Изнанка мести

Да, она часто слышала комплименты в адрес прически, но все остальное было у нее стандартным. Обычный нос, не запредельно длинные ресницы, не самые пухлые губы. Да, слава Создателю, яркие глаза, изящные от природы брови и чистая кожа, но… разве достаточно этого?

Вика отошла от зеркала чуть дальше: фигура тоже была не выдающейся. Если б не безумная любовь к сладостям, могла бы соответствовать современным идеалам красоты. А так – увы и ах! Вика посмотрела на грудь: чересчур пышная, она делала фигуру немного грузной. «Девушки – обладательницы маленькой груди не понимают своего счастья, – в который раз за последние пять лет подумала она, – ты можешь иметь идеальные пропорции, но пышный бюст в два счета превратит тебя в пампушку». К тому же, одежда стандартных размеров Вике не подходила: если была хороша в талии, то натягивалась выше как на бочке, если бывала хороша в груди – пиши пропало – висела мешком в остальных местах. Вика давно шила наряды на заказ: начиная с нижнего белья и заканчивая шубками. Хорошо хоть она себе это позволить могла. А если б денег не было?

Повернулась и посмотрела на бедра и попку. Вспомнила разговор с Ольгой, когда жаловалась подруге на апельсиновую корку. Им тогда было лет по пятнадцать?

– Оль, посмотри, у меня целлюлит на икрах?

– Что?

– Целлюлит!

– Где? – брови Ольги домиком сошлись над переносицей.

– На икрах! – возмущенно вопила Вика.

– Хочу уточнить, – Ольга склонилась, силясь рассмотреть хоть что-то, – ты знаешь, что икра – это часть ноги между коленом и щиколоткой?

– Конечно! Там целлюлит?

– Ты с ума сошла? – подруга строго покрутила пальцем у виска.

Надо сказать, Оля имела абсолютно здоровое отношение к себе и своей внешности, а ведь она была очень красивой! Голубые глаза, напоминающие то воду в солнечном бассейне, то россыпь хрусталиков льда, завораживали. Она страстно любила менять прически и цвет волос. Ей шел и зеленый оттенок, как у кикиморы, и золотистый, как у Барби. Огромные очи подстраивались под выбранный цвет и превращали Ольгу в загадку. Вике давешний разговор она не забыла и при любой жалобе на внешность выдавала: «Только попробуй мне сказать про целлюлит на икрах!»

Подруга была для Вики благословением небес. Во всем мире не было человека ближе и роднее. Они вместе учились с первого класса, когда худенькая синеглазая девочка с цветными резиночками, в конце второй четверти впервые появилась за Викиной партой. (Ольгина семья переезжала с места на место вслед за отцом до той самой поры, пока дочка не пошла в школу). С тех пор они почти не расставались. Играли в куклы каждый день, ночевали друг у друга, шушукались под партами и читали одни и те же книжки. В общем, делились любыми радостями и горестями и секретов друг от друга не заводили.

Когда родителей Вики не стало, Ольга превратилась в настоящую сестру. Она день и ночь слушала Викины стоны, не обижалась, если та внезапно замолкала, помогала с учёбой, прикрывала от любопытных. Сочувствие стало её вторым «Я». Ольга даже потянулась за Викой в художественную школу, но, увы, промучившись там пару месяцев, сдалась. Ольга была прирожденной отличницей, у неё по всем предметам были пятёрки, золотая медаль за окончание школы и трудности выбора института. Куда пойти, если все предметы одинаково хороши и успешны? Ей было так сложно понять, что самое интересное, что Вика диву давалось. Ольга поступила на экономический факультет университета управления, навсегда приобретя склонность к восхищению людьми, определившимися с профессией в детстве.

В семье у Ольги было особое отношение к деньгам. Строгие правила, установленные отцом подруги на все сферы жизни, распространялись и на кошелек. Ольга никогда не заглядывала в чужие карманы, не завидовала состоятельности окружающих, не имела привычку считать чьи-то доходы. Видя, какое наследство свалилось на Вику, ни разу не попросила взаймы, хотя как никто могла бы сделать это. Вика это ценила. «Господи, – думала она, – спасибо за щедроты твои, пославшие мне такого щепетильно-благородного человека». Взрослея в семье среднего достатка, Ольга порой с тоской смотрела на понравившееся платье, классные сапоги. Но если родители не могли ей этого позволить, она проходила мимо, смело утешая себя, что как только пойдет работать, сможет купить. Конечно, Вика была рада доставить подружке удовольствие, преподнося желанные подарки. Но она прекрасно знала, что Ольга их не ждала, не ради этого с ней дружила. Не ради этого забегала на минутку утром и позировала часами по вечерам, болтала до ночи и хохотала до упаду.

Как-то раз Нинка Шустрова, самая высокая девчонка в их классе, рассказывала о выигрыше, который свалился на её отца. То ли это было «Спортлото», то ли «Бинго», сейчас Вика уже не помнила. Нинкины родители купили машину, а ей подарили мобильный телефон (тогда в школе ещё ни у кого не было). Вика как в открытой книге читала на лицах ребят жадные взгляды, расчеты, куда бы они потратили бумажки, свались они на них. Сама она с двенадцати лет привыкла иметь дело с немаленькими финансами – дед ее почему-то в средствах не ограничивал. Может быть, не хотел, чтобы она чувствовала отсутствие родителей, может, планировал приучить к самостоятельности – понимал, что не вечен? Вика без его помощи платила по счетам: за свет, за газ, за квартиру. Решала, что купить сейчас, на что отложить.

Она не завидовала Нинкиным родителям. Её не впечатляли выигрыши. Её впечатляло умение работать и зарабатывать, вести бизнес или разумно тратить.

Так вот, когда весь класс завистливо смотрел на Шустрову, Ольку новость даже не интересовала. «Ну, выиграл и выиграл, – пожала она плечами, глянув сначала на новенький мобильник, а потом на Вику, – пошли биологию делать».

Только в одном Вика Ольгу не одобряла: в стремлении вешаться на парней и прыгать из кровати в кровать. Хотя, впрочем, она этого не понимала не только в Ольге, но и в других девчонках. Им казалось скучным не кружить головы и не хихикать с пацанами. Они курили, пробовали наркотики, заводили и бросали знакомства, хвалились связями. На нее, девственницу, смотрели косо до тех пор, пока Вике не надоело, и она не соврала, что рассталась с «атрибутом юности». Ольга знала правду, но в её надежности Вика была уверена непоколебимо. Иногда подруга, правда, подначивала:

– Как тебя угораздило остаться нетронутой в девятнадцать? – спрашивала она, и Вика заводилась, несмотря на то, что каждый раз обещала себе больше этого не делать. Она не считала девственность молочным зубом, от которого необходимо было избавиться во что бы то ни стало.

– Потому что я живу не в тумане, а думаю головой, – сердилась она, – хороша бы я была, если б переспала с Крестовским! Я привыкла отвечать за свою жизнь, а не расставаться с невинностью в отместку родителям! – однажды выпалила она, вспомнив рассказы девчонок, и тут же спохватилась, – извини, я не тебя имела в виду.

– А что? Ты права, – хмыкнула тогда Ольга, словно бы заглядывая в себя. – Я бы с Зотовым спать не стала, если б не папаша. Он меня бесил своим желанием растащить нас.

Вика снова расстроилась, вспоминая это. Ох, как она была зла на всех мужчин в своей жизни и жизни подружки. Они не умели ценить девушек. Порой ей хотелось крикнуть Ольге: «Он не для тебя!», но она сдерживалась, зная, что это не приведет ни к чему хорошему.

Вика надела красную юбку-шотландку, темные чулки чуть выше колен и стильную рубашку. Покружилась перед зеркалом. Интересно, такой наряд понравился бы Выгорскому? Она представила, как его длинный палец скользит по бедру. Стоп! Не надо об этом мечтать!

Она и так слишком часто мысленно улетала к нему, принималась думать о будущем, представляя себе кудрявых рыженьких дочек и дом, наполненный смехом. Разве это так уж невозможно? Ведь он тоже человек и, значит, мог чувствовать то же самое, что и она. Она одернула себя. Сколько раз, с каждым новым парнем, она мечта о семейном счастье? Ничего в жизни Вика так не хотела, как тёплого очага, любимого мужчины рядом, детей. Она не призналась бы никому, но один из самых больших страхов её – это замужество подружки. Когда Ольга найдет близкого человека и пойдет к алтарю, Вика останется совсем одна.

Начиная любые отношения, встречаясь с молодыми людьми, Вика спрашивала себя: «Возможно ли такое, что в будущем её ждет нечто большее, чем сожаления о непродолжительной связи»? Но чем чаще Вика задавала себе этот вопрос, тем чаще получала отрицательный ответ. Её чересчур много бросали, предавали, пользовались. Накапливая горький опыт, она с каждым разом всё больше боялась выглядеть излишне влюбленной, страшилась выражать стремление понравиться мужчине. Улыбаться, бросаться на шею, нервно хихикать, суетиться, пытаясь попасть в поле зрения любого ухажера, навязываться – от одного вида подобного поведения её пробивала дрожь. Страх сделаться посмешищем удерживал от бурного выражения симпатии. Она смотрела на девушек, прыгающих из кровати в кровать, и ужасалась.

Вика закрыла дверь и направилась к лестнице: она принципиально не пользовалась лифтом, начиная с восьмого класса. На пятом этаже соседские ребята – братья Смекаловы – затаскивали огромный ковер в лифт. Они пыхтели и поругивались друг на друга. Вика услышала их «тащи» – «пихай» – «давай» будучи на пролет выше. Немного приостановилась, разглядывая худые фигуры и одинаковые, похожие на топорища лица. Эту картину она видела регулярно. Мамаша Смекалова, повернутая на чистоте, пять раз в год заставляла ребят трясти паласы.

– Привет! – игриво поздоровалась Вика, – генеральная уборка?

Ребята приостановили потуги и закивали: – Ага! Привет!

– Как закончите, приходите ко мне! – протиснулась Вика мимо, стараясь не задеть стену.

– Нет, Вик, давай сначала ты к нам! – ответил младший и наградил зазевавшегося брата подзатыльником.

Вика рассмеялась, и каблучки её застучали вниз: цок-цок. Пробегая мимо квартиры Ярослава, вздохнула. Если по возвращении он не скажет, что любит – она не станет о нем думать. И точка. Замок щёлкнул, и её сердце ёкнуло: «Уже вернулся, но не предупредил!» Она замерла на месте. Из двери вышел молодой человек, которого она видела впервые. Не Ярослав. Высокий. Пшеничные волосы блестели как в рекламе. Светлая бородка закрывала большую часть лица. Он был старше на год или два. Темно-серый взгляд уперся в её, видимо испуганные, глаза. Секунду они выжидали, явно решая, что делать дальше. Вика опустила ресницы. Сердце гулко стучало. Вор? Позвать Смекаловых? Она прислушалась: двери лифта гремели, наверху ещё возились.

– Виктория? – голос у незнакомца был громкий и певучий.

Он был в курсе, какое у неё имя!? Вика удивленно подняла брови, задавая немой вопрос: «Мы знакомы?»

Парень широко улыбнулся, обнаруживая за бородой ослепительный ряд белых зубов:

– Мы не встречались, но я слышал о Вас не раз, – он протянул руку. – Я – Дмитрий, личный психолог Ярослава.

– Психолог? – она смотрела настороженно, но ничего не оставалось, как пожать его пальцы.

– Да! И по счастливому совпадению, брат.

Вике на мгновение показалось, что она не расслышала.

– Брат!? – она не смогла (да и не пыталась!) скрыть изумления. Вика превратилась в безмолвную статую, внутренности которой раздирала боль предательства.

– Не говорите, что он Вам ничего не рассказывал, – явно желая понравиться, сказал он и добавил отрывисто: – обо мне.

– Ничего, – еле шевеля губами, пробормотала она.

– Отлично, – «брат» захлопнул дверь, повернул ключ и по-простому подхватил ее под руку, – сейчас самое время это исправить, – потянул на улицу, но так как Вика была одеревенелая, остановился: – хотите проверить, не утащил ли я чего? – в его глазах сверкали знакомые искры.

– Хочу проверить, брат ли Вы? – сомнение не покидало. Обида распускала противные теплые щупальца по телу.

– Поцелуемся по-братски? – светлый пушок ресниц искрился от смеха.

Вика скривилась, но стала спускаться.

– Ну, уж нет. Почему я про Вас ничего не слышала?

– Не знаю, – он пожал плечами, – может быть, я слишком обаятельный, а Ярославу слишком много лет?

– И скромный, – фыркнула она.

– Кстати, о скромности, – ничуть не смутился он, – не подкинете до центра, а то моя машина в ремонте. Может, будем на «ты»?