Мариус Петипа: В плену у Терпсихоры

Тем временем слуга Иниго, готовя ужин в доме, старался выполнить поручение хозяина. Услышав шум за дверью, он открыл ее и, увидев страшную маску, упал в обморок, уронив украденный медальон. А за маской спряталась Пахита. Она подобрала медальон и скрылась.

Следом за ней пришли Люсьен и Иниго. Пока юный граф осматривал жилище, коварный цыганский барон тайком добавил яд в бокал с вином, предназначенный для гостя. Пахита все это видела, и, когда Иниго предложил Люсьену выпить вино, девушка постаралась обратить их внимание на себя, сделав вид, что только вошла. Граф, увидев возлюбленную, обрадовался, а Иниго попытался ее выпроводить. Тогда Пахита начала танцевать, лишь бы остаться в комнате. Используя удобный момент, чтобы отвлечь Иниго, она рассказала Люсьену о коварном плане цыганского барона. Кульминацией драматического действия балета стала сцена, где она, спасая возлюбленного, подменила стакан с отравленным вином.

Иниго, не подозревая об этом, поднял тост за графа, и оба выпили вино. Цыган, в полной уверенности, что его план удался, пустился в пляс вместе с Пахитой. Но ноги Иниго начали заплетаться, веки слипаться, его то и дело бросало в жар. Шатаясь и теряя силы, он с трудом добрался до стула и лишился чувств. Влюбленные же тем временем благополучно покинули жилище.

В разгар светского раута в замке графа д’Эрвильи в зал вбежали Люсьен и Пахита и рассказали собравшимся об опасности, которой им удалось избежать. Молодой граф в присутствии всех поблагодарил Пахиту за спасение. А генерал увидел на шее у девушки медальон со знакомым образом и понял, что перед ним – изображение его погибшего брата. А это значит, что Пахита – его пропавшая дочь. Люсьен тут же попросил руки девушки, ведь теперь, когда выяснилось, кто она, влюбленные могли соединить свои сердца.

Бал продолжился в честь помолвки Пахиты и Люсьена. В костюмах цветов на сцену вышли тридцать две воспитанницы Театрального училища. Они исполнили pas de fleurs[148 - Большой вальс цветов (фр.).]. По мнению критика Р. Зотова, ради него «надобно бы было ходить всякий день в театр – опять высокая поэзия! Опять прелестные, удивительные группы и картины! Опять изумительные блеск и роскошь!.. Но венком всего балета, всего вечера и всего танцевального искусства был потом pas de folie[149 - Вальс страсти (фр.).]. Что тут делала г-жа Андреянова… недостает слов!.. Едва взгляд успевал ловить самые трудные па и позы. Никогда еще г-жа Андреянова не была так изумительно хороша! Это была сама Терпсихора! Публика пришла в такой восторг, что многие начали даже кричать bis и фора!..»[150 - Театральная хроника // Северная пчела. 1847, 6 октября. № 225. С. 897–898.].

Восторженная рецензия известного театрального критика всколыхнула интерес к балету среди столичных балетоманов. Р. Зотов настаивал, что «постановка и успех „Пахиты“ будут новою эрою для существования нашего балета, а то о нем совсем было забыли. Теперь он восстал с новым блеском, с новой славою и, верно, надолго сохранит их»[151 - Там же.].

Похвала раздавалась по адресу самого произведения, сценографии и артистов – в первую очередь Е. Андреяновой. И успех постановки оказался закономерным. Хотя, что касается Петипа, роль его как хореографа была пока невелика. Воссоздавая вместе с Фредериком замысел Мазилье, он вносил в область танцевальных решений лишь небольшие изменения. Прежде всего это относилось к сольным и массовым испанским танцам. Р. Зотов вспомнил о нем только в конце статьи, да и то лишь как о танцовщике: «Что сказать теперь о дебютанте? Он танцевал в pas de folie и el haleo, следственно в двух характерных танцах. Легкость и сила в нем удивительные, но мы подождем будущих его дебютов в танцах благородного и серьезного рода и тогда отдадим о нем подробный отчет; теперь же видели, что это прекрасное приобретение для нашей труппы, потому что при большом даровании все роли хороши»[152 - Там же.].

Последнее замечание критика, судя по всему, вполне разделял император Николай I. Одобрение он выразил по-царски, передав для молодого артиста ценный подарок. В мемуарах М. Петипа есть такие строки: «Через неделю после этого моего дебюта мне было передано кольцо с „маркизой“, украшенное рубином и восемнадцатью бриллиантами. Этот первый пожалованный мне подарок я и доселе бережно храню как драгоценнейшее воспоминание»[153 - Мариус Петипа. Материалы… С. 37–38.].

А за два дня до этого у Мариуса Петипа состоялась трогательная встреча с отцом, приехавшим в Санкт-Петербург к новому месту службы. Контракт на три года был подписан с ним еще в Париже, а 22 октября А. М. Гедеонов распорядился принять его к исполнению, выдав артисту «условленные по 8-му параграфу вояжные деньги»[154 - РГИА. Ф. 497. Оп. 1. Ед. хр. 11175. Л. 1.]. С этого дня Ж.-А. Петипа стал обучать воспитанников старшего танцевального класса в Театральном училище. Его же сын, Петипа-младший, приступил в это время к репетициям двух возобновляемых в театре балетов – «Пери» и «Жизель». Жизнь артистов – молодого и старого – стала налаживаться.

Глава VII

ЯВЛЕНИЕ «САТАНИЛЛЫ»

Успешный дебют Мариуса Петипа на столичной сцене придал ему уверенности в собственных силах. Он помнил, как заинтересовался А. М. Гедеонов его рассказом о постановке «Фарфареллы», созданной Петипа-старшим по мотивам балета Мазилье «Влюбленная дьяволица». Молодому человеку очень хотелось тоже выступить в роли создателя спектакля, но пока к нему присматривались, изучали его возможности. И он, понимая это, рад был положению танцовщика. Да, он не так хорош в классическом танце, как старший брат Люсьен, но в мимических ролях и характерных танцах ему, пожалуй, нет равных на петербургской сцене. Об этом свидетельствуют и аплодисменты зрителей, и восхищенные взгляды коллег. И все это не случайно: в его исполнительской манере видны рыцарственная галантность, скульптурная пластика поз и пафос классической школы Вестриса, сохраняющий изящество движений даже в драматических сценах, когда, казалось бы, главное для танцовщика – передать кипение страстей. Именно поэтому Петипа-младшего часто отмечали критики, хотя рецензенты, как правило, больше писали в то время о танцовщицах.

В театре шла подготовка к возобновлению балета «Пери»[155 - «Пери» – балет на музыку композитора Фридриха Бургмюллера, впервые поставлен в 1843 г. в парижской Опере. Автор либретто – Теофиль Готье.]. Теофиль Готье[156 - Готье, Теофиль (1811–1872) – французский прозаик и поэт романтической школы, журналист, критик, путешественник.], автор либретто, развивал тему стремления романтического героя к идеалу: «Земля, олицетворенная Ахметом, простирает руки к небу, которое нежно взирает на него лазоревыми очами Пери»[157 - Цит. по: Левинсон А. Мастера балета. Очерки истории и теории танца. СПб.: Изд. Н. В. Соловьева, 1914.].

Этот балет танцовщик вполне мог видеть в Париже в 1843 году, где главные роли исполняли его брат Люсьен и Карлотта Гризи. Для нее Т. Готье и написал восточную сказку о Пери, взяв за основу поэтический цикл Виктора Гюго[158 - Гюго, Виктор (1802–1885) – французский писатель, поэт, прозаик и драматург, одна из главных фигур французского романтизма. Член Французской академии (1841).] «Ориенталии» (1828). Да и сам Мариус исполнял когда-то в Бордо роль Ахмет-паши в этом балете. Поэтому он был готов предложить партнерам по сцене решение ряда мизансцен – выразительное и удобное для исполнения.

«Пери» была поставлена и на сцене Большого театра Санкт-Петербурга – Фредериком в 1844 году. Главные роли тогда исполняли Андреянова (Пери) и Иогансон[159 - Иогансон, Христиан Петрович (1817–1903) – артист санкт-петербургского балета, педагог, представитель французской школы, так называемой «belle danse».] (Ахмет-паша). Но, судя по откликам прессы, этот балет не слишком впечатлил зрителей. Даже Р. Зотов, в большинстве случаев поддерживавший дирекцию императорских театров и созданные по ее указанию постановки, высказался об этом спектакле довольно сдержанно: «Вот и „Пери“! Что о ней сказать? Разумеется, прекрасно. Тут есть все. Прелестные танцы, группы. Поэзия, фантастический мир: чего же еще для балета? Занимательности? Драматического интереса? – На что? „Потанцевали, разошлись, как будто делом занялись“». И все же критик высоко оценил выступление примы: «…Андреянова была превосходна, очаровательна. Мы были в восторге от нее! Каждое ее движение было прелестно! Она увлекала, изумляла…»[160 - Р. З. [Р. Зотов]. Большой театр. «Пери» // Северная пчела. 1844, 28 января. № 22. С. 1–2.].

Но Андреянова вскоре уехала на гастроли за границу, и балет какое-то время на петербургской сцене не ставили. Однако в 1846 году его возобновили с Анастасией Яковлевой[161 - Яковлева, Анастасия Яковлевна – танцовщица Большого театра в Санкт-Петербурге с 1844 г.] в главной роли, мотивируя это тем, что, дескать, декорации и костюмы не успели себя окупить. Эта попытка оказалась неудачной: после нескольких спектаклей театральное начальство вынуждено было снять этот балет с репертуара из-за прохладного отношения к нему зрителей. И вот теперь дирекция решила вдохнуть в него новую жизнь. К одной из своих любимых ролей возвращалась Андреянова. А роль Ахмет-паши поручили Мариусу Петипа.

Она подходила ему как нельзя лучше. Казалось, сама природа наделила танцовщика данными для страстного героя-любовника или для романтика, ищущего утешения в грезах и волшебных сновидениях. Неудивительно, что в романтическом pas de deux[162 - Рas de deux – «шаг обоих» (фр.) – одна из основных музыкально-танцевальных форм в балете. Состоит из выхода двух танцовщиков (антре), адажио, вариаций сольного мужского и женского танцев и совместной виртуозной коды.] с Пери в первом действии его Ахмет-паша волнующе и поэтично выражал стремление к недостижимой мечте. Но, видимо, не все зависело от артистов. Балет «Пери» не занял почетного места в репертуаре театра.

Спустя почти месяц после возобновления балета на сцене Большого театра М. Петипа дебютировал в «Жизели». Удивительные порой бывают в жизни параллели! За пять лет до описываемых событий Люсьен Петипа показывал в Париже А. Титюсу этот балет. А теперь его младший брат Мариус, делавший в качестве исполнителя первые шаги на петербургской сцене, танцевал вместе с первой русской Жизелью Еленой Андреяновой.

Афиша гласила: «23 ноября дана будет в 1-й раз по возобновлении: „Жизель, или Вилисы“, фантастический балет в двух действиях, соч. гг. Коралли и Теофила Готье; поставленный на здешнюю сцену балетмейстером г. Титусом; музыка соч. А. Адана, декорации и машины Роллера, новые костюмы Матье». Выделялось набранное крупными буквами жирным шрифтом сообщение: «Роль Жизели будет играть г-жа Андреянова». Имена остальных исполнителей были набраны более мелким шрифтом: «В первый раз будут играть роли: графа Альберта – г. Петипа, герцога – г. Спиридонов, Ганса – г. Фредерик, Мирты, повелительницы виллис, – г-жа Никитина». Ниже сообщалось: «Г. Вьетан, первый скрипач двора Его Императорского Величества, будет играть соло на альте». Таким образом, судьба свела в одном спектакле на берегах Невы бывших однокашников брюссельской консерватории!

Разбуженный в Санкт-Петербурге интерес к балету набирал силу. С особым нетерпением ждали возвращения «Жизели» – ведь за минувшее после гастролей Марии Тальони время ничего лучшего на отечественной, да и европейской сцене, не появилось. Балетоманы ждали чуда: в танце, музыке, сценографии…

Но оно… не произошло. Пресса откликнулась на возобновленный спектакль кратко, без особых эмоций. Газета «Северная пчела», правда, сообщала, что балет прошел «прекрасно», а Андреянова была удостоена нескончаемых аплодисментов и вызовов. Об Альберте в исполнении М. Петипа рецензент даже не упомянул, что можно объяснить обычной для того времени традицией не замечать танцовщиков-мужчин, выделяя только женщин. Словно в подтверждение этого корреспондент «Санкт-Петербургских ведомостей» писал несколько лет спустя: «В балетах настоящего времени хореографическая часть основана на танцовщицах, мужчины принимают в танцах сравнительно незначительное участие»[163 - Санкт-Петербургские ведомости. 1855, 13 ноября. № 250. С. 1–2.].

Скорее всего, Мариус был осведомлен об этой «традиции». Но замалчивание его имени, несомненно, его задевало, ведь с ролью он справился очень хорошо. Правда, замечал, что партнерша, Елена Андреянова, его недолюбливает. Во внешне почтительном отношении Петипа к себе она чувствовала скрытую иронию. Поэтому и высказывала при случае разочарование в том, что у него не слишком отточены классические па. Но когда она видела его в пантомиме, испанских танцах, не могла не оценить актерское мастерство танцовщика и волей-неволей прощала имевшиеся у него погрешности. Вот так они и танцевали вместе – в «Пахите», «Пери» и «Жизели».

Несмотря на ежедневную занятость, Мариус сумел все же принять участие в бенефисе французской актрисы Л. Майер на сцене Михайловского театра. Несомненно, он хотел лишний раз продемонстрировать свое искусство перед сильными мира сего, к тому же поддержать соотечественницу. В те годы представителей высшего общества, да и людей попроще, охватила страсть к цветам. Им приписывали тайные значения, и в моду вошел «язык цветов», зачастую помогавший влюбленным. Не отставали и служители театра: в этот вечер в первом отделении давали популярный водевиль «Букет живых цветов». Среди действующих лиц радовали глаз Сирень и Жимолость, Камелия, Нарцисс, Незабудка, Васильки, Маргаритки, Мак… Позже тема цветов найдет отражение в балете М. Петипа «Голубая георгина».

Но для него зимние месяцы 1847–1848 годов были заполнены не только выступлениями на сцене. В феврале 1848 года, спустя непродолжительное время после своей премьеры в «Пахите», он, совместно с отцом, поставил балет Жозефа Мазилье «Сатанилла, или Любовь и ад»[164 - «Сатанилла» – балет композиторов Н.-А. Ребера и Ф. Бенуа, впервые появившийся в постановке балетмейстера Ж. Мазилье. Известен он под разными названиями. Сначала был поставлен во Франции как «Влюбленный бес» (фр. Le Diable amoureux). Премьера состоялась в Париже, в Гранд-Опера, 23 сентября 1840 г. В России название было изменено на «Сатанилла, или Любовь и ад».], в основу либретто которого положен фантастический роман французского писателя Жака Казота[165 - Казот, Жак (1719–1792) – французский писатель.] «Влюбленный дьявол» (1772).

«Сатанилла» восходила к традициям романтического балета. Образ героини олицетворял демоническое существо, посланное на землю адом с целью соблазнить графа Фабио. Но случилось невероятное: Сатанилла влюбилась в него и ценой своей жизни спасла графа. Напряженная драматическая интрига способствовала стремительному развитию действия, а организовывал и решал его танец. Дочь ада, приняв облик пажа, следовала за Фабио, отправившегося спасать свою невесту Лилию от корсаров. Девушку хотел купить на восточном базаре визирь Осман. Но, раздираемая муками ревности, Сатанилла все же пришла на помощь Фабио и, следовательно, его невесте. В облике баядерки она стала отвлекать внимание визиря танцами.

Отец и сын Петипа, приступая к постановке балета, сразу же определили круг обязанностей каждого: старший работал с кордебалетом и корифеями, младший же ставил танцы и мимические сцены солистов. Мариус, как ни старался найти творческий контакт с исполнительницей главной роли Е. Андреяновой, чувствовал ее холодность и отчужденность. И все же он способствовал тому, что танцовщица смогла в итоге передать психологическую драму своей героини. Недаром даже спустя полтора десятилетия после петербургской премьеры один из критиков, сетуя на бессодержательность новейших балетов, писал, что «Сатанилла» – это «единственный балет из всех, идущих в настоящее время на нашей сцене, в котором мысль и драма не принесены в жертву исключительно танцам»[166 - Театральные афиши и Антракт. 1864, 25 февраля. С. 4.].

…Слухи о постановке нового балета быстро распространились среди столичных балетоманов. Они ждали нового праздника искусства, и спустя три месяца появилась премьерная афиша: «Во вторник 10 февраля на Большом театре… В первый раз в пользу г-жи Андреяновой Сатанилла, или Любовь и ад (Le diable amoureux). Большой пантомимный балет в 3 д. и 7 карт. гг. Мазилия и Сен-Жоржа, поставленный на здешнюю сцену гг. Петипа 1 и 2». Внимание публики обращалось на то, что «все танцы сочинены ими вновь». Скорее всего, постановщики использовали танцы шедшей в Мадриде «Фарфареллы», опиравшейся на балет Мазилье «Влюбленная дьяволица».

Когда же наступил день премьеры, театр, как и следовало ожидать, был полон. В зале присутствовали августейшие особы и придворные. Спектакль открыла увертюра М. Глинки[167 - Глинка, Михаил Иванович (1804–1857) – русский композитор. Сочинения Глинки оказали влияние на крупнейших русских композиторов – А. С. Даргомыжского, М. П. Мусоргского, Н. А. Римского-Корсакова, А. П. Бородина, П. И. Чайковского и других.] к опере «Жизнь за царя»[168 - «Жизнь за царя» («Иван Сусанин») – опера М. И. Глинки в 4 актах с эпилогом. В ней рассказывается о событиях 1613 г., связанных с походом польского войска на Москву.]. После нескольких арий, исполненных итальянскими певцами, начался новый балет, столь многими ожидаемый.

И ожидания эти были вполне оправданны. Премьера прошла с большим подъемом и вызвала энтузиазм среди публики и критиков. Ф. Кони[169 - Кони, Федор Алексеевич (1809–1879) – русский драматург, театральный критик, мемуарист, переводчик, историк театра.] в журнале «Репертуар и Пантеон» назвал «Сатаниллу» одним из «прелестных вымыслов фантазии, которые со времен Дидло и старика Тальони почти вовсе не появлялись на европейских сценах»[170 - Цит. по: Петров О. Русская балетная критика конца XVIII – первой половины XIX века. М.: Искусство, 1982. С. 234, 236.]. Высоко оценил критик и искусство исполнителей, прежде всего Е. Андреяновой в роли героини: «Ее природная живость, быстрота и ловкость движений, подвижное, выразительное лицо и в особенности увлечение, с которым она вообще исполняет все свои роли (и которое здесь обнаруживается во всей своей силе), – придали этому характеру жизнь и колорит, увлекательный и вместе с тем поражающий»[171 - Там же.].

О Мариусе Петипа, выступившем в роли Фабио, критик писал как об артисте, в котором есть «неоценимое достоинство: он старается передавать балетные характеры просто и естественно, без особенно сильной жестикуляции и форм, искони сохранившихся по театральным преданиям… Лицо Петипа выразительно, и он мимикой дополняет то, что отвергает в пластике»[172 - Там же.]. Высоко оценил рецензент и исполнение Петипа-отцом роли Ортензиуса: «В нем виден ловкий и опытный артист, комик благородный, не позволяющий себе ничего лишнего на потеху невежеству, но умеющий быть забавным без фарса, одной тонкой иронией и простодушием»[173 - Там же.]. Видимо, не зря подчеркивал Мариус Петипа в мемуарах, что его «отец исполнял в нем [в спектакле] роль наставника и имел большой успех».

Хвалебных отзывов критики удостоилась и сценография спектакля. Особенно рецензенты выделяли декорации, созданные «магом и чародеем» декорационного искусства А. Роллером[174 - Роллер, Андреас (нем. Andreas Roller, в России – Андрей Адамович Роллер; 1805–1891) – немецкий и российский живописец перспективных видов и театральных декораций. Декорации Роллера в 1834–1866 гг. не уступали лучшим произведениям того же рода, которыми обставлялись представления на главных театральных сценах Европы; он выказывал в них неистощимую находчивость фантазии, вкус и мастерское знание перспективы. Уважая его искусство как декорационного живописца, императорская Академия художеств присудила ему в 1839 г. звание академика, а в 1856 г. – «профессора перспективной живописи».]. Последователь немецкого романтизма с его приверженностью к экзотике Востока, этот театральный художник и механик, приехав в Россию, как нельзя лучше угодил русским имперским вкусам. Главным его достоинством было непревзойденное умение придумывать и воплощать на сцене настоящие чудеса. Одно из главных – световые эффекты. Для воссоздания набирающего силу рассвета, всегда поражавшего зрителей, он, например, использовал реостат[175 - Реостат – электрический аппарат, изобретенный Иоганном Христианом Поггендорфом, служащий для регулировки силы тока и напряжения в электрической цепи путем получения требуемой величины сопротивления. Как правило, состоит из проводящего элемента с устройством регулирования электрического сопротивления. Изменение сопротивления может осуществляться как плавно, так и ступенчато.].

В «Сатанилле», как подчеркивал Ф. Кони, художник придумал освещение сцены свечами, которые «тухнут и зажигаются по мановению волшебства… Но самая чудная и поразительная картина – это декорация ада. Здесь Роллер соединил оба свои таланта, как машинист и декоратор, и, кажется, превзошел самого себя… Это дивная, живая, движущаяся картина подземного царства, которая невольно поражает душу и овладевает воображением. Это фантастические птицы и змеи, вьющиеся по воздуху, это реки кипучей лавы… именно таковы, как их может только создать фантазия поэта и передать кисть такого художника, каков г-н Роллер. Честь и слава ему!»[176 - Цит. по: Петров О. Русская балетная критика конца XVIII – первой половины XIX века. М.: Искусство, 1982. С. 238–239.]

Посвятил хвалебные строки Ф. Кони и Константину Лядову, оркестровавшему, как утверждал критик, балет и сочинившему для него примерно треть музыки: «…номера его, по свежести и оригинальности, едва ли не лучшие во всем балете. Г-н Лядов – одно из замечательнейших русских музыкальных дарований…»[177 - Там же. С. 239.]. Существует, правда, точка зрения, что эта заслуга принадлежит его старшему брату, А. Н. Лядову[178 - Лядов, Александр Николаевич (1818–1871) – дирижер оркестра санкт-петербургского балета.], в 1847 году назначенному дирижером оркестра Санкт-Петербургского балета. Драматический актер императорской труппы A. A. Нильский[179 - Нильский, Александр Александрович (настоящая фамилия Нилус; 1840–1899) – русский актер. Написал книгу воспоминаний «Закулисная хроника. 1856–1894». 2 изд.: СПб., 1897, СПб., 1900 (до того опубликованы в «Историческом Вестнике» в 1893–1894 гг. и в 1899 г.).] писал в книге воспоминаний, что авторство принадлежало именно Константину Николаевичу Лядову, а дело обстояло таким образом: «Директор театров A. М. Гедеонов в 1848 году торопился постановкою нового балета „Сатанилла“, в котором главную роль исполняла Андреянова, его фаворитка. Балет был уже совсем готов: сделана обстановка, декорации, срепетованы танцы и сцены; недоставало только оркестровых нот, заказанных в Париже. Задержка их была слишком продолжительна: дирекция чуть ли не каждый день посылала в Париж запросы, а оттуда отвечали отсрочками. Гедеонову вся эта переписка так надоела, что он призвал к себе К. Н. Лядова и попросил его немедленно оркестровать весь балет по одной партитуре для первой скрипки, пообещав его за это хорошо наградить. Лядов взялся за этот огромнейший труд и, к изумлению Александра Михайловича, в несколько дней одолел его блестящим образом. Он сделал такую оркестровку, что до сих пор она считается лучшею в музыкально-балетном репертуаре…»[180 - Нильский А. А. Закулисная хроника. 1856-1894. СПб.: Издание Товарищества «Общественная Польза», 1900.].

И все же вершиной «Сатаниллы», явившейся зрителям в то время, когда интерес к балету в Санкт-Петербурге угасал, стали, наряду с сильными драматическими сценами, танцы. Порой в постановке встречались и дивертисментные номера, недостаточно связанные с сюжетной основой, но они были так хороши, что вызывали восторг у зрителей. По признанию Р. Зотова, особый всплеск эмоций «произвела мазурка в четырнадцать пар, где мужчинами были также самые миловидные из наших корифеек… прелестнейший танец, который то же, что pas de manteaux в „Пахите“». Он рассказывал о том, как одобрительно принята была «живая, огненная тарантелла, в которой видишь все жгучие страсти юга», о том, как «невольницы танцуют прелестное pas de ch?le» и т. д.[181 - Р. З[отов]. Большой театр. Бенефис г-жи Андреяновой: «Сатанилла, или Любовь и ад» // Северная пчела. 1848, 19 февраля. № 40. С. 158–159.]

Первые опыты М. Петипа-хореографа на петербургской сцене – «Пахита» и «Сатанилла» – оказались успешными, хотя не следует забывать, что он ставил эти балеты не целиком, а только некоторые танцы. И все же в лучших сценах он сумел достичь и содержательности, и психологической глубины хореографического действия. Одновременно с этим молодой постановщик нашел средство для создания «великолепного спектакля», иными словами, зрелища, в ходе которого пестро, темпераментно и изысканно сменяли друг друга сольные номера и массовые ансамбли. Свои находки, как россыпь драгоценных камней, он берег и тщательно сохранял, невзирая на некоторые противоречия. Собственно, в их столкновении и борьбе и будет протекать почти вся дальнейшая жизнь М. Петипа-хореографа. Пока же он – молодой танцор, ревностно исполняющий свои обязанности в театре. Но если позволяют обстоятельства, обязательно старается заявить о себе как о хореографе.

Так закончился первый сезон Мариуса Петипа в России. Им с отцом полагался заслуженный отпуск, и логично было бы провести его на Родине, во Франции. Но еще в феврале там разразилась буржуазно-демократическая революция. Ее задачами было установление гражданских прав и свобод. В результате народных волнений 24 февраля 1848 года от престола отрекся некогда либеральный король Луи-Филипп I, и в стране была провозглашена Вторая республика. В дальнейшем ходе революции, после подавления социал-революционного восстания в июне 1848 года, президентом государства был избран племянник Наполеона Бонапарта Луи-Наполеон Бонапарт.

События во Франции стали искрой, разжегшей пламя либеральных восстаний во многих государствах Западной Европы. Слухи оттуда доходили тревожные, особенно из Парижа. Русская власть была взволнована происходящим и, как это часто бывает, переусердствовала, запретив своим подданным и тем, кто жил и работал на территории Российской империи, переписку, даже с родственниками. Учитывая все эти обстоятельства, отец и сын Петипа остались на лето в России.

Многие петербуржцы, в особенности состоятельные, предпочитали проводить лето за городом, на дачах. Среди них было немало заядлых театралов, зазывавших французских артистов в гости. И те часто принимали приглашения, гостили у поклонников, развлекая их рассказами и выступлениями. В один из таких беззаботных летних дней Мариус, незадолго до этого перешагнувший тридцатилетний рубеж, познакомился с очаровательной модисткой Терезой. Вспыхнул роман, имевший в дальнейшем приятные последствия.

Глава VIII

УСПЕХ И НЕПРИЯТНОСТИ МОСКОВСКИХ ГАСТРОЛЕЙ

А. Г. Гедеонова и его помощников волновало состояние дел в московских императорских театрах: они явно не оправдывали затрачиваемых на постановки средств. Это касалось и балетной труппы, где не хватало первых исполнителей. Поэтому время от времени начальство отправляло на гастроли в Первопрестольную своеобразный «десант», состоящий из лучших столичных артистов, заслуживших признание публики и критики. Осенью 1848 года в его состав вошли Е. Андреянова и оба Петипа – отец и сын. Они должны были представить вниманию театралов «Пахиту» и «Сатаниллу», а открыть выступления «Жизелью».

Вскоре после их приезда в Москву выяснилось, что дирекция императорских театров пригласила выступать в Санкт-Петербурге прославленную танцовщицу Фанни Эльслер. Узнав об этом, Мариус загорелся идеей встретиться с ней, надеясь, что госпожа Эльслер не забыла об их совместном выступлении в Париже. Правда, тогда он был лишь начинающим артистом, зато сейчас – первый танцовщик на столичной сцене! Это давало ему надежду на партнерство с выдающейся балериной. Стремление выступить с ней еще больше усилилось после публикации «Санкт-Петербургских ведомостей», в которой сообщалось о появлении знаменитости, ставшем важным событием для столичных балетоманов: «Ее встретили, как и подобает встречать европейскую знаменитость. Она явилась к нам, озаренная славой, огромная молва уже успела протрубить об ней чуть не во всех частях света. Она собирала рукоплескания, цветы, стихи, серенады, золото… Теперь она приехала на холодный север пожинать подснежные лавры»[182 - Гн-нъ. Первый дебют Фанни Эльслер // Санкт-Петербургские ведомости. 1848, 7 октября. № 224. С. 898.].

В конце 1848 года в Санкт-Петербург приехал также прославленный французский танцовщик и балетмейстер Жюль-Жозеф Перро[183 - Перро, Жюль-Жозеф (1810–1892) – французский танцовщик и балетмейстер, один из крупнейших представителей балета периода романтизма.]. Как и Мариус Петипа, в юности он был учеником легендарного Огюста Вестриса, а впоследствии разработал собственный танцевальный стиль, великолепно подходящий для его отнюдь не идеальной фигуры. Громкий дебют молодого артиста, состоявшийся в 1830 году на сцене Гранд-Опера, был встречен публикой «на бис». Но со временем у Перро испортились отношения с его партнершей, танцовщицей Марией Тальони, и спустя несколько лет он был вынужден покинуть театр. Правда, карьера его от этого не пострадала: Перро успешно выступал на важнейших балетных сценах Западной Европы: в Лондоне, Милане, Вене и Неаполе. С 1836 года он начал ставить балеты, и самой значительной его работой была признана «Жизель». Успехи его как хореографа оказались столь значительны, что в 1845 году он смог получить согласие на участие в поставленном им па де катре сразу четырех известнейших европейских танцовщиц: Марии Тальони (несмотря на случившуюся ранее ссору), Карлотты Гризи, Люсиль Гран[184 - Гран, Люсиль (наст. имя Лусина Алексия Гран, 1819–1907) – датская танцовщица и балерина.] и Фанни Черрито[185 - Черрито, Фанни (Франческа) (1817–1909) – итальянская балерина.].

Слава артиста шла впереди него, и Перро с радостью приняли в Санкт-Петербурге. Что, узнав об этом, испытывал в душе молодой Петипа? В мемуарах он об этом не пишет, но, надо полагать, мечты о работе в качестве балетмейстера ему пришлось отложить «на потом». Театральное начальство его творческие устремления не волновали. Мариусу вместе с отцом и другими артистами было отдано распоряжение несколько месяцев работать в Москве.

Репетиции начались в середине октября, сразу же по приезде в Первопрестольную. Обычно перед значимыми спектаклями (в данном случае – перед гастролями столичных артистов) газета «Московские ведомости» публиковала информацию о предстоящем театральном событии и исполнителях главных ролей. Так произошло и на этот раз. Корреспондент, подписавшийся псевдонимом «А.», высказал ряд похвал русскому балету, умению артистов, особенно женщин, перенимать лучшее у западных гастролеров, особенно у М. Тальони. Автор подчеркивал, что Е. Андреянова «есть как бы отблеск славы Тальони на нашей сцене; эта энергическая и прекрасная танцовщица вполне обязана означенной знаменитой артистке своим образованием… Во всех балетах, где участвовала несравненная Тальони, являлась впоследствии на ее месте г-жа Андреянова, и нигде она не уронила своего пластического достоинства: г-жа Андреянова создала, можно сказать, „Пахиту“ и „Сатаниллу“»[186 - А. Сценическое извещение // Московские ведомости. 1848, 21 октября. № 127. С. 1161.]. О Петипа автор упоминал лишь как о партнере балерины.

Оба они впервые выступили перед московской публикой 23 октября в «Жизели». Через несколько дней была дана «Пери». Все эти дни Мариус думал о гастролях в Санкт-Петербурге Фанни Эльслер. Сетовал: некстати случились его гастроли, ох некстати! Репетиционные и сценические хлопоты отвлекали, конечно, от грустных мыслей, но о неиспользованных возможностях то и дело напоминало издание новой польки «Эльслер» капельмейстера В. М. Кажинского[187 - Кажинский, Виктор Матвеевич (польск. Wiktor Kazynski; 1812–1867) – польский скрипач, дирижер и композитор.], продававшееся в нотном магазине с отлично «литографированным портретом этой знаменитой танцовщицы».

23 ноября состоялось первое представление «Пахиты». Накануне в газете «Московские ведомости» появилось сообщение о том, что оно дается «в пользу первой танцовщицы Императорских Санкт-Петербургских театров, г-жи Андреяновой…». А незадолго до этого, 18 ноября, автор, подписавшийся как «Посетитель большого Петербургского театра», информировал читателей о назначенном на 23 ноября бенефисе артистки. В заметке был обещан парад танцев, среди которых лидировала, по мнению автора, сальтарелла. Это был один из лучших танцев балерины, специально вставленный в московскую версию «Пахиты». Упоминался партнер Андреяновой – Фредерик Монтасю[188 - Монтасю, Фредерик (1823–1889) – французский танцовщик. В 1846–1860 гг. работал в московском Большом театре.], а также то, что постановкой балета занимался Петипа-сын, «отец же его, г-н Петипа, один из лучших хореографов нашего времени… монтирует здесь другой превосходный балет, „Сатаниллу“»[189 - Посетитель Большого петербургского театра. Бенефис г-жи Андреяновой // Московские ведомости. 1848, 18 ноября. № 139. С. 1295.].

Успех «Пахиты» и исполнительницы главной роли – Андреяновой – был феноменальным. Как и предсказывал корреспондент «Московских ведомостей», сальтареллу артисты бисировали, а после окончания спектакля столичную балерину забросали цветами. Все вроде бы шло отлично, но нашлись зрители, которых не радовал восторг «всей Москвы». Любимица здешней публики Екатерина Санковская[190 - Санковская, Екатерина Александровна (1816–1878) – русская артистка балета.] давно и серьезно болела, и ее в каком-то смысле заменяла молодая артистка балета Ирка Матиас[191 - Матиас, Ирка (1829–1858) – венгерская балерина. В 1847–1853 гг. танцевала в Москве.], приехавшая из Венгрии. А ее партнером был Ф. Монтасю. Накануне показа «Пахиты» они исполняли качучу и болеро «De Cadix» в «Гитане», но… не имели такого же успеха. И это очень не понравилось поклонникам Матиас. Как показали дальнейшие события, кое-кто из них затаил злобу.

А дальше – больше. Успех петербургских артистов становился все заметнее. «Пахиту» давали через каждые два дня. И вот в начале декабря театральное начальство решило предоставить возможность Андреяновой отдохнуть, запланировав «Жизель» с Матиас и Монтасю. Ирка Матиас, донельзя раздраженная успехами Андреяновой, которую она считала соперницей, решила пойти на хитрость и сказаться больной. Дело обычное, ей бы поверили, но партнер проговорился, и начальство тут же заменило «Жизель» на «Пахиту». Недовольство артистки и ее поклонников нарастало как снежный ком. И в итоге привело к грандиозному скандалу, навсегда оставшемуся в театральных анналах.

А произошло вот что. В первом акте «Пахиты» Андреянова и Монтасю блестяще исполнили сальтареллу, и зрители потребовали ее повторения. Но после окончания танца, когда на артистов обрушился шквал аплодисментов, кто-то бросил с верхнего яруса на сцену, как пишет в своих мемуарах М. Петипа, «черную кошку (дохлую), к хвосту которой привязана была карточка с такой надписью: „Первой танцовщице спектакля“». Балерина «упала в обморок, и кавалер унес ее за кулисы. Однако публика возмущена была оскорблением, нанесенным артистке, и вступилась за нее: несколько минут спустя ее уже вызывали, всякий раз встречая бурными аплодисментами»[192 - Мариус Петипа. Материалы… С. 38.]. Об этом вспоминает Мариус в своей книге.