Проклятие Осириса

– Тише, Антипыч! – прошептал Серега. – Ты ничего не слышишь?

– А чего я должен слышать? Как у тебя в башке от вчерашнего шумит? Так это, кроме тебя, никому не слышно!

– Да нет! – Серега опасливо уставился на ящик. – Вроде там внутри кто-то есть…

– Ну, Серега, тебе точно надо с этим делом завязывать! – вздохнул Антипов. – Этак ты скоро совсем до чертиков допьешься! Небось еще и мешал вчера водяру с портвейном! Было?

– Было! – горестно признался Серега. – Но только там точно кто-то…

– Кончай ты это! – прикрикнул на него Антипов. – Берись за свой край! И так мы уже невесть сколько времени тут провозились!

Они втащили ящик в кладовку и поставили на другой такой же. Этот был последний на сегодня. Даже, если честно – лишний. В накладной было написано про восемь ящиков, а в кузове машины их оказалось девять. Ответственный за приемку сотрудник долго морщил лоб и не знал, как поступить с лишним ящиком, но потом махнул рукой и велел такелажникам разгружать все подряд и тащить в подвальное помещение. Завтра с утра придет Мария Антоновна, заведующая отделом, и разберется с этим лишним ящиком.

Серега протопал по коридору, что-то бормоча себе под нос, и хлопнул входной дверью. В подвале наступила тишина. Антипов вытер руки вафельным полотенчиком и повернулся спиной к ящикам, чтобы повесить его на гвоздь. И тут у него за спиной раздался негромкий, но отчетливый скрип, как будто кто-то открывал рассохшуюся дверь. Или отдирал крышку от деревянного ящика.

Антипов замер.

Он почувствовал, как волосы на голове зашевелились от страха. Раньше он думал, что такого не бывает, что шевелящиеся от страха волосы – это выдумки досужих болтунов. А теперь его волосы действительно зашевелились и встали дыбом.

– Кто здесь? – проговорил Антипов внезапно охрипшим голосом.

Ему никто не ответил. Да и кто мог ему ответить? В подвале, кроме него, не было ни души.

Он подумал, что странный скрип просто померещился, и осторожно перевел дыхание, но этот звук снова раздался в тишине подвала. Мало того, вслед за ним послышалось чье-то напряженное, хриплое дыхание и, как ему показалось, приглушенное рычание.

Такелажник медленно повернулся, чтобы взглянуть на источник странных звуков.

Чертов ящик – тот самый, который они только что так неловко уронили, – лежал на прежнем месте. Но его верхняя стенка была оторвана и сдвинута в сторону.

Антипов попятился, не сводя испуганного взгляда с этого полуоткрытого ящика.

Он отступил к самой двери, еще немного, еще один шаг – и можно будет выскочить из кладовки, запереть ее и припустить прочь из подвала наверх, к солнечному свету, к живым людям…

И тут свет в подвале погас, и в ту же секунду на голову Антипова обрушился страшный удар.

Михаил Михайлович Сапунов наполнил электрический чайник отфильтрованной водой и нажал кнопку. Наступало самое трудное время дежурства – от трех до пяти утра ему было особенно тяжело бороться со сном, поэтому Михаил Михайлович решил приготовить чашку крепкого кофе.

Сапунов был отставным майором. В прежние времена военной пенсии ему вполне хватило бы для безбедного существования, но эти времена давно прошли, и Михаил Михайлович очень обрадовался, когда племянник Костя предложил ему место ночного дежурного в Эрмитаже.

Кроме того, что зарплата дежурного помогла ему залатать многочисленные прорехи в семейном бюджете, эта работа давала возможность поменьше видеться с женой и тем самым сберечь нервные клетки, которые, как известно, не восстанавливаются. Последнее время Катерина стала совершенно невыносима. С тех самых пор, как майор Сапунов вышел в отставку, Катерина пилила его с утра до вечера без перерыва на обед, без выходных и без отпуска. Когда-то в цирке Сапунов видел, как фокусник распиливает свою ассистентку. Так вот Катерина дала бы тому фокуснику сто очков вперед.

Михаил Михайлович вздохнул, насыпал в фаянсовую кружку с изображением яркого петуха две ложки гранулированного кофе, подумал и добавил третью. Положил немного сахара, залил кофе кипятком и повернулся к голубоватым экранам мониторов, за которыми ему полагалось наблюдать, не отвлекаясь на посторонние соображения.

Правый экран в нижнем ряду был покрыт тусклой сероватой рябью, словно поверхность Невы в пасмурный осенний день.

Михаил Михайлович снова вздохнул и вытер крупную наголо выбритую голову клетчатым платком.

Наверняка чертова камера опять барахлит. Он сто раз говорил начальнику охраны Евгению Ивановичу Легову, что камеры в залах никуда не годятся, что их нужно заменить, но разве кто-нибудь будет слушать простого охранника, даже если тот отставной майор войск связи? Легов только отмахивался.

Но соблюдения инструкции он требовал от своих подчиненных неукоснительно, а по инструкции, если изображения с камеры нет, охранник должен пойти в соответствующий зал и лично убедиться, что там все в порядке. И только попробуй не убедись – Легов выгонит с работы в двадцать четыре часа.

Правый монитор в нижнем ряду – это египетский зал.

Даже кофе не выпить!

Сапунов тяжело поднялся, с сожалением взглянул на дымящуюся кружку и направился в этот проклятый египетский зал.

Эрмитаж ночью выглядит совсем не так, как днем, когда его наполняют шумные многоязычные толпы туристов.

Ночью залы музея кажутся таинственными и страшноватыми. Яркие люстры погашены, горит лишь скудное дежурное освещение, отчего изменяются все пропорции залов, они кажутся гораздо больше, возникает множество темных углов и закоулков.

Из этих темных углов мрачно и подозрительно выглядывают старинные портреты, бледный лунный свет, проникая сквозь сиреневые стекла восемнадцатого века, окрашивает их в зловещие мертвенные цвета, тихо поскрипывает рассохшийся паркет – так и кажется, что в соседнем зале кто-то ходит…

Михаил Михайлович спустился на первый этаж, пересек зал римского скульптурного портрета, покосившись на высокого надменного человека в коротком плаще, миновал небольшой коридор, соединяющий две части музея, спустился по короткой широкой лестнице и оказался в том самом египетском зале.

С первого взгляда все здесь было в полном порядке. Да и кому придет в голову проникать сюда посреди ночи? Кому могут понадобиться тяжеленные каменные саркофаги, деревянные статуи давно умерших людей или плиты с непонятными надписями?

Честно говоря, отставной майор Сапунов вообще не понимал, что люди находят в этих допотопных черепках, каменных обломках и деревянных статуэтках. Если уж на то пошло, фарфоровые собачки, которых собирала его жена Катерина, были куда привлекательнее. Но это, в конце концов, не его дело. Его дело – следить за порядком на вверенной территории, чем он сейчас и занимался.

Михаил Михайлович решил на всякий случай обойти подозрительный зал по периметру и вернуться в дежурку, где его дожидалась остывающая кружка кофе.

Он прошел мимо стеклянных витрин с похоронными принадлежностями древних египтян, с керамическими фигурками – ушебти, которые клали в могилу каждого знатного человека (о чем, впрочем, отставной майор не имел ни малейшего представления), прошел мимо укрытой стеклянным колпаком мумии, запеленатой в потемневшие от времени льняные полосы, мимо огромного саркофага из серого песчаника. Именно этот саркофаг закрывал от него дальнюю часть зала, и теперь, обойдя его, охранник увидел, что в данном помещении далеко не все в порядке.

Небольшая каменная статуя сидящего писца, которой полагалось находиться в витрине рядом с другими такими же статуэтками, сидела на полу посреди зала и смотрела на Сапунова с откровенной издевкой. Ноги древнего египтянина были сложены кренделем, на коленях покоилась табличка, в которой он делал свои пометки.

– Это что такое? – возмущенно выдохнул отставник, шагнув к недисциплинированному египтянину. – Что за непорядок?

Инструкция требовала во всех подобных случаях немедленно связываться с начальством, но отставной майор Сапунов знал по собственному опыту, как не любит начальство, когда его будят в самый мрачный час ночи, и решил для начала убедиться, что все действительно так, как ему представилось. Потому что еще больше то же самое начальство не любит, когда его будят напрасно.

Сапунов приблизился к подозрительному писцу и убедился, что все обстоит именно так, как ему представилось с первого взгляда, а именно: каким-то преступником нарушена герметичность витрины с экспонатами. Часть экспонатов разбросана по полу, а самый крупный экспонат – статуэтка сидящего писца – отнесен на достаточно большое расстояние от витрины.

Михаил Михайлович потянулся за переговорным устройством, чтобы вызвать старшего по смене и переложить на него чрезвычайно трудную задачу принятия решения, как вдруг за спиной у него послышались мягкие крадущиеся шаги.

Эти шаги были такими легкими, что в первую секунду Сапунов не понял, что к нему кто-то приближается. Он подумал, что снова слышит скрип рассохшегося паркета. Однако вскоре к этому скрипу присоединилось хриплое дыхание. Михаил Михайлович обернулся, чтобы разглядеть приближающегося человека, но не успел этого сделать, потому что на голову ему обрушился страшный удар, и свет в глазах отставного майора Сапунова моментально потух.

Хватились дежурного только часа через два, когда проверили мониторы и на одном заметили непорядок в зале и лежащее тело. Пока сбежались, пока приводили его в чувство, настало утро и подоспели остальные сотрудники. Теперь все сгрудились в зале, переживая и любопытствуя.

В дальнем конце зала послышались легкие торопливые шаги, и появился невысокий пухленький человечек с круглым румяным лицом и лысоватой головой, в котором присутствующие узнали заместителя директора по безопасности Евгения Ивановича Легова.

Тех, кто видел его впервые, легко могли ввести в заблуждение румяные щеки Легова, маленькие ручки и голубые детские глаза. Но его внешность была обманчива – голубые глаза способны были метать громы и молнии, маленькие ручки могли сжиматься в каменные кулаки, а тихий голос мог превращаться в угрожающий рык.

Вот и сейчас, раздвинув сгрудившихся вокруг вскрытой витрины сотрудников, он рявкнул:

– Почему в зале посторонние?

Голос Легова обладал таким воздействием на окружающих, что все присутствующие, независимо от занимаемой должности и научного авторитета, почувствовали себя посторонними и постарались незаметно ретироваться, так что через две минуты на месте происшествия остался только сам Легов, двое его подчиненных и заведующая египетским отделом Мария Антоновна, аккуратная старушка в строгом синем костюме и блузке с белоснежным отложным воротничком.

– Что у вас пропало? – холодно осведомился Легов, быстрым внимательным взглядом оценив разрушения и повернувшись к Марии Антоновне.