Заведующая отделом сложила руки на груди и сообщила сухим, как папирус, шелестящим голосом:
– Я проверила, все единицы хранения целы, только перемещены… удалены со своих мест…
– Значит, не кража… – Легов облегченно вздохнул и вытер платочком розовую лысину. – Значит, хулиганство…
Он обошел вокруг поврежденной витрины, осторожно ступая и внимательно глядя себе под ноги, и остановился над каменным писцом.
Древний египтянин выглядел совершенно как живой. Он сидел на небольшом возвышении, удобно скрестив ноги, и что-то старательно писал на каменной табличке.
Евгений Иванович отчего-то вспомнил, как сам он в начале рабочего дня делает пометки в своем ежедневнике. Он даже машинально заглянул в записи египтянина, но, разумеется, на табличке были нанесены совершенно непонятные значки. Вообще, у него самого определенно было некоторое сходство с этим доисторическим чиновником. Такая же круглая безволосая голова, такая же начальственная уверенность во взгляде… только, пожалуй, в лице египтянина проглядывала несвойственная Евгению Ивановичу насмешка.
Легов отбросил эти несвоевременные мысли и сосредоточился на обстоятельствах дела.
Каменного египтянина вытащили из витрины и усадили на свободное место посреди зала. Евгений Иванович осмотрел пол. Рядом с каменным писцом валялось несколько мелких безделушек, осколки стекла из разбитой витрины усеивали пол, как льдинки, хрустели под ногами.
– Свет! – скомандовал Легов, ни к кому не обращаясь. Один из его подчиненных мгновенно приволок переносной фонарь, заливший пол ярким белым светом. Евгений Иванович наклонился, прищурил глаза.
В боковом освещении он разглядел неясный след, отпечаток ботинка.
Примерно сорок третий размер, неброский рисунок подошвы.
Тот, кто оставил этот след, стоял прямо за спиной у каменного египтянина, как только что Легов, через его плечо заглядывал в табличку.
Скорее всего это след преступника… хотя, возможно, и нет.
– Где… пострадавший? – Легов повернулся к своему помощнику. – Госпитализирован?
– От госпитализации пока отказался, – отозвался тот. – Находится в медпункте. Ему оказали первую помощь…
Легов резко повернулся, не сказав никому ни слова, быстрыми шагами пересек зал, взбежал по лестнице, толкнул дверь с надписью «Только для персонала», прошел коротким коридором и без стука вошел в помещение медпункта. Медсестра, склонившаяся над кушеткой, вздрогнула, отступила, собираясь что-то сказать, но Легов молча отстранил ее, подошел к пострадавшему, окинул его неприязненным взглядом.
Крупный немолодой мужчина с перевязанной головой приподнялся на локте, проговорил:
– Я ничего не успел сделать… он подкрался…
– Об этом мы поговорим позже! – оборвал его Легов. – Где ваши ботинки?
– Что? – недоуменно переспросил отставник.
– Обувь! – повторил Легов, поморщившись.
– Вон его обувь! – медсестра ткнула пальцем под кушетку. – И я вас попрошу не травмировать пострадавшего! Он перенес стресс, у него серьезная травма…
Легов с интересом взглянул на сестричку, потом заглянул под кушетку. Там стояли, как два ледокола на приколе, два ботинка примерно сорок шестого размера.
Значит, след оставил все-таки преступник…
– Возможно, у него сотрясение мозга! – добавила решительная медсестра, оставив за собой последнее слово.
Диван, покрытый бежевым пледом, вдруг зашевелился, и на свет божий выполз огромный рыжий котище с самой разбойничьей мордой. Он уселся поудобнее и поднял одно ухо, прислушиваясь. В квартире стояла тишина, из кухни не доносилось никаких обнадеживающих звуков – ни звяканья посуды, ни чмоканья дверцы холодильника. Кот разочарованно оглядел заставленную старинной мебелью комнату, потом неожиданно спрыгнул на пол, царапнул когтями узорный паркет, а оттуда взвился на подоконник, где стояли два горшка с колючими кактусами. Кот распушил усы и стал подкрадываться к кактусам. Он прекрасно знал об их коварстве, и не далее как позавчера хозяин вытаскивал колючку из мягкой подушечки на лапе, но хулиганская природа брала свое.
Однако кактусы были начеку, они угрожающе топорщили все свои колючки. Кот тяжело вздохнул, смирившись, и перепрыгнул с подоконника на комод красного дерева. Там он исследовал два подсвечника, не нашел в них для себя ничего интересного, уселся поудобнее и принялся наблюдать за маятником на старинных бронзовых часах. За этим занятием и застал его вышедший из ванной хозяин.
– Доброе утро, Василий! – приветствовал он кота. – Как поживаешь?
Кот не ответил, поглядел сердито – мол, не трать время даром, иди на кухню и корми кота завтраком.
Дмитрий Алексеевич Старыгин не обиделся. Больше всего на свете он любил три вещи: свою работу, своего кота Василия и спокойную жизнь. Работу в свое время он выбрал тихую, можно сказать, кабинетную – реставратор – и достиг на этом поприще больших успехов. Отдыхать он любил тоже тихо – с книгой и котом на коленях, если зимой – то перед горящим камином, а летом – в гамаке, подвешенном в тени деревьев. Оттого Дмитрий Алексеевич и не женился, тогда уж точно покоя не будет. Да и кот Василий ужасно ревновал его ко всем знакомым особам женского пола и старался сделать их пребывание в квартире Старыгина как можно менее приятным. Разумеется, это ему удавалось.
Старыгин почесал кота за ухом и прошел на кухню. В отличие от всех остальных помещений в квартире в кухне было чисто, светло и просторно.
Прежде всего Старыгин положил коту солидную порцию консервов, затем разогрел на сковородке два больших куска итальянского серого хлеба, смазал их оливковым маслом и положил сыр и помидоры. Он тяготел ко всему итальянскому – художникам, городам, итальянской пасте, сыру гарганзола и соусу болоньезе.
Кот, выждав некоторое время, явился на кухню, убедился, что еда лежит в миске, и уселся на соседний стул. Помидоры его не впечатлили, он негодующе фыркнул. Старыгин расправился с бутербродами, заправил медную турку и отвернулся к плите, наблюдая за кофе. Кот мигом вскрыл когтистой лапой упаковку порционных сливок и вылакал ее тут же, на столе.
– Василий, – с неподдельной нежностью сказал хозяин, – тебе нельзя жирного…
В ответном шипении кота Старыгин уловил, что ему тоже нельзя, и тяжко вздохнул. Не то чтобы он сильно растолстел в последнее время, однако появилась пара лишних килограммов. При его сидячем образе жизни нужно ограничивать себя в еде…
Он тут же подумал, что насчет спокойного сидячего образа жизни он не совсем прав. За последний год он, кажется, только и делает, что расследует сложные и запутанные происшествия, что происходят в Эрмитаже, путешествует, причем не всегда легально, подвергает свою жизнь опасности, плохо и нерегулярно питается, мало и неудобно спит. Однако самому себе Дмитрий Алексеевич мог признаться, что такая беспокойная жизнь ему не то чтобы нравится, но бытовые трудности отступают на задний план, когда он с головой окунается в очередное приключение. В который раз Старыгин подумал, что в роду у него, наверное, были пираты и конкистадоры, флибустьеры, контрабандисты и авантюристы всех мастей, раз уж он неожиданно обнаружил в себе такие склонности.
– И вовсе незачем на меня шипеть, – заметил он коту, – лишний вес у нас с тобой появился именно сейчас, за несколько месяцев спокойной жизни.
Если бы кот Василий мог нахмурить брови, он бы сделал это немедленно. Кот очень не любил, когда его надолго оставляли одного на попечение старушки-соседки.
Старыгин ловко подхватил убегающий кофе, налил в старинную саксонскую фарфоровую чашку, положил сахар и после недолгого размышления решил-таки отказаться от сливок. Кот съел свой завтрак и прыгнул к хозяину на колени.
Кофе был хорош, кот тоже.
Дзынь-нь! Старинные часы в соседней комнате пробили половину десятого.
– Надо идти служить, – со вздохом сказал Старыгин и спустил кота на пол.
Он надел ботинки, зажал под мышкой портфель и осторожно приоткрыл дверь. Кот Василий мог выскочить на лестницу и устроить представление под названием «Поймай меня, если сможешь!». Вниз котище никогда не бежал, он вовсе не хотел на улицу – там машины, собаки и скоро вообще похолодает. Огромными прыжками кот несся вверх, на чердак, причем останавливался на каждой площадке и оглядывался через плечо, не слишком ли быстро он бежит. Его цель была – заставить хозяина бежать следом, протягивать руки и не терять надежды на поимку беглеца. Наивысшее везение кота случалось пару раз, когда бомжи ломали замок на двери чердака – тогда можно было всласть побегать по чердаку, погонять перепуганных голубей, как следует вымазаться в копоти и многовековой пыли. Потом дать себя поймать, перепачкать хозяина, долго вылизываться в кресле и с полным удовлетворением констатировать, что день прожит не напрасно.
Поэтому Дмитрий Алексеевич во время ежедневного ухода из квартиры всегда был начеку, он внимательно следил за котом, пытаясь вовремя угадать и пресечь его преступные намерения, и не заметил никого на площадке.
Наконец дверь была заперта, кот остался внутри, Старыгин перевел дух и тут услышал мелодичный голос:
– Простите, – обратилась к нему светловолосая молодая женщина, стоящая у соседней двери и застенчиво улыбающаяся, – вы не поможете мне открыть дверь? Замок заедает… Я – сестра Лены, – заторопилась она, увидев, надо полагать, в глазах Старыгина вполне объяснимую настороженность, – из Воронежа… Они сейчас в отпуске, а я вот тут…
– Похожи, – улыбнулся Дмитрий Алексеевич, вспоминая соседей, довольно приятную пару. Жена, миниатюрная блондинка, и впрямь чем-то напоминала его собеседницу. Светлые волосы, собранные на затылке, непослушные кудряшки на щеках… Эта, пожалуй, была красивее, но Старыгин постеснялся сделать ей комплимент – еще подумает, что он несерьезный тип, который не пропустит ни одной привлекательной особы женского пола.
Он взял из рук женщины ключи и передал ей свой портфель, чтобы не ставить его на пол. Ключ повернулся довольно легко, просто нужно было прижать дверь посильнее.
– Вы – настоящий волшебник! – восхищенно вскричала блондинка. – Как мне вас благодарить? Если бы не вы, я бы, наверное, целый час провозилась!
Она распахнула дверь, и в это время где-то в глубине квартиры зазвонил телефон. Блондинка сбросила туфли и помчалась по коридору на звонок. Старыгин, глядя ей вслед, отметил узкие ступни, тонкие щиколотки и совершенной формы икры. Впрочем, он тут же спохватился, что опаздывает на работу, а бестолковая соседка унесла зачем-то с собой его портфель. Пришлось идти на ее голос.