял у него перед глазами. Маркиз двинулся вдоль водопроводных труб налево. Отсчитав двадцать шагов, подтянулся на трубах и заглянул за них. В стене было круглое отверстие, в которое с трудом мог протиснуться человек. В это отверстие уходила жила силового кабеля.

Леня ловко перебросил свое худощавое тренированное тело через трубы и вполз в круглый канал. Внутри было жарко, душно и так тесно, что едва удавалось ползти. Маркиз представил себе в этой трубе пузатого Шульца и усмехнулся. Да, тому непременно нужно было нанять для этой работы человека помоложе и половчее вроде Маркиза…

Леня полз по тесной трубе, и в душе его росло смутное беспокойство. Что-то было не так, что-то было неправильно.

Конечно, когда ты ползешь по узкому кабельному каналу в подвале чужого богатого дома – это может вызвать беспокойство в отличие от воскресной прогулки в парке, но Леня чувствовал, что его смущает какое-то несоответствие в окружающем.

Наконец он понял, что его беспокоит. В трубе, по которой он полз, было слишком чисто, в ней почти не имелось пыли. Конечно, немцы очень аккуратны, но трудно поверить, что эти маниакальные чистюли доходят до того, что ежедневно пылесосят кабельные каналы в подвалах… Здесь кто-то прополз незадолго до Маркиза, прополз и собрал всю пыль, как кошка, которую запускают в трубу телескопа, чтобы почистить ее изнутри.

Труба внезапно оборвалась, и Маркиз, посветив перед собой фонариком, увидел большое подвальное помещение, стены которого терялись в темноте. Осторожно выскользнув из трубы, он уцепился за свинцовую оплетку кабеля и нащупал ногами бетонный пол.

В этом помещении было прохладнее и заметно более влажно, чем в прежнем. Леня, чьи чувства обострились от ощущения опасности, уловил едва заметный запах табака. Посветив фонариком по сторонам, он никого не увидел, но в подвале было множество ниш и углублений, в которых легко мог спрятаться человек, и даже не один. Обдумав свое положение, Маркиз решил, что если здесь кто-то есть, если здесь – ловушка, то нападения следует ждать на обратном пути, когда он будет возвращаться с картиной… А Леня принципиально не любил возвращаться той же дорогой, какой пришел, и заранее принял меры, чтобы не делать этого.

Он осветил фонариком потолок и увидел квадратное вентиляционное отверстие, обозначенное на плане Шульца. До него было около трех метров. Достав из кармана моток прочного шнура с маленьким якорем на конце, Леня раскрутил его и забросил в отверстие на потолке. Якорь упал, не зацепившись. Леня повторил попытку, и на третий раз якорь зацепился. Потянув веревку и убедившись, что она выдержит его вес, Маркиз вскарабкался по ней и нырнул в вентиляционный ход.

Какое-то время он полз по трубе, наклонно поднимавшейся вверх, потом она стала почти горизонтальной, а после, наоборот, устремилась вверх почти под прямым углом. Труба была достаточно узкой, и Леня полз по ней, упираясь в стенки локтями и коленями.

Труба снова повернула, сделавшись горизонтальной, и через какое-то время впереди мелькнул свет. Леня прополз еще несколько метров и оказался возле забранного решеткой вентиляционного отверстия. Осторожно выглянув в него, Леня увидел коридор, устланный ворсистым оливковым ковром. Вспомнив план Шульца, он сообразил, что находится в северном крыле здания и до кабинета хозяина нужно проползти еще метров двадцать. Скользнув в темную трубу, он пополз вперед, стараясь не шуметь. Внизу раздались приглушенные звуки голосов и шаги. Маркиз замер, чтобы не выдать своего присутствия. Шаги и голоса затихли, и он пополз дальше.

Впереди снова замаячил слабый свет. Приблизившись к нему и выглянув в щели решетки, Маркиз понял, что находится у самой цели – возле кабинета герра Тизенхаузена.

Достав из кармана отвертку, он вывернул винты и снял вентиляционную решетку. Мягко спрыгнув на пол, огляделся.

Он находился в таком же коридоре, устланном пушистым оливковым ковром и залитом мягким светом от золотистых бра на стенах. С одной стороны коридор поворачивал к западному крылу дома, где размещалась знаменитая библиотека Тизенхаузенов, с другой была видна лестничная площадка, откуда доносился приглушенный расстоянием гул человеческих голосов – звуки бурлящего на первом этаже праздника. Прямо перед собой Маркиз увидел резную дубовую дверь, ведущую в святая святых – кабинет хозяина.

Маркиз вспомнил описание системы сигнализации, которое давал ему Шульц. К счастью, серьезная система, предусматривающая датчики, реагирующие на изменения объема в помещении и на ничтожное повышение температуры при появлении в комнате человека, включалась только ночью, когда в доме оставались лишь его постоянные обитатели. Сейчас работали только контактные датчики, срабатывающие при открывании дверей, и фотоэлемент, реагирующий на каждого, кто слишком близко подойдет к гордости хозяина – бесценному полотну Рубенса «Кающаяся грешница», больше известному среди коллекционеров как «Голубой Рубенс» из-за своего колорита, необычного для картин великого фламандца.

Маркиз достал из кармана две узкие металлические пластинки и, отметив на двери точки расположения контактных датчиков, осторожно вставил пластинки в зазор между дверью и косяком, прикрепив их к двери и тем самым заблокировав датчики. Затем он вставил в замочную скважину свой любимый инструмент – уникальную электронную отмычку, открывающую любые типы замков. В свое время Леня заплатил за эту отмычку цену неплохого автомобиля, но ни разу не пожалел о такой серьезной трате.

Прибор тихо зажужжал, и замок щелкнул. Дверь кабинета открылась. Маркиз вошел.

Большое помещение было едва освещено сочащимся сквозь шторы светом уличных фонарей. В темноте тускло отсвечивали золоченые переплеты книг в небольшом шкафу и парадные мундиры предков хозяина на развешанных по стенам комнаты фамильных портретах.

Утопая ногами в глубоком ворсе ковра, Леня двинулся в сторону камина, над которым должен был висеть «Голубой Рубенс». Прежде чем пересечь невидимую преграду инфракрасного луча, защищающую Рубенса от нежелательных посетителей, он включил фонарик и осветил стену над камином.

И тут он похолодел. Картины на стене не было.

Крюк, на котором она прежде висела, как гнилой зуб, торчал из светлой стены, казавшейся в свете фонаря ослепительно-белой, но сама картина отсутствовала.

Маркиз понял, что его заманили в ловушку, и в то же мгновение услышал приближающиеся по коридору к двери кабинета шаги нескольких человек. Леня быстро пересек кабинет и открыл занавешенную портьерой маленькую дверь, ведущую напрямую, минуя коридор, в тизенхаузеновскую библиотеку. Захлопнув дверь за собой, он пересек темное пространство библиотеки, уставленное еле различимыми стеллажами с тысячами старинных томов, и подошел к той маленькой дверце, которую ему должна была открыть Лола.

Он радовался, что предусмотрел такой путь отхода. Когда Маркиз обдумывал эту операцию, он заранее собирался уходить не тем путем, которым пришел, только из своей всегдашней осторожности. Теперь, когда кабинет Тизенхаузена оказался ловушкой, которая едва не захлопнулась за ним, а на пути через вентиляционный ход и подвал его наверняка ждала вторая ловушка, в которую он должен был попасть, если бы ему удалось убежать из кабинета, второй, заранее предусмотренный им путь отхода должен был стать спасительным.

Леня дернул за ручку двери. Дверь была заперта. Он посмотрел на часы, циферблат которых светился в темноте. На часах было уже без шести минут полночь.

Лола прислонилась к подоконнику в небольшом коридоре первого этажа и утомленно вздохнула. Она просто падала с ног от усталости – в доме Тизенхаузенов прислугу умели заставить работать. Сначала ее послали украшать столовую и зал к вечернему приему. Нужно было развесить по стенам чуть ли не сотню гирлянд из живых цветов. После двухчасового лазанья со стремянки на пол и обратно ноги дрожали и плохо сгибались в коленях.

Потом дали перекусить черствой вчерашней булочкой и чашкой жидкого кофе и послали помогать на кухню. Лола просилась в буфетную чистить серебро, потому что буфетная была ближе к заветной цели – библиотеке, но экономка сказала, что она не может доверить фамильное серебро Тизенхаузенов незнакомому человеку. Пришлось Лоле разбить тарелку и опрокинуть кастрюлю с соусом, после чего взбешенный повар сказал, чтобы духу ее на кухне не было, а экономка прошипела, что за тарелку у нее вычтут из жалованья.

В результате Лола все же попала на второй этаж особняка, к чему и стремилась так упорно. План она помнила прекрасно и без труда нашла дверь библиотеки. Однако ей нужна была не главная дверь, а другая, маленькая и незаметная, которая выходила в крошечный коридорчик и была заперта. Из коридорчика узкая витая лесенка вела на первый этаж, заканчивалась дверью, которая выходила на улицу. Эта дверь была заперта изнутри на огромный засов, открыть ее не составляло труда. Лоле же нужно было без семи минут полночь отпереть маленькую дверь библиотеки, которая по странному капризу строителей особняка отпиралась только из коридора. Если открыть ее раньше, бдительное око господина дворецкого или охранника, изредка проходившего по коридору, могло заметить непорядок.

Лола исследовала засов, смазала его и дверные петли, убедилась, что он легко открывается и не скрипит; при этом ее едва не засекла экономка.