Упоение местью. Подлинная история графини Монте-Кристо

– Софочка, дорогая, ну же, дальше рассказывай! – нетерпеливо попросила Леночка, которая, поджав ноги, устроилась рядом с сестрой на диване. – Ирэн обещала, что тоже никому не скажет. Да, Ирэн? – повернулась она к подруге.

– Не скажу, раз нельзя, – подтвердила заинтригованная Ирина.

– Ах, дорогая, оставь эти условности, – наморщив носик, небрежно сказала сестре Софи. – Мне теперь, после того, что было, все равно! – Она с блаженной улыбкой потянулась. – Ирэн, дорогая, коли сама не хочешь вина, тогда передай мне папироску из той коробочки, – указала на серебряную шкатулку на столике. – И аккуратнее, не урони. Это особые папироски. Они дорогого стоят! – приняла папироску у Ирины и чиркнула спичкой, закуривая.

Едкий желтоватый дымок словно нехотя потянулся вверх.

– Скажи, Ирэн, у тебя уже были мужчины? – Софи посмотрела испытующе. – Ты имела связь с ними, я это имею в виду? – уточнила она, заметив легкую растерянность на лице Ирины. – Вот у Элен уже есть кавалер, так что она понимает, о чем я говорю. Я к тому, – она с удовольствием затянулась и красиво выпустила струйку дыма, – если нет, тебе слушать не надобно. Ничего не поймешь, – глянула снисходительно. – Это будет как разговор с иностранцем на неизвестном тебе языке. О чем он говорит, можно только догадываться по интонации, жестам и мимическим движениям лица. Ежели таковые вообще имеются, – она вдруг рассмеялась, но так же неожиданно замолкла и, приподняв голову, строго спросила:

– Так как? Были?

Ирина неуверенно кивнула. Софи, иронически улыбаясь, недоверчиво оглядела ее. Ирина кивнула еще раз, потому что просто не могла не кивнуть.

– Отлично! – Софи откинулась на подушки. – Тогда продолжу. На чем я остановилась? Ах да. Не могу сказать, что я развратна до мозга костей, но порок, естественно, живет в моем теле, – сказав это, она улыбнулась блаженно и таинственно. – В общем, кое-что в жизни я испытала, поэтому знаю, о чем говорю. Так вот, – она стряхнула пепел с папироски в предусмотрительно подставленную сестрой пепельницу, – с ним невозможно сравнить ни одного мужчину. Ни одного! Поверьте! Он нечто особенное. Я уж не говорю о том, что он так властен, – снова затянулась папироской и, словно нарочно, выдохнула в лицо Ирине, – что ему просто хочется отдаваться, – улыбка снова скользнула по ее лицу.

Ирина почувствовала, что в горле запершило, и едва удержалась от кашля.

– Он о-очень силен, – продолжила Софи, – очень, – ее дыхание вдруг участилось, а глаза стали темнеть. – Когда он… входил в меня… тело его напрягалось, все, от головы до пальцев ног, – язык у Софи начал слегка заплетаться. – Он весь, понимаете, весь был… как один огромный… – поискала в воздухе пальцами подходящее слово и, не найдя, просто махнула рукой.

Ирина краем глаза заметила, что Леночка слушает, затаив дыхание и даже слегка приоткрыв рот.

– И все это – на ковре, – выдохнула Софи, – у зеркала огромного, в самый пол. Мне даже казалось, что зеркало тоже участвовало в действе, посылая двойников, неутомимо повторявших наши движения и тем самым удваивавших нашу страсть…

Ирина заметила, что глаза Софи совсем потемнели, превратившись в два омута, страшных и притягательных своей бездонностью. Внезапно ощутила легкую дурноту: защипало глаза, а мысли стали непривычно уплывать. Расстегнула верхнюю пуговицу платья.

Софи, снисходительно глянув на Ирину, затушила папироску.

– Он словно накачивал меня своею силой, своими необычайными способностями, всем своим могуществом. И вот так, – она медленно провела пальцами по шее, щеке, волосам и сладострастно улыбнулась, – более двух часов. Глаза прикроет, подышит – и снова за дело, со всей страстью. Он, девочки, – совершенно особенный! Кабы вы знали, какие ощущения он дает…

Ирина почувствовала головокружение. Не хватало воздуха. Пробормотав извинения, выскочила из комнаты и, подбежав к окну в галерее, рванула на себя раму. Холодный воздух освежил лицо и прояснил голову.

«Определенно в папиросках что-то не то. Не иначе травка какая примешана», – подумала она, но, отдышавшись, все-таки вернулась в комнату.

Софи уже стояла перед сестрой с бокалом в руке. Леночка смотрела на нее с обожанием.

– А, это ты… Входи же, – Ирине показалось, что в глазах Софи промелькнула насмешка.

– Ирэн, ну где же ты была? Пропустила самое интересное! Тут Софи еще такое рассказала… Не поверишь! Софи, повтори, пожалуйста! Ну хоть в двух словах! – Леночка умоляюще взглянула на сестру.

– Ах, оставь, Элен, – Софи скорчила гримасу. – Не могу же я все по два раза рассказывать. Пойду ванну приму, – она, выгнув спину, с наслаждением потянулась и направилась в сторону двери. У выхода приостановилась. – Проветри, не забудь. А то отец опять меня воспитывать примется.

Леночка послушно распахнула окно, а потом, усадив Ирину на диван, устроилась рядом.

– Ты не представляешь! – громким шепотом проговорила она, наклонясь к самому уху. – Знаешь, что у Софи теперь там… – опустила глаза, указывая взглядом на живот, – там… внутри?

– Ре-ребенок? – с сомнением в голосе спросила Ирина, мысленно прикидывая, может ли такое случиться так быстро.

– Какой еще ребенок, о чем ты?! У нее там… шарик.

– Какой еще шарик? – настала очередь удивиться Ирине.

– Господи, какой-какой, обычный! То есть не обычный, конечно. Из камня. Кажется, обсидиан называется. Теперь шарик все время у нее там внутри будет. Ну, не все время, конечно, его и вынуть можно, но он сказал, что надобно для тренировки женских мышц его удерживать там подольше. Потом такие ощущения получаются! – восторженно сказала Леночка и даже закатила глаза.

– Глупость какая! – смутилась Ирина. – Ты-то откуда знаешь?

– И ничего не глупость! – обиженно воскликнула Леночка. – Он так сказал.

– Да кто он-то?

– Как?! Ты что ж, не поняла? Распутин! Софи имела сношение с самим Распутиным! Представляешь? Она у нас теперь как царица.

– Почему как царица? – нахмурилась Ирина.

– А ты будто не знаешь? – хмыкнула Леночка, недоуменно глядя на наивную подругу.

– Вранье все это! – строго сказала Ирина.

– И почему же вранье? Все об этом знают! Даже наши раненые из госпиталя говорят, что на фронте и то про это слышали! А в синематографе запретили давать фильму, где государь возлагает на себя Георгиевский крест, знаешь, почему? Всякий раз, как это показывают, кто-то в зале непременно да и скажет из темноты: «Царь-батюшка с Егорием, а царица-матушка с Григорием», – Леночка хихикнула.

– Лена! – Ирина поднялась с дивана. – Как ты можешь? Как вы все можете пересказывать эти низкие сплетни и втаптывать в грязь самое святое? Я не могу, понимаешь, не могу слышать, когда унижают нашего государя и государыню. И как можно делать это сейчас, именно сейчас, перед врагами внешними, внутренними, во время самой грозной войны, которую когда-либо вела Россия? Стыдно, право! Неужели ты не понимаешь, как это стыдно и недостойно?!

Леночка вспыхнула и подскочила с дивана.

– Зря ты сердишься, Ирэн, – обиженным тоном сказала она. – Вот ты не веришь, а весь Петроград верит! Да из-за твоего любимого государя рушится все, на чем держалась Россия! Неужели ты не видишь и не понимаешь? Россия гибнет из-за слабости одного мужа к одной жене! И это ужасно! И я презираю его за это! Слышишь? Презираю! – почти прокричала она.

«Да, у государя, конечно же, есть слабость в характере, – растерянно подумала Ирина. – Но эта слабость от любви к государыне, от тревоги за цесаревича, это жертвенная слабость отца и мужа и потому – простительна и даже трогательна. Как все они этого не понимают?»

– Знаешь, Ленусь, – взглянула на подругу почти неприязненно, – в нашем споре победителей все равно не будет, а тебя я потерять не хочу, потому прощаю твою горячность и, пожалуй, поеду домой…

Леночка ничего не ответила, только смотрела обиженно.

…Через полчаса пролетка дернулась с места, отбросив Ирину на жесткую спинку сиденья.

* * *

«Как хорошо, что дома никого нет, – думала Ирина, выкладывая вещи из саквояжа. – Отец в Москве по делам. Менее всего сейчас хотелось бы отвечать на его вопросы. Как жаль, что Ники в отъезде, – открыла подаренный Ракеловым флакончик духов «Флер д-оранж», смочила пальцы и провела за ухом. По комнате распространился нежный весенний запах. – Господи, как же мне его не хватает!»

Она переоделась, присела к туалетному столику и принялась расчесывать волосы. Отражение в зеркале задумчиво поглядывало на нее. Ирина отложила гребень и приблизила лицо к зеркалу. Ей всегда казалось, что в ней живут два существа – одно действует, а другое наблюдает, только для того, чтобы по вечерам терзать вопросами, на которые порой невозможно найти ответа.

«К счастью, сейчас не вечер», – решила обнадежить себя она, но отражение глянуло так осуждающе, что вопрос прозвучал вполне ожидаемо:

«Если для тебя все услышанное – грязь, зачем ты слушала Софи?»

«Почему ты спрашиваешь? Ведь вечер еще не наступил», – почти взмолилась Ирина.

«Какая разница? Все равно в доме никого нет. Зачем откладывать?»

«Ну да, ты ведь все равно не отвяжешься».