Упоение местью. Подлинная история графини Монте-Кристо

– Ну что ж делать, – он изобразил сомнение и смущение на лице, – хоть и тяжело, но придется соврать, – сделал паузу, глядя смеющимися глазами, – не понравилось совсем.

Они рассмеялись.

– А я вот, Александр Федорович, все думаю, – Ирина глянула серьезно, – может, то, что происходит за окном и здесь, – обвела взглядом гостиную, – пир во время чумы? Помните? «Нам не страшна могилы тьма»?

Керенский нахмурился и покачал головой, а потом снова поднял руку с бокалом:

– Ваше здоровье, Ирина Сергеевна! – уклонился от разговора о политике. – Смотрю на вас и жалею, что уж стар и сед. Будь я помоложе, украл бы вас, честное слово! Увез бы на другой конец света. Право, говорю от чистого сердца! Кстати, – он посмотрел по сторонам, – где-то здесь… ах вот… – Махнул рукой стоящему неподалеку бледному русоволосому мужчине лет тридцати с аккуратной бородкой, взгляд которого Ирина уже несколько раз ловила на себе. – Николай Сергеевич! Подойдите!

Мужчина, который будто ждал приглашения, чуть прихрамывая, приблизился к ним.

– Хочу вас, Николай Сергеевич, представить самой очаровательной и тонкой, – Керенский на секунду задумался, подбирая слова, – юной леди – дочери известного вам Сергея Ильича Яковлева.

– Николай Ракелов, – по-военному четко и коротко представился мужчина.

– Хотя сразу дружески посоветую держать с ней ухо востро – неровен час на язычок попадете, – продолжил Керенский.

– Ирина, – она протянула руку, к недовольству своему почувствовав, что краснеет.

– На самом деле, – Керенский повернулся к Ракелову, – скажу вам по секрету, домашнее имя этой милой барышни – Ирэн. А вас, Николай Сергеевич, как дома обычно звали?

– Ники, – чуть смутившись, ответил Ракелов.

– Так вот, Ирэн, рекомендую вам Ники, моего помощника и доброго знакомого. В детстве Николай Сергеевич, насколько мне известно, был отчаянный драчун и любитель полазить по деревьям. В результате одного из неудачных приземлений он и приобрел прямо-таки байроновскую походку.

– Александр Федорович, – смущенно протянул Ракелов, – право, будет вам из меня романтического героя делать. К поэзии, несомненно, я неравнодушен, но сам стихов не пишу. Бог таланта не дал.

– Ну, насчет талантов вам грех на Бога обижаться, а барышням тонким, – Керенский с хитринкой посмотрел на Ирину, – как известно, романтики нравятся. Так что, Ирина Сергеевна, прошу Николая Сергеевича любить и жаловать.

– Любить не обещаю, а жаловать… – Ирина неожиданно для себя самой испытующе посмотрела Ракелову прямо в глаза, – это зависит от самого Николая Сергеевича! – Отвела взгляд, сделав вид, что разглядывает игривые пузырьки в бокале с шампанским.

– Вот и хорошо! Вот и познакомились, – Керенский пробежал взглядом по залу. Видно, хотел оставить их наедине. – Ирэн, вы ведь знакомы с господином Гучковым? – Указал на вошедшего в зал мужчину, которого сопровождал Петр Петрович Трояновский.

– С Александром Ивановичем мы однажды мельком в дверях виделись. Он к отцу в Москве заходил, а я в тот вечер по делам убегала.

– Не обессудьте. Я вас оставлю, – Керенский церемонно склонил голову. – Надо мне с Александром Ивановичем переговорить, – двинулся навстречу Гучкову и Трояновскому.

«Неплохо было бы сейчас подойти к зеркалу, – вдруг подумала Ирина, провожая Керенского взглядом и поправляя прядку над ухом. – Кажется, волосы немного растрепались».

– Незаурядный человек, умница! – прервав пазу, неожиданно громко заговорил Ракелов.

Ирина взглянула вопросительно, потому что не поняла, о ком он.

– Да-да! – продолжил Ракелов с восхищением. – Подумайте только, Ирина Сергеевна! Получил строгое воспитание в старообрядческой семье и вдруг бросился воевать на стороне буров в англо-бурской бойне, попал к англичанам в плен. Затем участвовал в македонском восстании! Просто герой! А вернувшись в Россию…

– …стал директором правления Московского купеческого банка, – с улыбкой подхватила Ирина, поняв, что речь идет о Гучкове, – членом Государственной думы и прочее, и прочее… Что это вы, Николай Сергеевич, никак надумали мне биографию Александра Ивановича рассказать? Неужто других тем не найдется, чтобы меня развлечь?

Ракелов глянул смущенно.

– А что же вы, Ирина Сергеевна, не пьете шампанского? – указал на ее бокал.

– Да как же можно его пить, Николай Сергеевич, когда все пузырьки уже полопались? С тоски от умных разговоров, – Ирина глянула озорно. – А без пузырьков шампанское уже не в радость! – вздохнула она.

– И то правда! – Ракелов улыбнулся. – Какая же радость от шампанского без пузырьков, – он сделал паузу, – и без умных разговоров.

Они рассмеялись и снова замолчали.

– А вот скажите, Николай Сергеевич, вы в этом году, например, были в Париже? – решила помочь ему Ирина.

Ракелов обрадованно кивнул.

– И что нового в моде? – Она глянула вопросительно.

– В моде? – растерянно переспросил он. – Там сейчас не до моды. Война, – сказал он, но, заметив разочарование на лице Ирины, поспешно начал рассказывать о парижских дамах, которые, конечно же, не забывают о том, что жизнь продолжается и во время войны.

Возникшее оживление и суета у входа заставили ее отвлечься от разговора. В зал в окружении шумных кавалеров вплыла Софи Трояновская – рыжеволосая красавица в шикарном темно-зеленом бархатном платье. Приостановилась, окинув гостей скучающим взглядом. Музыка замолкла, словно кто-то со стороны подал музыкантам знак. В свите Софи Ирина с удивлением заметила отца. Тот был необычайно весел. Вдруг зашел спереди и неожиданно опустился перед Софи на колено.

Ирина обмерла. Таким отца она никогда не видела. Сергей Ильич раскинул руки.

– Душа моя, Софи, я желаю подарить вам свою любовь! Примите же мой дар!

Ирина не поверила своим ушам.

– Ах, Сергей Ильич, опять вы за свое, – Софи снисходительно посмотрела на ухажера. – Оставьте с вашей любовью! – легонько ударила Сергея Ильича сложенным веером по плечу. – А впрочем, нет, – она пленительно улыбнулась, – пожалуй, положите ее туда, – указала веером в противоположный конец зала. – В уголок. Будет время, я подумаю, что с ней делать! – царственным жестом протянула Сергею Ильичу руку для поцелуя, которую тот схватил и прижал к губам, потом решительно высвободила руку, обошла поклонника и сделала знак музыкантам, чтобы продолжали играть.

Лицо Ирины залилось краской.

«Как удачно, что Николай Сергеевич стоит к ним спиной и ничего не видит», – подумала она и, поспешно подхватив Ракелова под руку, отвела в сторону, за колонну, ближе к бильярдной, где по-прежнему кипели страсти и доносились обрывки фраз:

– Распутин! Распутин! Все эти рассказы про «тибетские настойки» – вздор! Государь околдован каким-то внутренним бессилием! Ах, если бы он рассердился! Государыня билась бы в истерике, но пусть! Хуже будет, если в истерике забьется Россия!

– Господи, что же это такое, Николай Сергеевич? – воскликнула Ирина. – Куда ни придешь, только и разговоров об этом Распутине. Будто уж и нет других тем. Не кажется ли вам, что все это – мыльный пузырь? Больше пустых слов, чем реальных к тому оснований?

Ракелов в задумчивости потер пальцами переносицу.

– Знаете, Ирина Сергеевна, мне однажды довелось видеть Распутина. Скажу честно, у него и впрямь есть сила. Этакий магнетизм и колдовское воздействие, устоять перед которыми обычному человеку невозможно.

Ирина глянула удивленно.

– Да и можно ли осуждать царицу, – продолжил Ракелов, – если старец для нее – последняя надежда спасти престолонаследника? А ведь Александра Федоровна не только царица, но и мать, готовая на все ради спасения единственного сына. И как знать, что для нее важнее – жизнь царевича или судьба России…

– Вы хотите сказать, что у Распутина на самом деле есть некие способности? – недоверчиво спросила Ирина.

– Есть, – кивнул Ракелов, – определенно есть! Не желаете присесть? – указал на небольшой, обитый темно-зеленой кожей диван у стены. – Князь Феликс Юсупов недавно в узком кругу рассказывал, – Ракелов понизил голос и заговорил таким тоном, чтобы стало ясно – он сам участник той беседы, – как старец лечил его от телесного недуга.

Ирина села, машинально расправив складки платья.

«Зачем я сегодня в синем? – поймала себя на мысли. – Надобно было надеть голубое».